Результат энергетической блокады Крыма станет ясен после ответных ходов Кремля. Без краха экономики агрессора оккупированные территории не вернуть, пишет на портале ЛИГА журналист Виталий Портников.
Продуктовая блокада Крыма должна рано или поздно перейти в энергетическую фазу – это было ясно с первого дня организации акции. Исчезновение с крымских рынков украинских продуктов имело в первую очередь символическое значение для нас самих – вот, не нужно торговать с оккупированной территорией, возможно, сказалось на покупательной способности самих крымчан – но для российского руководства и крымской власти не имело ровно никакого значения. Именно поэтому с первого дня акции ее организаторы предупреждали, что со светом может произойти то же самое, что и с продуктами – если оккупационная администрация не обратит на них внимание, не прекратит политические репрессии, не обеспечит нормальные условия жизни на полуострове тем, кто не согласен с оккупацией. Но никакого внимания на организаторов блокады никто, как и следовало ожидать, не обращал – и не только из-за непонимания ситуации, а еще и из-за очевидной марионеточности тех, кто руководит Крымом.
Для Кремля нет никакого “особого статуса” полуострова, оккупированной территории – как и нет ни крымскотатарского народа, ни Меджлиса. Есть просто субъект федерации, есть граждане – и есть какие-то подстрекатели из-за границы, которые мешают этому субъекту нормально жить. Кремлю не впервой с такими подстрекателями бороться – утверждая режим Кадырова в Чечне, он развернул самую настоящую охоту за представителями руководства Ичкерии по всему миру. Правда, эти самые бывшие руководители не могли выключить свет в Чечне. А у крымских татар – или у тех, кто им сочувствует – получилось.
Аннексию удастся преодолеть благодаря трем причинам – краху экономики страны-агрессора, постоянному поддержанию международного интереса к проблеме и порождающему репрессии внутреннему сопротивлению в Крыму.
И все же – нужно сказать это сразу, чтобы не было никаких иллюзий – это никакая еще не энергетическая блокада. Пока что это только разведка энергетической блокадой. И тут важно, чем ответит Путин. Если окажется, что Россия способна создать Украине – даже в ущерб себе самой – энергетические проблемы, сравнимые с теми, которые переживает сейчас Крым – то удовлетворение по поводу блокады сменится раздражением и претензиями и в адрес ее организаторов, и в адрес властей. Тогда окажется, что благополучие Украины неотделимо от благополучия Крыма и ради того, чтобы не замерзнуть и не погрузиться во тьму, мы должны делать все для сохранения стабильности на оккупированном полуострове – чтобы там ни происходило. Если окажется, что вместо отказа от репрессий против крымскотатарских активистов эти репрессии только усилятся – теперь уже как “ответ за свет” – то никакого нового рычага давления на крымское руководство у организаторов блокады уже не будет, они смогут только наблюдать за происходящим. И это – еще самые малые последствия того, что могут предпринять в Кремле в качестве “ответки”. Попыток захватить территорию, на которой находятся опоры, тоже не стоит исключать – в Москве легко объяснят такое вторжение “борьбой с терроризмом” и будут поддержаны как общероссийским, так и крымским общественным мнением – вот, Владимир Владимирович, что твой Прометей, возвращает свет людям, демонстрируя беспомощность и злокозненность украинских властей. России к таким авантюрам не привыкать – схожим образом российские “миротворцы” захватывали международный аэропорт в столице Косово Приштине – и тогда, кстати, Россия была куда ближе к настоящей войне с Западом, чем сейчас.
Кстати, о Западе: вопрос о санкциях практически решен, их все равно продлевают на ближайшие полгода, российская дипломатия и так сделала все, что смогла, воспрепятствовав годичному продлению санкций. Так что Путин может действовать смело – а в том, что он будет действовать, у меня сомнений нет. И только после того как мы поймем, каким будет ответный ход Кремля и сможем ли мы на него адекватно отреагировать, стоит обсуждать вопрос о настоящей результативности энергетической блокады.
И еще один важный момент: имеет ли какое-либо отношение блокада полуострова к его возвращению в состав Украины? Нет. Не имеет. Мы ведем себя с Крымом так, как будто это сепаратистский, отделившийся регион и мы должны что-то доказать его населению. А Крым – как, впрочем, и Донбасс – никакой не отделившийся регион. Это – оккупированная территория. И какими бы ни были настроения населения этой территории, решать ее судьбу будет оккупант. И если мы в самом деле считаем, что проблемы населения оккупированной территории действительно влияют на оккупанта, мы глубоко заблуждаемся. Напротив, эти проблемы в очередной раз помогают оправдать оккупацию – видите, от каких варваров, какого беззакония, какого бандитизма мы вас спасли! Лучше уж какое-то время посидеть без света, чем оказаться в составе такого анархичного, ставшего “добычей радикалов” государства. Это то, что будет российская официальная пропаганда втолковывать населению Крыма – и то, с чем многие будут без особых сомнений соглашаться.
Но дело даже не в этом.
Дело в отсутствии в украинском обществе понимания простого факта: восстановление территориальной целостности Украины возможно исключительно вследствие ослабления оккупационного режима не в Симферополе или Донецке, а в Москве. Только в Москве.
В декабре 1975 года Индонезия аннексировала португальскую колонию Восточный Тимор и объявила ее своей 27-й провинцией – несмотря на провозглашение властями колонии государственной самостоятельности Тимора. Индонезийская аннексия не была признана ни одной другой страной, кроме Австралии. В самом Тиморе с переменным успехом шла партизанская война. Людей убивали, помещали в концентрационные лагеря, насиловали, морили голодом. Повстанцы жестоко расправлялись с коллаборционистами. Лидер повстанцев, будущий первый президент Тимора Шанана Гусман находился в заключении. Продолжалось все это почти 25 лет. В начале 90-х я встретился в Стокгольме с будущим вторым президентом Восточного Тимора, министром иностранных дел правительства в изгнании и лауреатом Нобелевской премии мира Жозе Рамушем-Ортой. Я понимал, что Украина – или какая-либо другая страна на постсоветском пространстве – может столкнуться с аналогичной ситуацией – и хотел выяснить, на что, собственно, рассчитывает восточнотиморский политик. Индонезия – региональный гегемон, с которым никто не хочет ссориться. Для индонезийцев – “Тиморнаш”, они уверены, что спасли территорию от колониализма и радикалов. Многие жители Тимора давно смирились с аннексией и встроились в “новый порядок” индонезийского президента Сухарто. Что дальше?
Рамуш-Орта ответил, что его задача – поддерживать постоянное внимание к проблеме. Он понимает, что тиморские повстанцы не освободят страну и что международное сообщество не может заставить индонезийцев уйти. Но в случае ослабления режима в Джакарте может возникнуть совершенно иная ситуация и новые возможности.
Он оказался прав. Экономический крах Индонезии – в котором, кстати, история с Тимором сыграла не последнюю роль – заставил преемников президента-оккупанта Сухарто согласиться с отказом от аннексии. Сегодня Восточный Тимор – независимое государство. Аннексию удалось преодолеть благодаря трем причинам – краху экономики страны-агрессора, постоянному поддержанию международного интереса к проблеме и порождающему репрессии внутреннему сопротивлению.
Если мы хотим вернуть контроль над Крымом, сочетания всех этих трех факторов нам тоже не избежать.
