Профессор Бриджит Гранвиль в своей статье говорит о том, почему высокие налоги на зарплату, зарегулированный рынок труда и евро могут погубить Францию
По мере приближения президентских выборов во Франции, страна приближается к критической точке. В течение трех десятилетий, с подачи как правых, так и левых, страна преследовала несовместимые, если не противоречащие друг другу, цели. Принимая во внимание кризис государственных долгов, оказывающий давление на французские банки, а, следовательно, и на экономику Франции, – можно ожидать, что произойдет нечто знаковое, и уже в ближайшее время.
Когда наступит переломный момент? Как правило, это происходит в год проведения или через два года после выборов – это приведет к радикальным, драматическим изменениям, возможно, даже к более далеко идущим последствиям, чем государственный переворот Шарля де Голля, в результате которого появилась Пятая республика в 1958 году.
Большинство французских политиков и чиновников называют такие предположения запугивающими. В конце концов, не находится ли эпицентр бюджетного кризиса в Соединенных Штатах и Великобритании? Действительно, затруднительное положение Франции может показаться сопоставимым с “англосаксами”, если бы не любимый ребенок французского политического класса, – евро.
Причиной экономических проблем во Франции стал не евро. Но приверженность политиков страны к единой валюте представляет собой непреодолимый барьер для решения этих проблем. Основная же проблема заключается в том, что сверхщедрая экономическая модель “государства всеобщего благосостояния” (государственные затраты во Франции составили около 57% ВВП в 2010 году, по сравнению с 51% в Великобритании и 48% в Германии) подавляет рост евро.
Наиболее серьезные структурные недостатки касаются высоких налогов на зарплату и регулирования рынка труда, что затрудняет – или, по крайней мере, обходится непозволительно дорого – для фирм процесс сокращения своей рабочей силы, когда условия ведения бизнеса ухудшаются. ОЭСР сообщает, что в 2010 году “налоговый клин” Франции (подоходный налог плюс взнос в фонд социального обеспечения работником и работодателем минус денежные переводы как процент от общих затрат труда) был, как минимум, на 13 п.п. выше среднего по ОЭСР уровня дохода семьи любого достатка.
Это приводило к тому, что в стране укоренялся стабильно высокий уровень безработицы, также росли затраты на рабочую силу в расчете на единицу продукции, в отличие от группы, однородной по составу с Францией (в особенности – Германии). Во время президентства Валери Жискар д”Эстена в 1970-х годах уровень безработицы рос с каждым годом, достигнув 6,3% в 1980 году. Придя в 1981 году к власти, Франсуа Миттеран обещал быстрый рост и низкий уровень безработицы, но сложилось так, что за ним последовал экономический спад и рост безработицы. К 1997 году уровень безработицы достиг 11,4% и с тех пор опустился ниже 8% только однажды (в 2008 году).
Высокие затраты на рабочую силу в расчете на единицу продукции и высокий уровень безработицы сказались, в свою очередь, на снижении темпов экономического роста, в основном из-за недостаточно используемых трудовых ресурсов. А сочетании слабого роста с постоянно увеличивающимся бременем государственного социального обеспечения привело к хроническим дефицитам бюджета. Последний профицит наблюдался в 1974 году.
Нынешняя избирательная кампания сосредоточена на финансовом положении Франции. Все согласны с тем, что сокращение дефицита необходимо, но не все сходятся во мнении относительно путей его достижения. Предложение Саркози заключается в повышении экономического роста за счет снижения налоговой нагрузки на работодателей, одновременно с резким повышением налога на добавленную стоимость. Его главный соперник, лидер социалистов Франсуа Холланд, намерен взимать высокие налоги в основном с богатых людей и финансового сектора, а также с крупного бизнеса.
Единственным эффективным решением могло бы стать полномасштабное политическое объединение еврозоны или отказ от евро. Однако, поскольку на этих вариантах была поставлена точка, сейчас приходится искать ответ в том, что осталось. Другим названием этого подхода является “трансферный союз”. Он предполагает осуществление политики безжалостной и жесткой экономии и снижение уровня жизни, поскольку сильные страны – в первую очередь, Германия – намерены ограничить свою ответственность за спасение стран с дефицитом, осуществляя все трансферы в зависимости от жестких бюджетных сокращений.
В то же время, финансовые рынки, так же как и запланированный новый финансовый договор (на котором настаивала, в частности, Германия), вынуждают правительства к финансовым сокращениям. Таким образом, уменьшается спрос в экономике стран еврозоны. Это стало результатом обесценивания евро по отношению к другим основным валютам.
Французское правительство ожидает, что доходы бюджета покроют все расходы, помимо погашения задолженности к 2014 году. Но этот прогноз предполагает продолжительный рост, в то время как Францию поглощает рецессия. Таким образом, дефицит бюджета будет сохраняться, что повлечет за собой необходимость в еще большем сокращении расходов.
Будет ли общественность выражать свое недовольство и терпеть это, или потребует радикального изменения направления? В последнем сценарии изменения будут продвигаться частью основного политического класса либо политическими аутсайдерами. За это могут взяться лидер Национального фронта Марин Ле Пен или Левый фронт Жан-Люка Меленшона. Предвыборная кампания обеих сторон включает в себя протекционистскую программу по борьбе с евро.
Саркози занял позицию, как и подобает действующему государственному деятелю, предупреждая избирателей о наступлении тяжелых времен. Они будут выражаться, например, в необходимости работать дольше для снижения почасовой оплаты труда. Но попытки “скормить” французской публике болезненные структурные изменения под видом необходимых жертв ради “Европы” больше не работают.
Программа Холланда, в то же время, предполагает, что боли можно вообще избежать путем ослабления европейских ограничений. Он заявил, что если его изберут, он будет повторно обсуждать финансовый договор и стремиться изменить устав Европейского центрального банка. Возможно, это следует расценивать, как первый признак готовности порвать с европейской ортодоксией. Он также обещал стремиться превзойти своих предшественников в попытке донести до Германии точку зрения Франции – то есть использовать немецкие фискальные трансферты. Таким образом, Франция могла бы придерживаться своего европейского курса при более низких среднесрочных расходах на привычные стандарты жизни.
Это своего рода трюк, который наставник Холланда, Миттеран, был в состоянии осуществить. Но это стало возможным не благодаря исключительным ухищрениям Миттерана, а скорее потому, что ранее Франция занимала больнее сильную позицию по сравнению с Германией, чем сегодня.
Ответ Франции на сохраняющуюся напряженность в процессе поддержки Европейского проекта (соразмеримого с единой валютой), а также желание избежать хронической депрессии экономики будет указывать на необходимость оттягивать час расплаты как можно дольше. Это тупиковая стратегия будет включать тщетные попытки обыграть Германию и отчаянные экономические приемы, такие, как принудительное получение внутренних сбережений для финансирования государственного долга. Но час расплаты придет, и когда это произойдет, в сторону правящего истеблишмента Франции посыплется резкая критика.
