О том, может ли Владимир Путин начать сухопутную операцию в Сирии, как он обжегся в Украине и военном обострении на Донбассе, — мнение Дмитрия Орешкина.
Говоря о противодействии “Исламскому государству Ирака и Леванта”, нужно констатировать, что без наземной операции ИГИЛ не победить. Честно говоря, я считаю, что даже боевые действия на земле не гарантируют итоговой победы над террористами. Потому что они могут перекочевать в другое место и начнут делать там то же самое. Вместе с тем, без наземной операции нет даже надежды…
Важно учитывать также тот факт, зачем Западу Путин в коалиции: бомбить они могли бы и без него, даже лучше и дольше. Другой вопрос, что они рассчитывали на то, что им удастся выдавить или нейтрализовать ИГИЛ иными способами. В частности, убрав Башара Асада и поставив там (в Сирии) более вменяемое правительство, которое впоследствии могло бы нанести поражение “Исламскому государству”. Путин этот сценарий сломал (потому что он поддерживает режим Асада). Он разворошил осиное гнездо и получил первую плату в свой адрес — в виде взорванного самолета, а вторую — в адрес Франции, в виде терактов в Париже. Теперь перед Западом, поскольку там, в отличие от Путина, всерьез отвечают за безопасность своих граждан, стоит серьезный вопрос — как эту безопасность обеспечить.
Если на Западе пренебрегут возможностью сотрудничать с Россией, которую им предлагает Путин, их не поймут избиратели и оппозиция. В самом деле, когда в ходе терактов погибли около 130 человек, Олланд должен сделать все и договориться с кем угодно, чтобы минимизировать угрозу дальнейшего продвижения ИГИЛ. И здесь, естественно, у Путина в руках появляется то, чего до сих пор не было.
Путин утверждал, что к наземной операции не готов, но для того, чтобы войти в диалог с Западом, он может от своих слов отказаться. Не зря сейчас Совет Федерации и Госдума готовятся рассматривать вопрос о применении наземных сил. Понятно, что такое российский Совет Федерации и российский парламент. Сами бы они ничего делать не стали, а значит, им была дана такая команда из Кремля. Поскольку они рассматривают, этот вопрос будет решен. Значит, Путин будет платить за то, что его рассматривают даже не как члена коалиции, а за то, что с ним говорят на Западе, тем, чем всегда платила советская страна — мясом своих военнослужащих. 224 трупа (погибших в авиакатастрофе в Египте, — “Апостроф”) у него уже есть.
Вместе с тем, мне кажется, что так называемый украинский вопрос не входит в пакет сотрудничества по Сирии. Потому что Путин, опережая события, проявил готовность представить Украине реструктуризацию долга. Это, конечно, не то что Украине надо, но это символическая готовность Путина проявить мягкость, и по Украине в том числе.
Сейчас Путину необходима хотя бы символическая победа в Сирии. Потому что в Украине он довольно сильно обжегся. Исключить ничего нельзя, но, исходя из анализа возможностей, у РФ не хватит ресурсов на ведение боевых действий на двух фронтах. Сообщалось, что в сутки на операцию в Сирии Россия тратит от $2 до $4 млн. Теперь Кремль удвоил частоту ударов. Значит, сейчас эта цифра составляет около $5 млн в день. Если еще будет наземная операция, то помимо сопутствующих расходов деньги понадобятся также на цинковые гробы.
В этой связи маловероятным выглядит обострение ситуации в Украине. Там победить уже довольно сложно чисто технологически — Украина подготовила оборону. А раз она ждет наступления, легкой прогулки не будет. Путин тем временем старается действовать только там, где можно организовать относительно легкую прогулку: повоевать в Грузии, Чечне, отхватить Крым. Когда к этому никто не готов. А в данной ситуации уже все привыкли к тому, who is mister Putin. Поэтому начало или повтор украинской кампании будут связаны с большим объемом потерь. Я бы сказал, что нынешние перестрелки на Донбассе только обозначают готовность к обострению. Это либо попытки ДНР и ЛНР напомнить о себе, причем Москве, в первую очередь, либо они стреляют просто потому, что им делать нечего. Потому что без войны они демонстрируют полную экономическую несостоятельность. Исключать ничего нельзя, но говорить о том, что Россия будет вести две кампании, сильно отдаленных друг от друга, сейчас не стоит.