Институт массовой информации подсчитал, что в среднем за время Кризиса в Крыму случается 4,5 нарушения прав журналистов в день. Наш корреспондент убедился в этом. Ему пришлось выручать из плена французского коллегу.
Метров за семьдесят от ворот к базе горюче-смазочных материалов нашу машину остановил молодой человек в камуфляжной куртке, светлых брюках и кроссовках.
— Какова цель вашей поездки?
— Извините, а вы кто и почему интересуетесь?
— Я военный. Дальше проезд запрещен.
Объясняет, что он боец армии, которая присягнула на верность народу Крыма. Говорит, что форма пока не полная, но скоро будет в порядке.
Мы с коллегами из Центра журналистских расследований Симферополя приехали сюда после того, как увидели на крымско-татарском канале ART новость о том, что взят в заложники французcкий журналист. Народная самооборона Крыма, которая теперь именует себя армией Крыма, захватывала базу горюче-смазочных материалов на улице Контейнерной, которая то ли рядом находится с воинской частью, то ли принадлежит ей.
Немало журналистов освещали это событие, некоторые перелезли через заграждение. Самооборона стала преследовать их, но удалось уйти всем, кроме француза, которого стянули вниз за ногу. Камеру ему удалось перебросить. Ее подхватили журналисты с телеканала ART, о чем они сообщили в новостях.
Главный редактор ART Лиля Буджурова сообщила, что зовут его Девид Жофрийо (David Geoffrion) и он является оператором французского телеканала Canal+.
Мы не говорили об этом вслух, но уверен, что у каждого из нас в голове появились воспоминания о двух украинских журналистах и нескольких активистах, которых задержали на въезде в Крым. Их отпустили через пару дней после задержания, но, по словам, задержанных, у них отобрали наличку и аппаратуру, избили и унизили.
Вспоминались также еще раньше избитые журналисты телеканала «Интер» и те, кто был в этот момент рядом с ними. Среди них оказался один греческий коллега. Очень не хотелось, чтобы к этому списку прибавился еще и француз.
В конце концов, я объяснил расспрашивающему нас караульному, что мы приехали забрать нашего коллегу из Франции. Он сказал, что позовет командира.
Появился мужчина лет сорока с усами. Тоже в камуфляжной куртке, из-под которой выглядывала тельняшка. Он представился командиром Сергеем.
После нашего объяснения он подтвердил, что француз находится у них. Он удерживается в автобусе. Он вообще-то шпион, потому как что-то выискивал в воинской части. Сергей сообщил, что они его собираются везти в военкомат. Но если мы привезем кассету с видео, которое он снял, то его отпустят.
Через полчаса коллеги с телеканала ART привезли нам флешку с записью. Понятное дело, что запись они успели предварительно скопировать в компьютер. Мы снова подъехали в автобазе. Там находилась телевизионная группа из, как мы выяснили позже, Австралии. А также два журналиста из японской газеты «Асахи шимбун» и два представителя организации «Крым SOS».
Тут же был командир Сергей. Я сказал ему, что мы привезли флешку, как и договаривались.
— Одной кассеты мало, – сообщил он, – нужно, чтобы вы все съемки привезли. Там много журналистов было. Поляки тоже были.
— Но мы ведь не можем знать всех. Мы, как вы предлагали, взяли съемки вашего пленника.
— Не можете? Ну пусть у нас сидит тогда.
Человек в камуфляже лет между 50-ю и 60-ю давал интервью австралийской тележурналистке. Он объяснил ей, что француза задержали за шпионаж. Он ведь проник на воинский объект и собирал там информацию. Поэтому его могут посадить за шпионаж на 15 лет.
Мы не стали вмешиваться и сообщать ему, что формирование воинских подразделений, членом которого он является, тянет на статью в Уголовном кодексе. А журналист лишь фиксировал этот факт, потому не может обвиняться в шпионаже.
Он также прибавил, что камуфляжная форма его личная, и что он в ней ходит на охоту.
После интервью мы попросили человека в камуфляже представиться. «Станислав Селиванов, — сказал он, — замполит». Такие должности существовали в советской армии. Люди на них следили за тем, чтобы бойцы мыслили идеологически правильно.
Он попросил представиться нас. Мне сказал, что с представителями украинской прессы общаться не собирается. Объяснил это тем, что она постоянно врет о событиях в Крыму.
Он отказался выпустить француза. Я, тем временем, через киевских коллег связался со штаб-квартирой Международной федерации журналистов в Брюсселе. Просил их выйти на самопровозглашенное правительство Крыма или на руководство Верховного Совета автономии.
Киевляне сообщили, что представители МФЖ дозвонились до ВС. Им там якобы заявили, что сделать ничего не могут, потому что народная самооборона — это иностранцы, на которых они влияния не имеют. Вероятно, там перепутали штатских с бойцами российской армии, которую тоже называют самообороной.
Тем временем главред ART Лилия Буджурова звонила в милицию и прокуратуру. Таким образом, давление на захватчиков обеспечивалось со всех сторон.
Когда стемнело, замполит Селиванов позвал нас из машины. Мне сказал, что со мной общаться не желает, потому как я представитель лживой украинской прессы. Его не смутило, что коллеги из Центра журналистских расследований тоже принадлежат к украинской прессе.
Они подошли в замполиту, и он передал им французского коллегу. Даже не думал требовать его флешку с записями.
У Девида оказалась перебинтована рука. В машине он объяснил, что поцарапал ее о проволоку, когда перелезал через забор. Он рассказал, что с ним обращались вежливо, забинтовали ему руку. Но спрашивали несколько раз, что он искал на территории воинской части. Сообщали, что такое поведение является шпионажем.
Отобрали у него два телефонных аппарата. Обещали их вернуть на следующий день в восемь часов утра под памятником Ленину. На прощание дали ему несколько бутербродов с сыром и колбасой, завернутых в целлофан. Он предложил нам угоститься.
В офисе телеканала ART его ждал коллега, с которым он работает. Французы не собираются после инцидента уезжать. Они в Крыму снимают документальный фильм, и должны его завершить.
Вечером появилось сообщение, что самооборона захватила здание медиа-центра «ІРС-Севастополь». Они заблокировали его директора Татьяну Рихтун. Раньше Татьяну, когда она снимала конфликт вокруг одной из воинских частей, ударили по голове и отобрали камеру.