Недавно Минфин, наконец, презентовал правительству стратегию продажи госбанков. Пока что только презентовал, а не утвердил. Но учитывая, что эту стратегию обещают уже два с половиной года, а показали ее впервые — это уже немало.
Задержка связана, во-первых, с тем, что стратегию, фактически готовую еще в 2016 г., пришлось существенно переписывать после национализации ПриватБанка в конце того же года. А во-вторых, для финализации документа нужны были стратегии развития самих госбанков, а также согласование с набсоветами. И сначала долго ждали стратегию ПриватБанка, а потом — когда же наконец начнет работу набсовет «Укрэксимбанка».
Что, когда, кому
Но вот, документ под названием «Основы стратегического реформирования государственного банковского сектора» представлен аудитории. Что в нем? Продажа двух госбанков — полностью, и двух — частично. В частности, из «Укргазбанка» и «ПриватБанка» (т.е., изначально частных банков) государство хочет выйти полностью.
Остается, правда, спорный вопрос продажи такого рыночного «монстра», как ПриватБанк одному инвестору, ведь это снова несет риски дестабилизации рынка одним игроком. Но продажа Привата — настолько сложная и отдаленная перспектива (100% акций банка планируют продать только в 2022 г.), что в Минфине пока эти гипотетические риски никак не комментируют.
Напомним, что «Укргазбанк» вместе с банками «Родовид» и «Киев» были рекапитализированы государством в 2009 г. правительством Юлии Тимошенко за 9,572 млрд грн. Впоследствии «Киев» был ликвидирован, а его активы и пассивы переданы «Укргазу». «Родовид» был докапитализирован еще на 9,5 млрд грн., но в итоге в начале 2016 г. все равно ликвидирован. Выжил лишь «Укргазбанк» (правда, ценой вливания еще 4,3 млрд грн.), который в последние годы даже демонстрировал прибыль.
Приватбанк был национализирован в декабре 2016 г. Расходы государства на спасение банка окончательно неизвестны, но на момент национализации непокрытый акционерами недостаток в капитале составлял 116 млрд грн. Это около 4% от прогнозного ВВП за 2017 г. Предыдущие национализации обошлись в 1% в 2009 г. и еще в 1% в 2011 г.
В «Ощадбанке» и «Укрэксимбанке» государство останется частично. Причем во втором эта доля будет значительной — не менее 80%. Из «Ощада» планируется более масштабный выход. Там государство оставит себе лишь 55%. В Минфине обещают, что к 2020 г. 25% Ощадбанка купит «одна из международных финансовых организаций» (прямо об интересе ЕБРР к госбанку в министерстве почему-то предпочитают не говорить, но хотя слухи, что это будет именно он), а 20% должно уйти на фондовый рынок.
В целом же угрожающе большая нынче доля государства в банковском секторе (55%) должна после этой распродажи сократиться до 24%. Доли самих банков, согласно их стратегиям, изменятся незначительно.
Здоровый оптимизм vs здоровый реализм
В Минфине рассчитывают продать все это добро с прибылью. Согласно «Основам…» только от продажи акций госбанков государство должно получить 85 млрд грн. Еще 35 млрд грн. — дивидендов и налогов.
Но вот тут здоровый оптимизм кабмина вступает в определенный конфликт с мировым опытом. Украина же далеко не первая, и не последняя страна, которой пришлось становится акционером банков после тех или иных кризисов. События десятилетней давности в США и Великобритании могли уже слегка стереться у большинства из памяти, а потому напомним.
Так, США с 2008 по 2014 гг. в рамках программы по выкупу проблемных активов банков TARP (The Troubled Asset Relief Program) потратили на спасение своих подопечных $426,4 млрд. (почти 3% от ВВП) из разрешенных законодателями $475 млрд. (изначально сумма планировалась на уровне $700 млрд, но затем была уменьшена). Государство стало акционером 17 банков.
Долг перед Федеральным резервом (ФРС) банки покрывали в основном продажей своих акций на фондовом рынке. Так, в 2014 г. на IPO вышел Ally Financial, которым TARP официально завершился. Выручить получилось $441,7 млрд. — т.е., формально с небольшой прибылью. Впрочем, такая цель, понятное дело, и не ставилась, к тому же, в постоянных ценах прибыли и нет вовсе.
В Великобритании размах был поменьше, но и входить государству в пострадавшие финучреждения пришлось глубже. И если в Lloyds Британии пришлось выкупить 43% акций (заплатив за это £20,3 млрд), то в Royal Bank of Scotland государство стало владельцем 84%, которые стоили £45 млрд.
И если свой пакет в Lloyds Великобритания в итоге продала — по частям, за несколько лет, но даже с минимальной прибылью в £500 млн., то в RBS королевскому казначейству удалось избавиться лишь от 13% акций. 71% все еще принадлежит государству.
