О чем говорят люди в Донецке и окрестностях. И о чем говорят эти их разговоры.
В домашних бытовых фразах, в телефоне, в маршрутке, в телевизоре, даже в мультфильме — о войне теперь говорят повсюду. Или это война говорит? Корреспондент «Экономических Известий» услышал Донбасс. И записал.
* * *
Папа заготавливает дрова на зиму. Таскает бревна, пилит, рубит. Если повезет, ему помогают одолженная у соседа бензопила или наши с сестрой ухажеры. Дров в сарае уже достаточно, но он не унимается: и на следующую зиму не помешают. В доме автономное отопление, но пенсию не дают с июля, а кто и с кем должен договариваться насчет газа для «особых территорий», вообще не ясно.
— Ну, хорошо тебе в ДНР? — спрашиваю я, не с сарказмом, а с отчаяньем.
— Будет хорошо, — все еще не сдается он.
— А с пенсией что? Может, все-таки поедешь на украинские территории и переведешь туда, как советуют?
— Ох, не знаю. Даже Тягнибок приглашает приезжать в Украину за пенсией. Вот это меня и смущает.
* * *
— Свет, вам хоть ко Дню учителя дали зарплату? — останавливает мама соседку-учительницу.
— Какое там! Ох, кажется, мы себе такую яму вырыли с этим референдумом…
Поначалу она горячо симпатизировала «республике». А теперь — никому. И приведенная реплика — единственная цензурная в ее реакции на происходящее.
* * *
— Тааак, Наташа… Ну-ка, скажи, ты за кого, за Путина или за Украину, — спрашивает меня парикмахер, готовя инструменты для стрижки.
Я озираюсь по сторонам и обнаруживаю в убранстве салона российский триколор.
— За Путина. Конечно, за Путина, — когда речь идет о моей прическе, истина мне не так уж и дорога.
* * *
— А моей маме сегодня выдали гуманитарную помощь: тушенку, сардины, рис, сахар и макароны, — пытаюсь начать разговор с хороших новостей.
— Ну, уже хорошо, — поддерживает мой почин приятель.
— Да нет, хорошо было бы, если бы ей дали пенсию, и она купила необходимое сама, — возвращаюсь к реальности я.
* * *
Племянница пошла в первый класс. В октябре. По окончании первого учебного дня учительница воспроизводит для родителей сценку из школьной жизни:
— Дети, не пугайтесь шума. Это просто самолет над нами пролетает, — пытаюсь успокоить малышей.
— Нет, Оксана Федоровна, это «Грады». А самолеты у нас не летают, потому что их здесь днр-овцы сбивают, — объясняют они.
* * *
В маршрутку входит человек в камуфляже. Наклоняется к водителю. В ответ водитель начинает возмущенно орать:
— Да ты очумел — такое мне предлагать? Не смей этого говорить! Совсем с ума сошел!
Пассажиры замирают в ужасе: человек-то еще и с автоматом. Водитель не сбавляет обороты:
— Ты за кого меня принимаешь? Чтобы я с солдата — и деньги за проезд взял?
* * *
Мама рассказывает о приключениях по пути в Доброполье (это украинская территория). Улыбается:
— На блокпосту молодых ребят попросили выйти из автобуса. Их проверяют на улице, а у нас паспорта смотрят в автобусе. И тут этот проверяющий, военный говорит: «А вы знаете, что у нас сегодня акция? Сейчас на места, которые освободили эти мужчины, садятся женщины и остаются на них до конца поездки. А мужики постоят».
Я не уточняю у нее, на каком именно блокпосту это было — на украинском или днр-овском. Уверена, что вежливые и веселые бывают и там, и там.
Конечно, когда от взрывной волны шатается люстра в квартире и ты третью ночь подряд не можешь уснуть от раздающихся по соседству залпов, то проклинаешь и тех, и этих. Конечно, я бы предпочла никогда не видеть такого количества людей с оружием, на танках, на БТР-ах, на каких-то самоходных пушках (теперь фоторепортажи даже с зарубежных праздников с парадами и выставками военной техники вызывают у меня оторопь — как этим можно интересоваться по доброй воле да еще радоваться?). Но вот ты на блокпосту. Человек с автоматом долго изучает твой паспорт. А потом сурово спрашивает: «Такая красивая? Почему не замужем?!» И твои страхи меняются. Ты боишься, что этого улыбчивого парня с блокпоста отправят в поле. И не хочешь, чтобы на своих родных он смотрел с фотографии на памятнике.
* * *
— А я тебя сейчас обрадую! По украинским каналам передали, что в Донецке со вчерашнего вечера объявили «тишину» и не стреляют, — это подруга выехала в Днепропетровск и припала к украинскому телевидению (в ДНР его давно не транслируют).
