Всё-таки, зрелый возраст даёт некоторые преимущества в понимании международной политики.
В 1985 году мне было 25 лет. Во время туристической поездки в Сирию и Иорданию я сбежал из СССР и попросил политического убежища в американском посольстве в Аммане. Из-за бюрократических проволочек, мне пришлось прожить в столице Иордании около 7 месяцев (а до этого, в Дамаске в течение недели).
Короче, я имел возможность присмотреться к ситуации на Ближнем Востоке, находясь прямо там. И вот что я помню: Никакой аль-Кайды, никакого ИГИЛа, никакой аль-Нусры в то время не было. А были лишь сравнительно безобидные братья-мусульмане. Эта сеть организаций хотя и была радикальной, всё же не занималась массовыми убийствами, похищениями, отрублением голов и т.д. Она лишь добивалась реформы светских государств согласно принципам Корана, но делала это сравнительно мирно, путём участия в местных выборах, учреждения сети благотворительных организаций, уличных проповедей и т.д. Да, были отдельные убийства, столкновения с полицией и шумные манифестации, но братья-мусульмане не использовали именно массовые убийства для достижения своих целей.
Как же изменился мир с тех пор! Теперь мы имеем дело с головорезами ИГИЛа, альКайды и аль-Нусры на Ближнем Востоке, с Боко Харам в Нигерии, с Талибаном в Афганистане, с аль-Шабабом в Сомали и т.д. Эти группировки не участвуют в выборах и не занимаются благотворительностью. Они просто убивают, убивают и убивают. То есть, за последние 30 лет произошла резкая радикализация политически активных мусульман в сторону терроризма и экстремизма. Возникает вопрос: а почему это произошло?
На мой взгляд, дело в том, что увеличился разрыв между отсталой и консервативной исламской цивилизацией и передовой, динамично развивающейся западной цивилизацией. Благодаря глобализации, расширению международных контактов и интернету, культурное влияние Запада легко проникает в исламский мир. А что это значит? Это значит, что сотни миллионов мусульман по всему миру могут впервые ужаснуться однополым бракам, гей-парадам, порнографии, женской наготе в голливудских фильмах, кощунственным (с их точки зрения) высказываниям в соц.сетях о пророке Мухаммеде, исламе и т.п. не говоря уже о всем известных карикатурах. Всё это вызывает праведный гнев правоверных мусульман, ощущение того, что их мир рушится, что планета движется в тартарары. И что этот процесс нужно во что бы то ни стало остановить и повернуть вспять (то бишь, в средневековье).
Вот это и есть питательная среда для ИГИЛа и ему подобных организаций. Как говорил Самюэль Хантингтон, “религиозный радикализм – это ответ обывателя на модернизацию и вестернизацию общества”.
Отсюда следует вывод: ИГИЛ в ближайшие десятилетия никуда не денется. Если даже он будет уничтожен, он тут же возродится под другим именем. Это потому, что технологический и моральный разрыв между консервативным исламским миром и быстро мчащимся вперёд западным миром не только не исчезнет, а будет неуклонно увеличиваться. Иными словами, ИГИЛ, в каком-то смысле, непобедим. Особенно, если Запад будет ограничиваться исключительно военными методами в борьбе с этой заразой, забывая о пропаганде и идеологической борьбе.
Самый эффективный метод борьбы с исламским экстремизмом – это создание либеральньй альтернативы внутри самого ислама. То есть, финансирование тех маргинальных групп, которые хотя бы в минимальной степени придерживаются принципов секуляризма и толерантности, распространие богословских текстов, бросающих вызов установившимся догмам и т.д. Этот метод не требует особых затрат и усилий, но он просто не интересен западным политикам.
В демократических странах, политиков редко интересуют стратегические задачи. От выборов до выборов можно успешно осуществить лишь тактические задачи. Поэтому, будущее исламского мира и граничащих с ним территорий в ближайшее десятилетия представляется мне довольно пессимистичным.
Sabirjan Badretdinov
