Боролась Новодворская и с теми людьми, которые любят выступать от имени народа. Она была не просто критиком неправовых режимов, но и оппозиционером – человеком, который готов предложить свою политическую программу и в честной открытой борьбе представить ее другим людям.
Боролась Новодворская и с теми людьми, которые любят выступать от имени народа. Она была не просто критиком неправовых режимов, но и оппозиционером – человеком, который готов предложить свою политическую программу и в честной открытой борьбе представить ее другим людям.
А поскольку честно с ней не боролся никто, Новодворская оказалась в крайне невыгодном положении в глазах чад государственных разного пошиба и формата. Это приводило ее в ярость, но истина волновала ее больше удобств и личной свободы. Вот почему некоторые суждения Валерии Ильиничны многим людям, безропотным в жизни, но умным в душе, кажутся преувеличениями.
Главное преступление, совершенное против Новодворской советскими властями и остальным советским народом, это принудительное психиатрическое лечение. За него никто не ответил. Так что нет ничего удивительного в том, что сегодня один здоровый человек приходится на миллионы полоумных.
Преследовали Новодворскую и по мелочи. Например, за оскорбление президента, герба и гимна СССР и РФ. Сами потом спустили в унитаз все три эти сущности, но преследовали и судили только ее.
«Мы зря столько препирались из-за российского герба, – писала Новодворская ровно двадцать лет назад, в 1994 году. – По совести, мы должны были бы изобразить на нем свое затерянное плато и парящего над ним птеродактиля: видимо, символ той благой вести, которую Россия несет человечеству, выглядит именно так (групповой портрет ЛДПР, КПРФ или аграриев-гэкачепистов)».
Аграриев-гэкачепистов давно никто не помнит, но птеродактиль-то наш за эти двадцать лет вырос, окреп и совершает свой полет.
Новодворская сражалась с теми, кого в перестроечное время называли «пофигистами». Придуманное ею в Лефортовской тюрьме слово «апофигей» (независимо и в другом значении введенное и Юрием Поляковым) по-прежнему является необходимым для понимания телодвижений самой (без)деятельной прослойки россиян. «Сегодня почти все убеждения чекистам по фигу, – писала Новодворская 23 года назад. – Но требовать от КГБ, чтобы они не преследовали за убеждения, опасные для существующего строя? Не такие уж они апофигисты!»
Именно Новодворская двадцать лет назад предупреждала, как будут превращаться в носорогов постсоветские российские политики. «Как кто-нибудь из политиков заявит, что он обеспокоен положением русскоязычных в Балтии, или вопросами безопасности России на ее западной границе, или намерен заняться собирательством русских земель, или хочет защищать интересы России в ближнем зарубежье – все, он уже превратился в носорога». (1993)
Что, мы не видим, как вооруженные герои Эжена Ионеско топчутся по Украине?
Именно Новодворская, задолго до того, как весь мир смог узреть бандитские гоп-компании во главе прихватизируемых Российской Федерацией соседних регионов – от Абхазии и Южной Осетии до Крыма и «Новороссии», – Новодворская предупреждала об угрозе, исходящей от «идейных империалистов и государственников в законе» (1996).
За такое отношение ее, мягко говоря, никогда не любили власти. Но не любил ее и народ, перед которым Валерия Ильинична никогда не лебезила.
«Не пора ли кончать с маскарадом? Россия-страдалица, Россия-жертва. Кого и чего? – спрашивает она. – Своей сущности? Лжесирота, лжебедняга, лжесвятая… За ее небесными блоковскими чертами видны острые зубки вурдалака. Она простирает руки дружбы к горлу очередной бывшей и будущей колонии из рядов СНГ, не позаботившись даже вытереть кровь, оставшуюся от прежних дружеских объятий 1956 года с Венгрией, 1968 с Чехословакией, 1979 с Афганистаном» (1994).
Новодворская одна из первых услышала фальшь и политическую угрозу в любимом словечке демократов первого призыва – «команда». «В команду лезут, как в спасательную шлюпку после кораблекрушения…» И вот бьет час, когда вместо команды приходят «коммандос» и вышвыривают из лодки ставших чужими – Старовойтову, Шохина, Гайдара, Шапошникова, – описывала Новодворская игры чекистских кукушат в «команде» Ельцина еще двадцать лет назад.
