Самая большая проблема России в том, что единственный институт, который в ней есть – это даже не Институт Президента, а Институт Путина.
Российский президент проводит пресс-конференции уже полтора десятилетия. И если первую половину этого срока подобные мероприятия были ценны ответами, то теперь они важны вопросами, – пишет Павел Казарин.
Отличительный признак нормальной страны – это наличие политических институтов. Они как отрезанный уголок у сим-карты – выполняют функцию защиты от дурака. Отрезанный уголок у сим-карты не позволяет вставить ее в телефон неправильно, а наличие институтов и распределенность властей не позволяет одному человеку допустить критическое число ошибок, которые могут обрушить государство.
И самая большая проблема России именно в том, что единственный институт, который в ней есть – это даже не Институт Президента, а Институт Владимира Путина.
Собственно, только этим можно объяснить неугасающее внимание к ежегодным пресс-конференциям российского президента. Потому что в конце года в прямом эфире в зоне доступа журналистов оказывается тот самый человек, который способен без оглядки на что-либо, включая здравый смысл, принимать ключевые решения по любым вопросам. В его власти – начать войну и устроить вторжение.
Политология работает только там, где есть политические институты – она, собственно, как раз изучает взаимодействие между ними. А там, где таких институтов нет, функцию политологии должен выполнять психоанализ. И каждый год эксперты всматриваются в российского президента, пытаясь понять по его речи, мимике и жестам – чего ждать? Разгневан? Умиротворен? На какие вопросы раздражается? В каких выражениях шутит о врагах и союзниках?
Впрочем, если судить по этому году, то нынешний формат пресс-конференции явно устарел. Хотя бы потому, что российский президент, судя по всему, по ряду вопросов имеет смутное представление о ситуации в собственной стране. Отсюда – рассказы о москвичах, которые могут бесплатно парковаться у собственных домов (на самом деле нет). Отсюда – рассказы про одинаковый транспортный налог у грузовиков и легковых авто (на самом деле нет). Отсюда – рассказы о том, что Россия не будет вводить против Украины санкции (на самом деле нет).
По-хорошему, новый формат пресс-конференции должен проходить с теми же участниками, но только не Владимир Путин должен рассказывать журналистам о ситуации в стране, а наоборот. А он может задавать уточняющие вопросы. Впрочем, в какой-то мере уже сейчас так и происходит.
Если обратить внимание, то те журналисты, которые работают с негосударственными СМИ, стремятся не столько задать сам вопрос, сколько рассказать предысторию дела. И это закономерно. В современном российском медиаполе существует огромное число тем нон грата – тех событий, о которых на центральных телеканалах не говорят или говорят вскользь. И только из вопроса журналиста в прямом эфире (а пресс-конференция президента России транслируется в прямом эфире) российский обыватель может узнать о масштабе протеста дальнобойщиков, о проблеме усыновления детей или судьбе плененных в Украине российских спецназовцах из Тольятти. Ответ президента не столь уж и важен – в его власти перевести разговор на другую тему или же уйти от ответа. Поэтому постановка вопроса сама по себе является самодостаточной ценностью.
Впрочем, этот момент не меняет главного: до тех пор, пока пресс-конференция российского президента будет оставаться единственным мероприятием из области публичной политики в России – страна обречена. До тех пор, пока российский президент остается единственным носителем власти в стране – никакие перемены невозможны. У российской политической сим-карты не отрезан уголок, а значит, защиты от дурака у нее нет.
И голый король продолжит ездить по улицам в абсолютной тишине.
