Победы демократии в августе 1991 года в Москве не было. Независимость республик, особенно Украины, стала шоком для нового русского царя – Ельцина, пишет журналист Виталий Портников.
Поражение ГКЧП в августе 1991 года не только в России, но и на всем постсоветском пространстве, принято воспринимать как триумф демократии, победу над силами реакции и появление шанса на нормальное развитие страны. Если почитать то, что пишут сейчас в либеральных изданиях России (и не только России) и социальных сетях, то можно выделить два главных мотива – какое счастье, что тогда мы победили ГКЧП и какое горе, что в итоге исторически ГКЧП победило.
Действительно, никакой особой разницы между намерениями ГКЧП в августе 1991 года и политикой Путина сегодня нет, разве что Путин намного реакционнее. Но на самом деле никакого парадокса в историческом развитии России не произошло.
Не произошло, прежде всего, потому, что силы, противостоявшие ГКЧП, идеологически не сильно отличались от тогдашнего советского руководства. Путч стал не столько результатом стремления части тогдашнего окружения президента СССР Михаила Горбачева (именно части, так как были соратники Горбачева, поддержавшие Ельцина, среди них – Евгений Примаков, Аркадий Вольский, Эдуард Шеварднадзе) воспрепятствовать реформированию СССР, сколько итогом противостояния между двумя центрами власти в Москве. К августу 1991 года, после проведения общенародных выборов президента РСФСР, на которых победил Борис Ельцин, в Кремле появилось четкое понимание того, что руководство Российской Федерации, в доельцинский период бывшее всего лишь придатком к союзному центру, становится настоящей властью. Так никогда не было. Суть создания СССР в 1922 году заключалась в том, что руководство России во главе с Владимиром Лениным стало руководством Советского Союза. Какое-то время Ленин был председателем Совнаркома СССР и РСФСР, а Калинин – председателем ЦИК СССР и ВЦИК, но со временем были созданы декоративные российские органы управления. Декоративные – потому что СССР и был Россией, а союзные республики – колониями России. И КПСС оставалась партией коммунистов именно России. Ярче всего это проявилось при Хрущеве, когда первый секретарь ЦК КПСС был еще и председателем Бюро ЦК КПСС по РСФСР.
Появление реального российского центра власти выталкивало союзный центр на обочину, запускало механизм его исчезновения. Не могло быть никакого “равноправного союза” республик просто потому, что государство было организовано не из республик, а из России и территорий, которые она удерживала с помощью силы. И если Россия – это Ельцин, то что же тогда будет удерживать Горбачев?
Это хорошо понимали в окружении Горбачева. Но защитники Белого дома, которые вышли к резиденции Ельцина защитить демократически избранного президента, об этом просто не задумывались. Не задумывались еще и потому, что мыслили не столько в реалиях, сколько в сформированной десятилетиями пропагандистской парадигме. Они вышли защищать демократию. И они верили, что демократическая Россия – и демократический Советский Союз – лучше, чем реакция и замшелость, которой веяло от ГКЧП. Думаю, большинство вышедших на баррикады – как, впрочем, и большинство россиян – просто не могло понять, что никакого демократического Советского Союза быть не может. Как, кстати, большинство даже либерально мыслящих русских сейчас не понимает, что невозможна никакая демократическая Россия в нынешних границах, что “тюрьма народов”, гнусная империя просто не может быть демократической. Да и самое главное – большинство людей в Москве об окраинах просто не думало, для них Советский Союз и был Россией.
Самый важный вопрос, конечно, состоит в том, о чем думал в те августовские дни Ельцин. Понимал ли он, что победа над ГКЧП и запрет КПСС приведут к краху Советского Союза? На этот вопрос у меня есть простой ответ – нет, не понимал. Ельцин собирался руководить новым союзным государством, только с собой, а не с Горбачевым во главе. В его концепции – и в концепции сил, которые составляли подлинную, а не декоративно-демократическую базу его поддержки – российский центр должен был просто заменить союзный. Не случайно сразу же после провала путча союзное правительство во главе с членом ГКЧП Валентином Павловым было заменено правительством России во главе с премьером республики Иваном Силаевым. Ельцин даже и не думал советоваться относительно этой замены с руководством других союзных республик, потому что считал себя победителем. Не победителем в рамках РСФСР, а победителем в рамках всей российской – а точнее, русской – империи.
То, что начало происходить сразу же после победы над ГКЧП – провозглашение независимости в первую очередь Украины, а затем других союзных республик – стало для нового русского царя и его окружения самым настоящим шоком. Вся проблема была в том, что Ельцин и компания не просчитывали последствия того, что они – в отличие от уничтоженного ими союзного центра – легитимны только в рамках РСФСР, а значит, центробежные тенденции в СССР уже некому останавливать. Именно в этот момент Ельцин начинает сотрудничать с Горбачевым ради сохранения своей будущей империи, а убедившись в окончательной бесполезности президента СССР, отталкивает его вместе с союзными структурами и соглашается на создание СНГ, которое в его фантазиях должно в ближайшем будущем заменить и СССР, и Россию, и сделать его настоящим царем. И вот уже 24 года вся политика Кремля – это стремление воссоздать любыми – в том числе и военными методами – русскую империю, утраченную в результате краха ГКЧП, и вернуть хозяину Кремля территории, отколовшиеся в результате непредвиденных последствий замены одного российского центра власти на другой. Ни о какой победе демократии в августе 1991 года, следовательно, говорить не стоит – даже если о такой победе мечтала часть немногочисленных защитников Белого дома. А вот о победе над империей – стоит. Но эту победу всем нам еще предстоит развить и закрепить.
