После падения Советского Союза жители посткоммунистических стран тянулись к Европе, но сегодня ситуация изменилась кардинально.
Такое мнение выразилбританский журналист Джон Ллойд.
Чуть более четверти века назад Европа праздновала конец раскола, навязанного ей коммунизмом еще во времена Второй мировой войны.
Лех Валенса, польский электрик, перелез через стену судоверфи в Гданьске, где работал, чтобы присоединиться, а впоследствии и возглавить забастовку рабочих. Тогда была зажжена искра, которая через 10 лет и после тюремного срока распалила в стране революцию. В 1990 году Валенса был избран президентом Польши.
Вацлав Гавел, чешский писатель и диссидент, который годами удерживался в неволе за противостояние коммунистическому правительству, в конце концов, стал лидером чешских демократов, которые сумели высказать разочарование, охватившее страну на тот момент. В 1989 году он был избран президентом тогда еще объединенной Чехословакии.
Йожеф Анталл, потомок венгерского дворянства, был в оппозиции и к венгерским фашистам, и к коммунистам. Впоследствии его заключили в тюрьму за помощь в проведении восстания 1956 года против Советского Союза. Анталл также сыграл ключевую роль на переговорах конца 80-х годов, приведших к упразднению коммунистической власти в стране. В 1990 году он был избран премьер-министром Венгрии.
Эти политики сумели вдохновить своих сограждан и стали героями для всего демократического мира. Считалось, что они стоят в авангарде людей, которые вскоре будут расти и процветать в избегающей каких-либо проявлений авторитаризма Европе. Тогда Гавел мог с полной уверенностью говорить, что коммунисты у власти выработали у чехов «глубокое недоверие ко всякого рода обобщениям, идеологическим клише, банальностям, слоганам, интеллектуальным стереотипам… теперь у нас в большой мере есть иммунитет ко всем гипнотическим соблазнам, даже к традиционно убедительным национальным и националистическим их разновидностям».
Однако сегодня, кажется, все совсем не так. В Польше, самой большой и успешной стране Центральной Европы, к власти пришла партия Права и Справедливости, которая активно занимается переформатированием работы государственных институтов с тем, чтобы их власть могла справиться со всеми возможными проблемами. Правительство стремилось ввести в состав конституционного суда своих сторонников, дабы они составили там большинство; расширило полномочия спецслужб и поставило во главе своего сторонника; а также прописало в законе меру, которая ставит государственных вещателей под непосредственный контроль власти.
Ярослав Качиньский, лидер Права и Справедливости и бывший премьер-министр Польши, движет повестку дня польского правительства в сторону выполнения одной конкретной цели: превратить Польшу в страну, руководимую католицизмом и независимую от внешнего влияния – как со стороны стран Западной Европы, так и со стороны России, – максимально отвергая при этом современный либерализм и западноевропейское влияние.
В этом стремлении он руководится примером соседней Венгрии. У него тесные отношения с венгерским премьер-министром Виктором Орбаном, а 6 января они провели длительные шестичасовые переговоры.
Когда-то Орбан был близким соратником Анталла – когда речь шла о превращении Венгрии в демократическую страну. Тем не менее, после первой победы на выборах, которую он одержал в 2010 году, Орбан успешно запугал левую оппозицию, притеснил свободу СМИ, заполнил конституционный суд своими сторонниками, изменил избирательную систему страны в угоду своей партии и достаточно сильно притеснил деятельность гражданского общества.
Кажется, Орбан и Качиньский разошлись мнениями лишь по одному вопросу – отношению к Владимиру Путину. Если Орбан и Путин испытывают друг к другу взаимную симпатию, то Качиньский считает путинский режим ответственным за смерть его брата Леха, бывшего президента Польши, погибшего в авиакатастрофе в России.
Сегодняшняя Чехия, тем временем, не является авторитарной, однако обещание Гавела – о том, что его страна будет сердцем Европы, маяком свободы, вежливости и трудолюбия – рассыпалось. Чешский президент Милош Земан появился на нескольких телевизионных мероприятиях пьяным, а также присоединился к яростному антимусульманскому митингу в Праге, прошедшему в прошлом году. Как и Орбан, Земан является фанатом Путина – не слишком-то популярная позиция среди тех чехов, которые еще помнят советские времена.
Те, для кого Гавел был героем и примером, теряют веру в страну. Истван Леко, редактор ежедневного издания Lidove Noviny, во время недавней беседы в Праге сказал мне: «Мы не понимали, что происходит. Считали, что мы на той же стороне, что и новые чешские политики, как Гавел. Мы писали о коммунистах, о СТБ [тайной полиции], о прошлом… тем временем между политиками и новыми бизнес-элитами быстро сформировались отношения. Начинался новый период коррупции».
Эта коррупция разъедает доверие граждан. Кажется, победить ее невозможно. Целые волны новых (или старых) политиков приходят к власти, используя антикоррупционный билет, но слишком многие из них впоследствии открывают для себя корыстные стороны власти, и наслаждаются их использованием. Премьер-министр Румынии Виктор Понта ушел в отставку в прошлом году по многочисленным обвинениям в коррупции и злоупотреблении служебным положением. В бывшем коммунистическом мире он не один такой.
Все эти правительства являются частью Европейского Союза, и они все меньше и меньше чувствуют преданность по отношению к нему, с притоком беженцев в Европу ситуация только усугубилась. Большинство этих стран последовали более раннему примеру Словакии и закрыли свои границы. Немцы угрожали применением против них правовых мер, требуя снова открыть кордон, однако массовые атаки на кельнском вокзале, в ходе которых молодые мужчины ближневосточной внешности совершили массовые нападения на людей, этот моральный императив ослаб. После попытки политиков и полиции скрыть произошедшее в Германии поднялась волна гнева против политики массового приема мигрантов.
После падения Советского Союза жители посткоммунистических стран тянулись к Европе и стремились обрести полный арсенал прав, однако сегодня они отходят от своих обязанностей. Вместо этого среди них возрождается патриотический, нетерпимый к либеральной оппозиции дух. Такие новшества, как права геев, им кажутся аморальными или тревожными.
Но и это, кажется, пройдет. Один мой молодой польский друг, который работает (как и многие другие поляки) в Великобритании, сказал мне, что «за Качиньского проголосовали люди постарше; мы, молодежь, не голосовали и это было нашей ошибкой». Недавний опрос показал, что 56% поляков не согласны с теми или иными действиями нового польского правительства, но им нужно новое вдохновение, а еще им нужны рабочие места. И это большая задача для Европы, которая сегодня увядает.