В ответ я вынуждена процитировать утреннюю сводку с сайта городского головы (в тот день мэром Донецка еще был Александр Лукьянченко): там список жилых домов, разрушенных от попадания снарядов, количество жертв и раненых — и все это за часы «тишины». Все месяцы войны этот сайт — самый надежный источник информации. По-настоящему страшно мне стало в тот единственный (надеюсь, единственный) день, когда вечерняя сводка на сайте начиналась не с традиционного «обстановка в городе крайне напряженная», а с «обстановка в городе критическая».
* * *
Попытки игнорировать телевизор, газеты и интернет не помогают вырваться за пределы военного, простите за выражение, дискурса. Смотрю «Южный Парк», 7-й сезон. Он снимался в 2003-м году. Диалог из эпизода «Я люблю кантри» (в городе митингуют сторонники и противники войны в Ираке и в определенный момент предпринимают попытку заключить мирное соглашение):
— Эй, подождите. На вашей стороне почта.
— А на вашей — продуктовый магазин.
— Ладно, можете ходить на нашу сторону, если вам будет нужна почта. А мы будем ходить к вам в магазин.
— А мы можем пересекать линию, чтобы детей в школу водить?
— Ну, вообще-то, можно.
— А чтобы покупать бензин? И в аптеку, всякое такое?
— Ну да, ладно. Можно, конечно.
И тут из покладистой толпы выделяется личность:
— Нет-нет, ребята, это не работает, разве вы не видите? Разделение города на два фронта — это полный бред. Не надо этого делать. Давайте просто набьем друг другу морды, как обычно.
ОК, мультики не работают. Беру винтажный выпуск российского «Эсквайра». Там — фирменные «Правила жизни», составленные из теглайнов (слоганам к кинофильмам). И фильмы, и журнал вышли задолго до войны. А каждая вторая фраза — про нас:
— Битва между добром и злом довольно быстро становится омерзительной. («Убийственные красотки»)
— Есть люди, для которых гражданская война не является адом. Для них это тренировка. («Хороший, плохой, злой)
— Ты видишь их на улицах. Ты видишь их в телевизоре. Наверняка ты даже голосовал за одного из них. Ты думаешь, они такие же, как ты. Черта с два! («Они живут»)
— Никто не отмоется. («Траффик»)
— Кто бы не победил, мы проиграли. («Чужой против Хищника»)
* * *
— Наталья, а подавайте заявку на обучающий семинар для журналистов, пишущих о культуре! Четыре трехдневные сессии в Киеве, с ноября по март, поезд оплачивается.
— Спасибо за приглашение, но я в Донецке, а здесь теперь даже на день вперед невозможно ничего планировать.
И дело не только в опасениях насчет жизни, здоровья и того, будут ли целы железнодорожный вокзал, рельсы и шпалы. Мы живем не только на войне, но еще и в пьесе абсурда. 31 декабря 2013-го, составляя планы на новый год, я подумывала о том, чтобы получить еще одно образование — выучиться на психолога. И даже навела справки в Донецком национальном университете. Но университет теперь переезжает в Винницу, а мне бы не на кафедру психологии, а на прием к психотерапевту. Кажется, психотерапевты здесь у нас в ближайшие годы будут очень востребованы. Если только их клиенты будут платежеспособны.
Когда друзья и знакомые с украинских территорий обнаруживают неадекватную оценку нашей здешней обстановки, я вовсе не сержусь. Во-первых, война сейчас во всей стране. Во-вторых, даже живущим здесь нелегко поверить в то, что весь этот кошмар происходит в реальности, а не в дурном сне.
Многие районы Донецка по сей день совершенно целы. Я сама большинство разрушений вижу только на фотографиях. Но однажды, например, мой день сложился так, что я проехала мимо похожего теперь на Дом Павлова Дворца молодежи «Юность», руин краеведческого музея, разбитых хрущевок, магазина, лицея и бильярдного клуба. Увидела из окна трамвая огромную пушку и тучу суетящихся вокруг нее бойцов. Вышла на остановке, сгоревшей после обстрела. Шла по дороге, испещренной оспинами от осколков снарядов. Пока была в гостях, слушала залпы и взрывы. А когда вышла на улицу и ждала такси — стала свидетельницей автоматной перестрелки. «Неужели все это происходит на самом деле?» — вот какой была моя реакция.
* * *
— Какая в этом году открыточная осень. Тепло, сухо, деревья именно что золотые! — радуется в телефонную трубку тетя.
— И солнечно сегодня как! — заражаюсь от нее хорошим настроением.
— Да, солнечно! Я вот сейчас смотрю в окно и прямо вижу на асфальте тени от пролетающих снарядов.
* * *
— В наш дом попал снаряд, — сообщает коллега.
— Я не знаю, что сказать. Я не знаю, — признаюсь ей.
В который раз за эти месяцы моим близким нужна поддержка. А у меня нет слов.