Новости общества

Вторая древнейшая профессия: как оправдать компромисс с совестью – Павел Казарин

То, что происходит сегодня с журналистикой в Крыму, – почти полный слепок российской реальности, только на ускоренной перемотке.

То, на что у Москвы ушли десятилетия, случилось на полуострове за несколько месяцев.

За это время перед каждым журналистом была поставлена дилемма – получить запрет на профессию или убедить себя в том, что он охраняет меньшее зло во имя недопущения большего, пишет Павел Казарин специально для “Крым.Реалии”​.

Наглядная иллюстрация подобного – это история российского журналиста Андрея Норкина. Пятнадцать лет назад он громко уходил с НТВ, обличая тех коллег, которые “легли под Кремль”. Спустя пятнадцать лет он ведет на том же самом НТВ авторское ток-шоу и прогоняет из студии гостей из Украины, которые сомневаются в кремлевской версии крушения “Боинга” в небе над Донбассом.

Впрочем, не Норкиным единым. В современной России каждый второй апологет режима когда-то принадлежал к тому кругу людей, которых было принято называть надеждой либеральной общественной мысли. В девяностые они считались проводниками либеральных смыслов, а в нулевые стали главными адвокатами Кремля. И самое легкое – это допустить мысль, что каждый из них притворяется. Но в том и особенность, что любая проверка на полиграфе подтвердит: они искренни.

И дело тут не только в деньгах. Сами по себе они не подарят спокойный сон и безмятежную уверенность в собственной правоте. Хочется себя уважать, а для этого нужна убежденность в правильности выбора. Чтобы звучать искренне, нужно верить в то, что говоришь. И в какой-то момент ты начинаешь подгонять свои убеждения под наиболее выгодное рыночное профессиональное предложение. И этот момент – идеальная ситуация для появления на свет “сагитированного агитатора”.

Решить этическое уравнение в “нужном ключе” довольно несложно. Достаточно напомнить себе о том, что в мире есть меньшее и большее зло. Задуматься – кто придет на смену нынешним “випам”, если система начнет рушиться. Позволить воображению заполнить образами словесные контуры вроде “фундаменталистов”, “националистов” и “русофобов”. Представить себя человеком, который защищает темное настоящее от куда более темного будущего.

И этот момент для журналиста наступает момент истины. Когда надо делать выбор. Когда тебе предлагают носить маску, которая будет камуфлировать принципы. Подарит уверенность, что жить без компромиссов могут только закоренелые дураки. И ты не подозреваешь еще, что маска станет вторым лицом. Что это Рубикон, за которым возврата не будет.

Любой журналист в России прошел через это еще в “нулевые”. Когда власть предложила ему спасать саму себя во имя ненаступления “темных времен”. Журналистам посулили спасти страну от радикального ислама. От геостратегических врагов. От разрушения традиций и деградации ценностей. От поругания идеалов, на которых выросли поколения. Коррупция или репрессии? Вертикаль власти или война на окраинах бывшей империи? Недодемократия или народный бунт люмпенизированных масс?

А теперь через это же проходят представители профессии в Крыму. Потому и не говорят наши бывшие коллеги о запрете Меджлиса и судах над теми, кто остался верен Украине. Не пишут о расстрелянном российскими силовиками автомобиле на севере Крыма и нестыковках в официальной версии о прорыве украинской ДРГ. Предпочитают не замечать итогов расследования международной следственной группы о причинах крушения “Боинга” в небе над Донбассом. Уверяют самих себя в справедливости официальной позиции Москвы и осторожно поругивают местных чиновников, которых официальный Симферополь назначил “козлами отпущения”.

Самые честные из них, сохранив способность к рефлексиям, в частных беседах будут оправдываться благополучием собственной семьи. Укажут на то, что твердость позвоночника лишит их профессии, а детей – средств к существованию. Заявят о том, что у них “просто не было выбора”.

Хотя все это – не более чем лукавство. Просто потому, что выбор у тебя есть всегда. А когда ты говоришь о том, что выбора нет – это значит лишь то, что альтернатива тебе не подходит. И потому ты просто стараешься исключить ее из перечня доступных вариантов.

Есть ряд вещей, которые пощупать очень сложно. Есть ряд границ, которые перейти крайне просто. Есть ряд понятий, которые незаметно меняют свой знак на противоположный. У кого-то этот процессы растягивается на несколько лет. У кого-то – происходит за считанные дни.

Но только проституция не перестает быть таковой, если в поиске персонального будущего ты крадешь его у других.

vlad