Украинская экономика продолжает нести тяжелые потери: экономическая активность резко сократилась, упала платежеспособность населения, снизилась инвестиционная активность бизнеса. Похоже, что чиновники, ответственные за развитие экономического сектора, не имеют ни малейшего понятия о том, как выводить страну из кризиса. А неопределенность относительно ситуации с коронавирусом еще больше усугубляет и без того плачевное состояние экономики в стране.
Об эффективности работы украинской власти в условиях карантина, как были потрачены деньги коронавирусного фонда, стоит ли ожидать нового жесткого локдауна, а также последних инициативах президента Владимира Зеленского «Экономические новости» спросили у экономиста, финансового аналитика Алексея Куща.
Как Вы оцениваете обращение президента Владимира Зеленского к депутатам? Что важного было сказано, а что упущено?
Оценки выступления я бы разделил на несколько составляющих. С одной стороны, звучит критика. Она зачастую носит больше эмоциональный характер. Есть положительные оценки, но они больше иррациональны. Что меня лично разочаровало в выступлении – это отсутствие системности и определенной визионерской позиции. Сегодня страна пребывает в беспрецедентном экономическом кризисе, который мультиплицирован, благодаря крайне неудачному изменению траектории движение экономики в 2019 году, во времена Правительства Гончарука, которое создало в Украине рукотворный кризис. В январе этого года мы получили падение ВВП на 0,5%, впервые с 2016 года. То есть, еще до коронакризиса у нас уже был свой рукотворный кризис. А коронакризис естественно всё усилил. Поэтому сейчас мы прибываем в комплексном эндогенно- экзогенном кризисе.
Что именно, по Вашему мнению, должен был сказать Президент?
Один из разделов своей речи Зеленский должен был посвятить освещению темы, куда движется украинская экономика. Президенту необходимо было четко обозначить, какую он видит экономическую модель страны на период его каденции. Какой формат экономики мы строим? Какую концепцию создаем? То есть, что он хочет видеть на выходе: основные тренды, основные магистральные направления и вообще философия развития страны. Грубо говоря, это должно быть что-то по аналогии Дональда Трампа: «Возродим былую славу Америки!». То, что сейчас делает американский президент в части реиндустриализации страны. Должен быть какой-то свой украинский аналог.
Если мы посмотрим на типы промышленных политик, которые применяются в других странах. Это либо сокращение отставания от развитых государств, что сейчас наблюдается в Турции, Польше. Это наращивание существующего индустриального потенциала, как в Китае, Бразилии. Или адаптация экономики к требованиям нового шестого технологического уклада, что наблюдается в Южной Корее. Президент должен был обозначить, что мы делаем. То есть, либо мы наращиваем свой индустриальный потенциал на той базе, которая есть. Либо в ближайшие четыре года должны максимально сократить отставание от развитых и динамично развивающихся стран, таких как наши соседи. Либо мы забываем о старом индустриальном потенциале и с чистого листа начинаем адаптировать нашу экономику по требованию шестого технологического уклада, развивая при этом новые отрасли – информационные, когнетивные, биотехнологии и т.д. Какая-то концепция должна быть. И, соответственно, под эту концепцию президент должен был озвучить за счет чего все должно происходить. Обозначить программу возврата инвестиций обратно в Украину. Ведь, согласно отчету Международной организации аудиторов, Украина входит в десятку стран с самым большим оттоком капитала за последние 30 лет. Из страны ушло порядка 180 млрд. долларов! Президенту необходимо было рассказать, какие будут налоговые льготы, какие гарантии защиты прав инвесторов. А также – как будет решена системная проблема социальной справедливости и воздаяния в виде ареста коррупционного капитала.
Второй блок президент озвучил, но не в том ключе, в котором следовало. Это вопрос войны и мира. Он говорил о потенциально недееспособной крымской платформе, в которую если войдет Турция, то она фактически будет использоваться не в интересах Украины для давления на Россию, а в интересах Турции. Он заговорил о восстановлении моста в Станице Луганской, говорил о встрече в «Нормандской четверке». Но самое главное – он снова не обозначил рубежный выбор, который должен стать перед Украиной. Ведь президент – не начальник ЖЭКа, а генеральный конструктор страны. Он должен заниматься государственным строительством, формировать контуры будущего страны. В данном случае Зеленский должен был обозначить две альтернативы, которые должна выбрать Украина. То есть, полная изоляция неподконтрольных территорий и постепенный разрыв всех экономических и политических отношений с Россией. Условно говоря, строительство «разделительной черты». Правда, такая модель может быть успешной при эффективной концепции экономического развития самой страны, потому что в противном случае будет работать на деградацию экономики.
