Российская журналистка Виктория Ивлева, автор книги «Мандривка или путешествие фейсбучного червя по Украине», в один прекрасный момент отложила в сторону профессиональную фотокамеру и перо и превратилась из журналистки в волонтера. Виктория ездит на территорию самопровозглашенных республик и помогает гражданскому населению. С ней встретился наш корреспондент.
Вопрос: Виктория, вы все сделаете своими силами и за свой счет?
Ответ: Я бы ничего не смогла сделать без доброй воли и желания других людей. Они финансируют мои поездки. Все деньги собираются на Фейсбуке добровольными жертвователями. Это люди из разных стран, и большинство из них я, конечно, не знаю. В последний раз накопилась приличная сумма, и мы смогли вместе с харьковским волонтером Евгением Каплиным собрать более 200 продуктовых наборов килограммов по семь каждый, а остальные средства расходуем на организацию выезда людей.
В: Что вы увидели во время последней поездки?
О: Женя и его водитель Андрей, в обычной жизни – кандидат технических наук, – довезли меня до Дебальцева, а там ждала машина в Алчевск Луганской области, который находится на «той» территории. Договорились об этом тоже через знакомых, волонтеров и, конечно, фейсбук.
Я поехала вывозить молодых ребят с грудным ребенком. Ребята эти сами в жизни уже нахлебались – они оба сироты. Зовут их Сережа и Алина. Мама Сережи собирала металл в копанке и погибла. Алинина мама была лишена родительских прав из-за алкоголизма. 19 ноября родился их сын Игореша, весом два с половиной килограмма.
Понятно, что Алчевск – не самое лучшее место для недоношенного ребенка, хотя до самого недавнего времени он был одним из самых спокойных городков на «той» территории. Я вывезла ребят с ребенком, передала их на украинской территории своим коллегам, а они отвезли Алину, Сережу и Игорешу в Харьков, в переселенческий центр «Ромашка». Это было 20 января.
Потом вернулась назад, объехала почти все учреждения соцзащиты Луганской области и детские дома семейного типа, чтобы понять их нужды.
Во всех психоневрологических учреждениях нет специализированных препаратов – психотропов и нейролептиков, нечем снимать приступы. Где брать эти препараты – непонятно, ни один волонтер не согласится везти подобные лекарства… Я собрала сведения по всем подобным учреждениям, и после поездки встретилась с сотрудниками Мониторинговой миссии ООН по правам человека в Украине, передала им документы. Их это заинтересовало. Может быть, это заинтересует и кого-то из государственных структур?
С детскими домами семейного типа ситуация тоже крайне тяжелая. Их осталось на неконтролируемой территории всего восемь. Раньше был такой лозунг «Гроши ходят за дитиной», и они ходили. Но сегодня ни одна из этих семей не получила ни копейки детских денег. Никто из Киева не позвонил им и не спросил, а живы ли вообще дети. Все попытки родителей-воспитателей что-то выяснить сводились к тому, что им предлагали выезжать из зоны. Те, кто выехал, и правда получают выплаты. Но ведь выехать-то могут далеко не все!
Не могут по разным причинам. Сугубо психологически это трудно. Дети не хотят, тем более те, кто жил раньше в детском доме, для детдомовских особенно трудно оставить насиженное место. Но самое главное: выезжать некуда, государство им ничего не предложило.
Вот живой пример: одна из семей выехала в Вапнярку Винницкой области. Жили там в детском центре. Потом выяснилось, что за электроэнергию нужно платить по тарифам государственных предприятий. Это значит, что намного дороже частников. У них не было таких денег, и им пришлось уехать назад. Их тут же сняли со всех выплат.
В: А можно было обратиться в местные органы власти по поводу снижения тарифов для детских домов?
О: Они пытались, но не встретили никакого понимания. И ведь эта проблема возникает у переселенцев в других городах – Харькове, Запорожье. Недавно в Киеве была большая пресс-конференция, организованная волонтерами из Восток-СОС, она вызвала интерес у прессы и почти никакого – у чиновников. Отсутствие интереса к жизни народа и приводит к тому, что государственные структуры в своей стране не могут найти дома для переселения детей. И в этом смысле жесткая Россия и мягкая Украина недалеко друг от друга ушла – обе власти социально безответственны и страшно далеки от народа, увы!
Или вот другой пример. В Ровеньках в доме-интернате есть мальчик с неизлечимым заболеванием – фенолкетонурией, это нерасщепление белка. Мальчик должен пожизненно принимать специальный препарат под названием тетрафен. Препарат очень дорогой, и вот раньше директор интерната покупал его на деньги из спецфонда интерната, теперь – просит у любых проезжающих мимо волонтеров. Кто-то откликается, привозит. Первым откликнулся обычный человек из России, просто закупил, погрузил в свою машину и привез. Если бы откликнулось министерство социальной защиты Украины, я бы доставила тетрафен мальчику…
Воспитанник ровеньковского интерната для людей с особыми потребностями восьмилетний Юра Григоренко, которому нужен Тетрафен
Восьмимесячный Миша Меренков из Алчевска, вывезенный Викторией Ивлевой и Евгением Каплиным на прошлой неделе. Ему нужна срочная операция и сейчас он находится на обследовании в больнице
В: А кому вы раздавали продуктовые наборы?