Новодворская едва ли не первой начала употреблять слово «красно-коричневые» и задолго до появления на политической арене РФ Владимира Путина так описала в 1993 году его грядущий электорат: «По сути дела «коричневые», или крутые почвенники, сошлись с красными не только на метафизике тысячелетней российской истории, которую мы хотим перечеркнуть. Коричневые поставляют только лидеров – Жириновского, Дугина, Стерлигова. А у красных есть своя «дикая охота короля Стаха»: обезумевшие люмпены, ветераны тоталитаризма, голодные и рабы. Мы должны знать, что это большинство. С ними окажутся многие объективно порядочные люди: некоторые правозащитники, депутаты Моссовета. Все те, кто хочет и свободы, и справедливости. Значит, они пойдут против свободы». (1993)
Сокращение свободы, однако, не прибавило и справедливости.
Сегодня многие спрашивают, как вышло, что едва ли не большинство российского общества захотело быть карателями украинской свободы. Ответ на этот вопрос Новодворская давала почти четверть века назад. Неприятное тогда слово «люстрация» она объясняла очень просто.
«Мы готовы были простить своим палачам. Но не терпеть их в обществе и в политике на прежних ролях! Лишение дипломов для врачей-садистов, запрет на профессии, люстрация для руководителей КПСС и КГБ, общественный остракизм – если палачество не будет караться хотя бы этим, на земле не останется никого, кроме палачей». (1993)
Ах, эти «преувеличения» неистовой Новодворской. Да какие там преувеличения – всего-навсего предупреждения.
В 1994 году она писала в еженедельнике «Столица», ныне уничтоженном: «Имперская мутация пожирает даже тех, кто, казалось бы, всегда был нормальным человеком и имел к этому делу иммунитет».
Язык правды, которым Новодворская говорила с людьми своей страны, вообще мало кому нравится. В те времена, когда никакого интернета в России еще не было и не предвиделось, люди вместо чатов и форумов писали из глубинки письма на радио. Несколько мешков таких писем на радио «Свобода» мне довелось разобрать в 1990-х годах. Ненависть к Галине Старовойтовой, Елене Боннэр, Валерии Новодворской поражала. Обида! О как взрывалось это уязвленное чувство крепкого задним умом но по жизни глупого беспомощного мужчины: нечего им было возразить умным женщинам, представительницам другого исторического вида. Построить свою жизнь по-человечески они не умели, а выругаться, выматериться, харкнуть хотя бы на тетрадный листок, – это да! «России нужен Пиночет и стадион, чтобы посадить этих баб на цепь!» – мечтали эти мужи.
Новодворская была, конечно, либералкой. Но понимала она этот либерализм так: «Каждый русский – воин, каждый русский свободен, каждый русский – личность, презирающая коллектив, каждый русский – герой, презирающий смерть. А все остальные – русскоязычные». Так она писала в манифесте Демократического Союза «Либерализм – русская национальная идея» в 1994 году. Как бы ни была кому-нибудь чужда эта риторика русскости, уход такой соратницы – большой удар по оппонентам нынешних российских властей.
Единственное, пожалуй, в чем либерализм ей отказывал, – отношение Валерии Ильиничны к эмиграции. «Мы будем бороться за Россию и вместо России. Если понадобится, против нее. Но оставаясь с ней. И пусть она в конце концов нас убьет. Это сделает наш брак нерасторжимым. С Россией не заключают брак по расчету, как хотели господа эмигранты. Мы готовы платить жизнью за ночь, проведенную с Россией. Эмигрант – это банкрот». Так писала Новодворская двадцать лет назад.
За последние двадцать лет ее жизни прямые, жесткие и точные описания Новодворской текущей российской политической действительности до такой степени не нравились большинству населения, что оппоненты Новодворской стали считать ее просто безвредной критиканшей. Думаю, что это ошибка.
К сказанному этой бесстрашной женщиной все равно придется еще прислушаться не раз и не два, хоть уста Валерии Ильиничны Новодворской и замкнулись 12 июля 2014 года.