И второй вариант. Модель компромиссов, уступок, нахождения некоего модуса взаимоотношений в условиях новой геополитической парадигмы. То есть, восстановление экономических связей, использование российского рынка сбыта, рынка сбыта стран СНГ, решения вопроса безопасности и т.д. Президент должен был сказать, что страна в ближайший год должна сделать свой концептуальный выбор, потому что дальше находится в состоянии гибридной войны и мира мы не можем. Пример Нагорного Карабаха показал, что достижение, которым так гордиться Зеленский, а именно временное прекращение огня, на самом деле является очень условным. Потому что такой геополитический игрок как Россия может спокойно положить этот замороженный конфликт в геополитическую микроволновку, нажать на кнопку «Дефрост» и за считанные дни конфликт замороженного превратиться в очень горячий.
И третий момент, о котором должен был говорить президент. Это вопрос социальной справедливости. Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц говорил о том, что любая политическая система теряет свою легитимность, если она не решает проблему неравенства. В своей книге он говорил о том, что «неравенство не является неизбежностью, оно является результатом политических решений». То есть, Зеленский должен был говорить о том, как он будет решать эту проблему, как будет снижать налоговую нагрузку на труд, увеличивать налоговую нагрузку на капитал, вводить налогообложение на богатство или активы, которые можно отнести к предметам роскоши. То есть, это должен был быть очень мощный социальный посыл. Но вместо этого речь Зеленского изобиловала большим количество мелких деталей. Если сравнить с произведением искусства, то речь президента должна была быть картиной импрессиониста, написанной крупными мазками, которая видится издалека. Вместо этого мы получили картину, перенасыщенную мелкими деталями, которые видны только с близкого расстояния и через увеличительное стекло.
Что скажете в отношении перечня вопросов Всеукраинского опроса, инициированного президентом Зеленским?
Эти пять вопросов, которые подготовил Зеленский для меня являются одной из самых больших политтехнологических загадок. Тут есть две истории. Можно рассказать историю как мальчик после кораблекрушения оказывается в одной лодке с тигром и проводит с ним несколько месяцев. Или историю о том, как на лодке все съели друг друга и остался один ребенок, который получил психоэмоциональную травму. Так и здесь. Можно рассказать историю насколько изобретательными являются технологи на Банковой, придумав такую многоходовку, чтобы поднять рейтинги Зеленского и усилить его популярность. Мол, такой политтехнологический ход с местными выборами, чтобы люди обсуждали эти пять вопросов, а не тарифы за коммуналку и цену на газ. А можно все объяснить банальной недоработкой. Такой вот там уровень подготовки документов.
На самом деле вопросы выбраны совершенно несуразно, с точки зрения разновекторности и разношерстности. К примеру, вопрос о пожизненном заключении для коррупционеров в особо крупных размерах. Выносить на опрос можно тему отмены или возобновления смертной казни. Это имеет общий гуманитарный характер. А пожизненное заключение – это уже отдельная часть Уголовного Кодекса. Бессмысленно выносить на референдум, сколько лет заключения давать коррупционерам. Это должны разрабатывать специалисты Уголовно-процессуального Кодекса. Кроме того, Зеленский не обозначил, что такое «коррупционер в особо крупных размерах». То есть, это директор ЖЭКа, который взял взятку в размере 2 тыс. долл. за размещение магазина на первом этаже. Или все-таки министр, который продал государственное предприятие и заработал на этом миллионы долларов. Тема с Будапештским меморандумом – вообще какое-то политическое безумие. Потому что возможность Украины апеллировать к данному документу была бездарно утрачена прошлой властью еще в 2014 году. И так можно пройтись по всем вопросам.
Ваше мнение о создании «свободной экономической зоны» (СЭЗ) в Донецкой и Луганской областях?
Тоже абсолютно неподготовленная тема для обсуждения. СЭЗ – это не самой собой разумеющееся понятие, которое все одинаково воспринимают. Когда говорят о СЭЗ, каждый понимает что-то свое. Кто-то вспомнит негативный опыт применения СЭЗ в Украине, которые стали рассадником коррупции. А кто-то вспомнит позитивный опыт Турции и Китая, где такие зоны дали свой позитивный эффект. Кроме того, не понятно какой будет режим этих СЭЗ: с налоговыми льготами или без них. Если будут налоговые льготы, то какие и во сколько это обойдется бюджету, какие риски могут быть и т.д. То есть, должна быть презентована концепция этой особой СЭЗ. Хотя бы в виде каких-то примитивных социальных роликов, чтобы люди понимали, о чем идет речь. И только потом спрашивать об этом на референдуме. Из позитивного можно отметить, что до власти наконец-то доходит, что применение экономических инструментов деокупации имеют более высокие перспективы, чем применение военных или политических методов.