О: Женя раздавал на украинской территории, в Дебальцево и Углегорске. Старушки там выстроились в очередь. Там закрыты чуть ли не все магазины. Там полуголод стоял, и народ почему-то не получал денег. Почему в Дебальцево доставляют продукты волонтеры, а не государство? Когда это происходило, то бои на территории города еще не шли.
В: Вы там что-то еще и снимали на камеру?
О: Я снимала для отчета для фонда, от которого я занимаюсь волонтерством – это российский благотворительный фонд «Предание».
В: Но ведь время съемок могли случиться проблемы. Там вооруженные люди не очень хотят сниматься без разрешения.
О: Пока не возникало никаких проблем. Проблемы, я думаю, возникают у журналистов, которые снимают войну и воюющие стороны. Мне же всегда была интересна жизнь простых людей. А с ними не было проблем.
Сегодня съемка для меня – это не первоочередная задача. Гораздо важнее помочь тем, кто пострадал от этой войны. Впрочем, кое-что я сняла. В том числе видеосюжет о простых людях на этой войне.
В: Вы своих соратников называете Армией муравьев. Откуда это название?
О: Это из Льва Толстого. У него в яснополянской школе было для детей такое Муравейное братство. Это многочисленная армия людей, которые незаметно делают добрые дела.
В: Не возникает ли у вас проблем с вооруженными людьми с той стороны при проезде на их территорию?
О: Мое волонтерство в вашей стране началось со Славянска. Я занималась эвакуацией людей оттуда, а потом разной другой гуманитарной помощью от раздачи еды до стекления разбитых окон. Мне приходилось там проезжать блок-посты и разговаривать и с теми, и с другими. Мой долгий опыт в журналистике научил меня во всех человеках видеть людей – иногда приятных мне, иногда нет, но людей. Я стараюсь со всеми быть по возможности на равных, я не делаю ничего дурного, ну и, наверное, мое волонтерское удостоверение и российский паспорт тоже меня как-то охраняют.
В: Усложнилась ли для вас работа в связи с введением пропусков в зону АТО?
О: Я абсолютный сторонник пропусков, идет война, и нечего там шляться кому ни попадя. Но, увы, получилось так, что из-за введения пропусков практически перекрыт выезд с неподконтрольных Украине территорий.
Если вы зайдете на сайт СБУ, то увидите, что правила получения пропуска написаны для людей, которые находятся снаружи зоны. Но каким образом может получить пропуск житель Луганска или Донецка? Там указываются адреса, куда нужно доехать – в Краматорск, например. Получается, чтобы получить пропуск, надо выехать из зоны? Но если выехал, то пропуск не нужен, не так ли? Ну хорошо, допустим, можно попробовать отвезти документы на ближайший украинский блокпост, и я знаю людей, которые это попытались сделать. Но на посту не было анкет, нет этих анкет и на сайте СБУ, чтобы было можно распечатать. Кроме того, далеко не каждый человек отважиться на путешествие до блокпоста – это крайне опасно, да и одна поездка будет стоить от 300 до 500 гривен, потому что общественный транспорт не доходит. А поездок, получается, надо сделать три… Ну и кто поедет за такие деньги? Денег-то в зоне у людей нет. А те, что есть, люди, скорее всего, предпочтут потратить на еду
В: Зачем вам надо заниматься волонтерством?
О: Думаю, что вообще это нормально помогать людям, которым плохо. Все мы в этой жизни кому-то когда-то помогаем. Ну, и стыдно мне за мою страну. Хотелось бы, чтобы на Украине люди все-таки помнили, что в России есть и другие фамилии, не только Киселев.
В: То есть наше волонтерское движение весьма эффективно?
О: Ваша независимость – это годы, прожитые, хоть и при воровстве чиновников, но все-таки в свободе. Волонтеры были тут еще со времен перестройки, волонтерское движение в вашей стране никогда не заканчивалось. А сейчас, после Майдана, превратилось в совершенно самостоятельный гражданский феномен. У меня много товарищей среди украинских волонтеров, и я этим очень горжусь, потому что это люди, беззаветно преданные своей стране и своему народу, это люди, которые во многом взяли на себя функции социально неподвижного государства.
В: Вы делаете добро для граждан Украины. Но это нехарактерно. Два народа мягко говоря разругались. Надолго ли это?
О: Любые отношения можно изменить. Возьмите ту же вторую мировою войну. Разве есть у нас какой-то зуб против немцев? Нацистская идеология из Германии ушла навсегда. Почему дурная идеология не может уйти из русских? Я тут читала Ханну Арендт (политолог, занимавшаяся проблемами тоталитаризма). И она говорит о феномене вот каком: как только Гитлер был побежден, весь народ мгновенно повернулся в другую сторону. Эта мгновенность переворота массового сознания и пугает, и вселяет надежду. Я не думаю, что народ моей страны чем-то тут отличается от других народов, массовое сознание всегда можно повернуть. Главное – чтобы оно потом опять не потекло вспять. По мере моих слабых сил я и пытаюсь этому противостоять.