Упоминание о необходимости строить новые экспортные трубопроводы порождает лишь ужас — Россия уже сегодня чемпион по их протяженности и пропускной способности, и пора бы заняться чем-то еще.
Только что завершившийся в Тегеране третий саммит Форума стран — экспортеров природного газа прошел в крайне напряженное для энергетического рынка время. Цены на газ на спотовом рынке США упали с начала года более чем на 37%, конкуренция на рынке обостряется, покупатели все чаще требуют пересмотра цен по долгосрочным контрактам. Главная российская газовая монополия, «Газпром», глава которой в 2008 году прочил ей капитализацию в $1 трлн «через 7–8 лет», на лондонских торгах стоила накануне саммита менее $55 млрд.
Владимир Путин, посетивший саммит, выступил на нем с речью, которая сочетала совершенно правильные (хотя и абстрактные) призывы с очевидно малозначащими констатациями и сомнительными обещаниями. Так, например, он призвал к тому, чтобы «наравне с производителями газа инвестиционные риски несли и будущие потребители», подчеркнул важность развития производства сжиженного природного газа и торговли им. Президент заявил, что Россия намерена нарастить добычу газа с 578 до 885 млрд куб. м к 2035 году и увеличить производство сжиженного природного газа до 60 млн тонн к тому же времени, планируя расширить свою долю на мировом рынке этого товара с 4 до 13%. Наконец, наиболее пристальное внимание оратор уделил насущной ныне необходимости «кардинально ускорить освоение новых месторождений [и] ввести в строй дополнительные трубопроводы… период окупаемости которых растянется на десятилетия вперед».
По моему мнению, бóльшая часть сказанного имеет отдаленное отношение к реальности.
Начнем с очевидного: под разговоры о важности газовой отрасли и усилия по ее централизации и деприватизации добыча газа в России не увеличивается (за последние 10 лет она балансирует на одном и том же уровне: между 580 млрд куб. м и прошлогодними 578 млрд), а у главного производителя, «Газпрома», быстро сокращается (за тот же период с 548 до ожидаемых 427 млрд куб. м). За этот период (а В. Путин совершенно справедливо отметил в Тегеране, что газовая отрасль является одной из самых динамичных в мировой энергетике) общая добыча газа в мире выросла более чем на 24% — и теперь на долю России приходится всего 16,7% общемировой добычи (стоит, наверное, напомнить, что в последние годы существования СССР показатель отдельно взятой РСФСР приближался к 30%, а в 2000 году находился на отметке 21,8%). Каким образом российские власти намерены повысить добычу в предстоящие годы более чем на 200 млрд куб. м при истощающихся базовых месторождениях, повышении себестоимости добычи и понижающихся ценах на газ — большая загадка. Не меньшая тайна кроется и в планах наращивания доли на рынке сжиженного природного газа (СПГ): сегодня Россия обеспечивает выработку 14,5 млн тонн данного ресурса, что действительно составляет 4% мирового производства, однако рост до 60 млн тонн и 13% предполагает, что мировой рынок СПГ будет расти максимум на 1% ежегодно (хотя в последние годы темпы роста не опускались ниже 5–6%). Если же принять нынешний тренд, следует ожидать в лучшем случае повышения доли России до 7% (т. е. до уровней, вовсе не позволяющих быть эффективным маркет-мейкером), да и то в случае, если найдутся источники для инвестиций в развитие мощностей по сжижению газа не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах. Не имеет отношения к реальности и сообщение о развитии биржевой торговли газом на Санкт-Петербургской бирже: там обращаются только контракты на поставку газа на внутреннем рынке, а глобальный трейдер «Газпрома» — Gazprom Marketing & Trading, чей переезд из Лондона в Петербург анонсировался еще год назад, открыл за это время новые офисы в Цуге и Сингапуре, но к северной российской столице так и не приблизился. Поэтому (как бывало и прежде) рассказам о наших великих перспективах, тем более обращенных к «товарищам по несчастью», я бы не слишком доверял — гораздо более интересны предложения президента, обращенные к потребителям газа.
Можно, конечно, поспорить с тем, что в эпоху стремительного изменения главных центров спроса, переформатирования направления поставок и весьма неустойчивого экономического роста в разных регионах мира главное, что нам нужно, — это введение в строй дополнительных трубопроводов (уже сейчас предельная мощность ведущих за рубеж труб составляет на внешней границе бывшего СССР 257 млрд куб. м газа в год при фактическом экспорте, не превышающем 183 млрд). Но что не вызывает сомнения, так это тезис о «разделе ответственности» между производителями и потребителями. Вопрос состоит в том, как он должен производиться, а если быть более конкретным, то в том, что Россия идет в этом процессе, как всегда, довольно особым путем.