А как это может работать в условиях Донбасса?
В свое время я написал ряд политических статей, в которых разработал концепцию т.н. свободных экономических демилитаризированных территорий (ДеСЭТ). В данном случае я как раз аргументировал важность применения экономических инструментов. То есть, экономические инструменты – это нано или микроинструменты демилитаризации и деокупации территорий. Они незаметно, с помощью скрытых механизмов, медленно, но в тоже время неуклонно, изменяют ситуацию к лучшему. Многие думают, что причина сближения Северной и Южной Кореи в том, что молодой северокорейский лидер Ким Чен Ын захотел легитимизоваться на Западе. На самом деле основы к этому были заложены еще его отцом Ким Чер Ир, при котором был создан Кэсонский промышленный парк, который размещался на территории Северной Кореи, там работали северокорейские рабочие, но инвестиции и технологии были от компаний из Южной Кореи. Оборот данного парка в этой СЭЗ составлял несколько миллиардов долларов. Именно с его помощью северокорейские политические элиты были интегрированы в общие экономические процессы южнокорейских элит. Они вдруг ощутили, что зарабатывать на совместном бизнесе намного приятней и эффективней, чем на войне и противостоянии. То есть, это инструмент, который позволяет, условно говоря, «повестить автомат и надеть деловой костюм».
В моем предложении о ДеСЭТ такие зоны как раз должны были размещаться на оккупированных территориях, временно неподконтрольных. Это должен был быть инструмент обмена экономики на мир. То есть, мы даем экономические механизмы зарабатывания денег для неподконтрольных территорий, а они взамен дают демилитаризацию этих отдельных районов.
Почему идея ДеСЭТ на подконтрольных территориях хуже, чем то, о чем я говорил? Дело в том, что сама свободная экономическая территория предполагает создание неких удобных точек входа для иностранных инвесторов. На территории всей страны обеспечить общую экономическую эффективность пока невозможно. Значит у государства есть два выбора. Либо ждать пока общая экономическая эффективность повысится по всей стране и тогда привлекать инвестиции. Но на это могут уйти десятилетия. А можно не дожидаясь создать такие «анклавы» эффективности в общей мессе. Таким образом, в свое время пошел Китай, который понимал, что не сможет по всей территории страны создать капитальные возможности для иностранных инвесторов, значит нужно создать эти «анклавы». По такому пути шли и другие страны. Правда, страны Центральной Европы больше ориентируются на создание общей экономической эффективности, хотя также применяют инструментарий технологических, промышленных парков и т.д. Но это другая история. Так вот, СЭЗ нацелена на иностранного инвестора и создания для него удобных окон входа и роста капитализации бизнеса. Однако с точки зрения современного Донбасса, пока не будет решен вопрос безопасности, будут существовать линии разграничения, на которой стоят войска, ни о каких иностранных инвесторах на этих территориях не может быть и речи. Для Донбасса эта концепция не работает. В реальности она может быть использована местными финансово-промешенными группами для получения определенных налоговых льгот и для использования этих СЭЗ как транзитной территории и превращения ее в своеобразную транзитную дыру, где будут пропадать или материализовываться товары, незаконные операции и т.д.
Кроме того, есть очень важный момент. СЭЗ предполагает ослабление контроля государства на территории, где она создана. То есть, самой территорией управляет больше бизнес, чем государство. В данном случае существует противоречие. Как государство планирует снизить свое присутствие на подконтрольных территориях Донбасса, которые прилегают к неподконтрольным? Ведь на сегодняшний день мы, наоборот, видим усиление роли государства. Усиление происходит в виде военно-гражданских администраций, которые фактически в военном режиме управляют территориями, видим, что отменяются выборы… То есть, государство рассматривает данные территории как некие буферные зоны с повышенной опасностью. А СЭЗ по сути своей предполагает практически полный демонтаж государственных силовых структур и ослабление роли государства. Как видим, здесь колоссальное противоречие, о котором наши политики, выдвигающие подобные идеи, даже не задумываются.
Заместитель главы Офиса президента Владимира Зеленского Юлия Ковалив заявила, что власти не согласны с прогнозом МВФ о падении ВВП Украины в 2020-м на 7%. При этом она добавила, что по их оценкам экономика упадет в текущем году всего на 4,8%. Что скажете на этот счет?
