Есть расхожее мнение о том, что белорусское "сегодня" – это российское "завтра". Что монументальность Кремля и его монополия на общественную жизнь будут давать метастазы. Вполне возможно. Но даже если и так, то украинское "сегодня" – это российское "послезавтра", - пишет Павел Казарин.
Любой процесс можно и нужно рассматривать в динамике. И в этом смысле российский вектор определен: жесткая вертикаль, регулярная прополка гражданского общества и всевозможный общественно-политический Босх. Но это лишь краткосрочная перспектива. Ее создание и поддержание опять же возможно лишь в ситуации, когда система не идет вразнос.
В той же Беларуси она стабильна именно за счет российских ресурсов. Тех самых косвенных российских дотаций, благодаря которым официальный Минск умудряется консервировать у себя в стране Советский Союз образца 1990-го года, но только с сорока сортами колбасы на полках. И нет ничего удивительного, что в условиях надвигающегося на Россию кризиса Александр Лукашенко пытается вновь торговать своей лояльностью на Западе, занимая у МВФ и выпуская политзаключенных.
То, что мы наблюдаем сегодня в России – это закат любых попыток паразитировать на ренте и перераспределении. Да, первой реакцией Кремля будет как раз попытка засыпать любую нелояльность дустом. Но проблема в том, что сами по себе кнуты не способны выполнить центростремительную функцию пряников – формула “пока я ем, я глух и нем” работает лишь тогда, когда адресат сыт. А с этим в условиях кризиса все больше проблем.
И потому любое “белорусское завтра” в России – не навсегда. В какой-то момент из этой ситуации придется выходить: либо эволюционным путем, если предохранители здравого смысла сработают. Либо это произойдет вопреки воле тех, кто надеется усидеть в креслах – и тогда сценарий будет куда менее привлекательным. И следующим этапом после этого слома, реальностью российского “послезавтра” станет как раз-таки украинское “сегодня”.
То, что в России принято называть “украинским хаосом и безвластием”, на деле является лишь попыткой страны договориться о самой себе. Если бы у Украины было нефтегазовое обезболивающее, то регулярные финансовые уколы могли бы снять на время эту необходимость. Но такого анестетика у Киева нет. И те, у кого этого самого обезболивающего скоро не станет – должны иметь это в виду.
Российский этатист может гордиться единодушием Госдумы, но это все равно, что гордиться мраморным автомобилем. Который красив, монументален и чертовски эстетичен. И единственная проблема которого в том, что он не ездит.
Потому что задача парламента как раз в том и состоит, чтобы балансировать интересы и находить компромиссы. Чтобы в каждом законе учитывать запрос максимального числа общественных групп. Если в законодательном органе царит единодушие, то это не значит, что общество монолитно. Это значит, что его интересы в парламенте не представлены.
И точно так же бессмысленно бороться с оппозицией. Потому что законы политической природы не обмануть. А они звучат просто: авторитарному режиму способна противостоять только лишь авторитарная оппозиция. В конце концов, нет ничего случайного в том, что радикальная в своих методах ОУН-УПА была единственной силой, которая дольше всех противостояла советской системе.
Российская стабильность не является следующим этапом развития по сравнению с украинской махновщиной. Она является ее предтечей. В тот момент, когда накопленные за тучные нефтегазовые “нулевые” запасы резервов подойдут к концу – система встанет перед выбором. Либо выходить из политического анабиоза и начинать диалог, либо пытаться продлить наркоз. Во втором случае есть шанс перейти точку невозврата. В первом – придется внимательно изучать опыт Киева.
Потому что украинский пример – это история про то, что случается со страной, которая пытается за короткий срок наверстать упущенное за годы бездействия. Это образец того, как сочетается необходимость договариваться с массовым патернализмом и узкой прослойкой гражданского общества. Это пример того, как элиты застряли в прошлом, тогда как новое время ставит перед государством совершенно иные – незнакомые – вызовы. Но кто сказал, что завтра точно такие же задачи не будут стоять перед российским обществом?
И кто знает, быть может завтрашней России придется брать пример именно с сегодняшней Украины.
