Нашумевшая «Любовь» Гаспара Ноэ оказалась профессионально сделанной эротической мелодрамой.
Как это обычно и бывает, шумиха, поднятая вокруг фильма франко-аргентинского кинорежиссера Гаспара Ноэ «Любовь», оказалась бурей в стакане воды. Правда, это еще не значит, что вода (в данном случае уместнее было бы сказать «вино») в этом стакане оказалась невкусной.
Напротив, Ноэ снял отличную по киноязыку и психологически точную мелодраму о любви мужчины и двух женщин (правильнее будет сказать – парня и двух девушек), только вышедших из тинейджерского возраста.
И всё бы было ничего, если бы Ноэ, по своему обыкновению, не окунул этот традиционный сюжет в густой бульон непривычно откровенной эротики. Густой настолько, что в нем, кажется, могла бы стоять ложка. (Подросток, посмотревший «Любовь», наверное, наверное, увидел бы в последней фразе эротический каламбур, но на самом деле его здесь нет. Дедушка Фрейд тоже может отдохнуть).
Собственно говоря, только об этой эротике и можно вести речь, поскольку во всем остальном фильм на удивление, если учитывать страсть Ноэ в его предыдущих фильмах к психологическим перверсиям, традиционен.
Американский парень по имени Мерфи полюбил французскую девушку Электру, девушка полюбила парня, и им казалось, что никто никогда на свете не любил так, как они. Но потом они познакомились еще с одной девушкой по имени Оми, которая забеременела от Мерфи (кстати, герои постоянно так демонстративно надевают во время секса презервативы, что фильм вполне мог бы сойти за рекламу противозачаточных средств и борьбы со СПИДом), и увела его от Электры, которая после этого куда-то пропала. Через некоторое время Мерфи, у которого с Оми родился сын, понял, что всегда любил и продолжает любить только Электру.
Тут можно было бы поставить точку, если бы ни одно обстоятельство – Ноэ настолько обильно орнаментировал этот простенький сюжет столь откровенными сексуальными сценами, что фильм вызвал скандалы, а кое-где (например, в России) был даже запрещен к выходу в прокат.
И вот здесь возникают сразу три вопроса. Первый – чисто кинематографический: можно ли было снять аналогичный фильм без такого количества эротических сцен, но без потерь для содержания? Второй – как вообще снимать эротику в кино? Третий – выходящий за рамки кинематографа: существуют ли границы допустимого в искусстве?
Честный ответ на первый вопрос будет для Ноэ, увы, неутешительным. Так, например, в знаменитом фильме Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже», который когда-то воспринимался столь же скандально, как «Любовь», а теперь стал классикой, каждая эротическая сцена играет либо на развитие, либо на раскрытие характеров. Вынь любую из них – и фильм потеряет в логике развития событий и эволюции отношений главных героев.
Кроме того, поведение в сексуальных сценах в «Последнем танго в Париже» раскрывает характеры героев (например, стремление к доминированию у персонажа, которого играет Марлон Брандо) и их отношение к жизни за пределами секса. В «Любви» этого нет. Секс у Ноэ – только красивая (что красивая, это да) картинка и ничего более.
Эти два фильма дают ответ и на второй поставленный нами вопрос – как снимать эротику в кино. В фильме Бертолуччи вы ни разу не увидите сексуальной сцены, поставленной так, как ее бы снял режиссер порнографического фильма – но, тем не менее, воздух в кадре вокруг главных героев как бы наэлектризован страстью.
У Ноэ эротических сцен (которые, кстати, не очень отличаются друг от друга) с крупными планами интимных мест столько, что к середине просмотра начинает складываться впечатление, что ты смотришь медицинское пособие – но подлинной страсти за этим почему-то не чувствуется. Парадоксально, но когда герои «Любви» начинают вместо того, чтобы заниматься сексом, спорить и ругаться друг с другом, эта страсть появляется.
Ну и, наконец, вопрос третий – о границах дозволенного. Вот тут можно спорить до бесконечности, поскольку аргентинец Ноэ как режиссер – представитель чисто французской культуры (недаром в «Любви» есть кое-что от фильмов Жан-Люка Годара и Алена Рене). А французская культура, в отличие, например, от культуры славянской, всегда была с эротикой на «ты». Невозможно, например, представить себе маркиза де Сада классиком любой из восточноевропейских литератур – а во Франции он давно уже стал настоящим классиком. Это, кстати, тоже обыгрывается у Ноэ, когда француз-полицейский вместо того, чтобы арестовать американца Мерфи, просвещает его по части парижских мест, отличающихся сексуальным разнообразием.
Под конец надо заметить, что, помимо непривычной для Ноэ сентиментальности, в «Любви» есть и много, опять же, непривычного для этого режиссера, юмора (например, он дарит персонажам фильма свои имя и фамилию). И это уж точно не один из предыдущих скандальных фильмов Ноэ «Необратимость», смотреть которую физически тяжело. Так что просмотр «Любви», скорее всего, окажется приятным (хотя, как по мне, фильм немного затянут).
И уж, что совершенно точно, взрослый зритель вряд ли увидит в его сексуальных эпизодах то, чего он, зритель, сам не испытал в реальности – за исключением, разве что, сцены любви втроем. Ну а то, что фильм с эротическими сценами снят в популярном формате 3D, можно назвать еще одной режиссерской шуткой.
Автор Борис Стрехов