На первый взгляд очевидно, что самым простым методом разделения риска является финансовое участие компаний, представляющих страну-потребителя, либо в производстве, либо в транспортировке газа. Первый вариант широко используют наши соседи по СНГ — например, Казахстан, нарастивший добычу нефти и газа в 3,1 и 3,0 раза за последние 15 лет. Сегодня около 55% производства энергоносителей в этой республике контролируется иностранными компаниями, притом что правительство привычно собирает с них все положенные налоги. Второй вариант приветствуют Туркмения или Узбекистан, которые акцентируют внимание своих госкомпаний на добыче газа, в то время как трубопроводы для его транспортировки финансируют потребители (читай: китайцы). Любой из этих вариантов (а их сочетание — тем более) обеспечивает желанный раздел ответственности. Потребители в этом случае вкладывают средства, рассчитывая на определенные цены того или иного ресурса в будущем, и если цена падает, то именно они несут потенциальные убытки, будучи не в состоянии «отбить» свои инвестиции. Это, на мой взгляд, куда справедливее (и, что более существенно, неотвратимее) механизма «бери или плати», когда потребителю предлагается рассчитываться за поставляемое (или даже непоставленное) топливо по ценам, существенно отклоняющимся от рыночных. В конечном счете, инвестиции, сделанные в оборудование месторождений и обустройство инфраструктуры, — это не капиталы, которые можно вывести с биржи за день, а реальный вклад в наращивание добычи и новые производительные рабочие места в различных регионах страны.
Замечу: совсем недавно партнеры из КНР предлагали России именно такой вариант сотрудничества. В момент подписания в мае 2014 года договора о поставках газа из России в Китай компания CNPC предлагала построить своими силами (хотя, разумеется, в счет будущих платежей за газ) газопровод для доставки сырья в страну (справедливо полагая, что его стоимость окажется заметно ниже заявлявшихся российской стороной 770 млрд рублей [или более чем $20 млрд в ценах того времени]). Но Россия предпочла не «делить ответственность между производителями и потребителями» и захотела получить аванс на строительство трубы, законтрактовав работы с внутренними подрядчиками (которые, разумеется, заранее и хорошо известны). Китайцы благоразумно отказались, и сейчас займы, привлекаемые на эту стройку, уверенно увеличивают кредитную нагрузку «Газпрома» (который, как получается, прямо нарушает рекомендацию президента о «разделе ответственности»).
Конечно, сегодня можно и нужно обсуждать перспективы глобального рынка газа, однако выступление российской делегации на саммите Форума стран-экспортеров не оставляет впечатления о том, что в стране сформировалась стратегия действий в данной сфере. Упоминание о необходимости строить новые экспортные трубопроводы порождает лишь ужас — Россия уже сегодня чемпион по их протяженности и пропускной способности, и пора бы заняться чем-то еще. Рассуждения о партнерстве с потребителями непривычно слышать от тех, кто закрепил не только невозможность иностранных инвестиций в добычу газа и частных капиталовложений в трубопроводный транспорт, но и монополизировал экспорт в ведении компании, которая демонстрирует наихудшие показатели среди ведущих энергетических корпораций мира.
Однако гораздо правильнее было бы серьезно включиться в глобальную конкуренцию на газовом рынке. Либерализовать добычу газа, выведя из категории стратегических большую часть средних и мелких месторождений. Разделить «Газпром», выделив из него транспортную компанию и допустив независимых производителей к трубе. Принять правила, по которым квота на экспорт соответствовала бы доле той или иной компании в общероссийской добыче, чтобы выгоды от экспортных поставок распределялись относительно равномерно (и разрешить торговлю квотами на внутреннем рынке). Создать реальную газовую биржу, на которой торговались бы как внутренние, так и (с соответствующей премией в цене) экспортные контракты и где цены устанавливались бы в рублях. Наконец, реформировать менеджмент госкомпаний и прекратить практику колоссальных «откатов» на тех инфраструктурных контрактах, за умножение которых высказывается президент. Все это нужно будет сделать — просто потому, что все планы «слезания» России с «энергетической иглы» были и надолго останутся планами, а развитие страны в ближайшие годы будет критически зависеть от нефте- и газодобычи. Которые при тех «планах», что были озвучены в Тегеране, ждут тяжелые времена.