Наверное, самый удачный пример продажи государством своих долей в некогда выкупленных банках и возврата вложенных средств Швеция. Потратив в 1991-1992 гг. — тогда в Швеции разразился ипотечный кризис сродни кризису 2007-2008 гг. в США. Тогда Швеция потратила на поддержку банков от 4% своего ВВП (65 млрд крон, что эквивалентно $11,7 млрд в то время, или $18,3 млрд в нынешним ценах и по нынешнему курсу).
Впоследствии государство вышло из всех приобретенных финучреждений, сработав, по оценкам экспертов, фактически в ноль, то есть компенсировав затраты, но не получив от продажи банков и их имущества (залоговой ипотеки) практически ничего.
Причем именно продажа залогов принесла большую часть денег. И это важный нюанс, если сравнивать международный опыт с нашими реалиями. К сожалению, пока управление залогами по не обслуживающимся кредитам в украинских госбанках, мягко говоря, страдает.
Почему нужно продавать
Продать, наверное, будет нелегко. В НБУ признают: госбанки — абсолютные антирекордсмены по уровню неработающих кредитов. На начало 2018 г. он достиг 70%. Правда, госбанки в тренде, так как в целом по банковской системе Украины показатель не обслуживающихся кредитов достиг 50% (что, опять же — антирекорд по Европе). Для борьбы с этим в Минфине хотят рассекретить крупнейших плохих заемщиков госбанков и давить на них публичностью. Поможет ли это, сказать сложно.
Михаил Демкив, аналитик банковского сектора группы ICU (Инвестиционный капитал Украина), считает, что такая ужасающая ситуация с обслуживанием кредитов в госбанках сложилась не только в связи с неэффективностью управления госбанками (это давний бич вообще фактически всех государственных, а соответственно — финансируемых из бюджета компаний).
В первую очередь — так получилось в связи с выдачей кредитов «по звонку», без надлежащей оценки рисков. И речь не только о госкомпаниях же, хотя кредитование связанных лиц, когда госбанк кредитует госкомпанию, «потому что кто-то же должен дать денег» — давняя проблема. И она не решится, пока у кредитора и заемщика будет один акционер.
Но если плохие кредиты — проблема, собственно, самих госбанков и нас, налогоплательщиков, деньгами которых эти не работающие кредиты покрываются (по подсчетам Романа Шпека, главы Независимой ассоциации банков Украины, за последние четыре года в капитал госбанков была влита сумма, эквивалентная $9 млрд.), то большая доля госбанков на рынке уже становится проблемой для всего рынка, так как негативно влияет на конкуренцию.
Ведь госбанки — со своими гарантированными государством депозитами (это касается Ощадбанка — Ред.), весьма лояльным риск-менеджментом, большими и не эффективными сетями отделений и прочими «осложнениями» искривляют рынок. А занимая 55% — и вовсе угнетают его.
Ну и последняя, по списку, но не по важности причина продать госбанки во что бы то ни стало (даже в убыток, что вероятнее всего) — они просто слишком дорого обходятся налогоплательщикам, а главное — оттягивают на себя бюджетные средства, которые могли бы быть потрачены более эффективно.
«Большие деньги регулярно тратятся на поддержку госбанков и хорошее настроение их вкладчиков, а не на какие-нибудь другие социально важные проекты. Плюс, получается, что госбанки выступают посредниками при кредитовании государственными деньгами же крупных ФПГ и госкомпаний, и рынок никак не влияет на это распределение средств, потому что на госбанки рынок вообще никак не влияет. Хотя коммерческий банк скорее прокредитовал бы МСБ сегмент», — сетует финансовый аналитик компании YouControl Роман Корнилюк.
Он отмечает три основных риска столь глубокой интеграции государства в банковскую систему. Первый — уже упомянутые высокие затраты бюджета на поддержку госбанков. Второй — консервация неэффективности управления, которая в той или иной мере присутствует в каждом банке, и только усиливается в государственных, так как им не приходится выбирать, во что вложиться, чтобы получить максимальную прибыль. И третий — госбанки, которые по умолчанию надежнее любого коммерческого банка, оттягивают на себя существенную часть депозитов населения (на данный момент в госбанках лежит 64% денег украинцев), а соответственно — ослабляют позиции коммерческих банков.
Радует, что в Минфине, вроде бы, все это понимают, и поддерживают позицию «продать во что бы ни стало», несмотря на бравурные заявления об ожиданиях прибыли от продажи. Что ж, возможно, учитывая крайне низкий уровень в Украине как кредитования, так и депозитов, а соответственно — высокий потенциал роста рынка, наши госбанки и правда удастся продать хотя бы в ноль. Однако не стоит забывать о негативном мировом опыте и строить завышенные ожидания по этому поводу. Потому что в нашем случае важно просто продать.