Прогнозы нашей власти анализировать, тем более прогнозировать, неблагодарное занятие. Помню классический пример, когда бывший министр экономики из Правительства Гончарука буквально за несколько недель до конца 2019 года дал свой прогноз о том, что падение промышленного производства в Украине по итогам года составит 0,6%. Но по факту было 1,8%. То есть, колоссальный разрыв в прогнозах, что очень важно для понимания качества анализа наших чиновников. Министр экономики должен был максимально точно знать этот прогноз.
Когда только начался экономический локдаун, я проводил свои экономические расчеты. И рассчитывал коэффициент влияния карантинных ограничений на те или иные сектора экономики. У меня получалось, что один месяц локдауна стоит примерно 2% ВВП. Таким образом, три месяца локдауна стоили 6% ВВП. ВВП в состоянии локдауна нельзя оценивать как «торт, от которого отрезали два куска, но при этом все остальное осталось неизменным». На самом деле локдаун имеет кратко-, средне – и долгосрочные последствия для экономики.
Когда подводная лодка села на дно и ее не сдвинуть в течении месяца, то потом оторвать от дна ее будет фактически невозможно. Так и с экономикой. Многие предприятия обанкротились, разорилась значительная часть малого бизнеса, многие испытывают трудности с выполнением своих обязательств, многие свернули свои инвестиционные программы, которые они планировали. То есть, экономическая активность резко сократилась. Даже после завершения карантина. И мы это видим по уровню импорта. Упала платежеспособность населения, значит люди стали меньше зарабатывать, снизилась инвестиционная активность бизнеса в части покупки импортного оборудования и технологий. Значит у бизнеса негативные инвестиционные ожидания. Поэтому прогноз МВФ, к сожалению, ближе к правде. И эти прогнозы еще будут корректироваться на уровень влияния второй волны карантинных ограничений. Нынешний рост заболеваемости и усиление карантинных мер во многих регионах Украины обязательно будет влиять на сферу услуг, на транспортные перевозки, на малый и средний бизнес, что также будет замедлять экономику. Поэтому думаю, что падение ВВП на 6% наиболее объективная оценка. И если этот показатель будет пересмотрен, то в сторону ухудшения, а не улучшения.
Как Вы оцениваете работу власти в условиях коронавируса?
Для того, чтобы минимизировать последствия для экономики государство должно принимать пакет амортизационных мероприятий по минимизации влияния кризиса. Это снижение и отсрочка налогов, кредитование, компенсация процентных ставок, дерегуляция и субсидирование, дотации и государственные закупки… Целый арсенал государственно-промышленной политики, что называется антицикличная экономическая политика. Политика по сглаживанию негативных экономических шоков, которые мы наблюдаем. Практически ничего из этого государством не было сделано. Кроме, распиаренной программы поддержки предпринимательства, которая не имела практического влияния на экономику. Широкомасштабной программы по сохранению и созданию новых рабочих мест государством предпринято так и не было.
Насколько эффективно были потрачены средства, выделенные в Фонд борьбы с пандемией?
Первый локдаун был одной из самых больших ошибок нашей власти. Обычно наша власть сетует на то, что у нее нет денег и времени. В данном случае было и время, и деньги. Но чем занималась украинская власть? Из 66 млрд грн т.н. антикоронавирусного фонда, 35 млрд грн или больше половины было пущено «на дороги». Еще 2,5 млрд отдали полиции. На борьбу с безработицей направили всего 7 млрд грн (за такие деньги проблему безработицы не решить даже в одной индустриальной области страны). На медицину, то есть по прямому целевому назначению направили 16 млрд грн (четвертую часть). И ни копейки на дополнительные выплаты самым незащищенным слоям населения (пенсионерам, студентам) и самое главное – ни копейки на обеспечение населения бесплатными средствами индивидуальной защиты и антисептиками. А ведь это прямая обязанность государства – обеспечить граждан страны средствами индивидуальной защиты на период эпидемии и карантина.
Насколько оправдывает себя т.н. «Большое строительство» дорог в нынешних условиях?
Предпринимая такой масштабный элемент стимулирования экономики, депутаты из провластной партии рассказывают о «мультипликации», что «одна гривна дорожного строительства дает несколько гривен ВВП». На самом деле это все профанация и фарисейство. Если вы собрались строительством стимулировать развитие экономики и получать все эти «мультипликации», то сначала должны были создать полноценный дорожный кластер. То есть, свое производство битума, дорожной техники, привлечение своих рабочих. Мощности такие в Украине существуют. Потенциальные возможности тоже имеются. Но в результате ничего из вышеперечисленного создано не было. Все 4 млрд. долларов в эквиваленте, которые власть планирует потратить на дороги, из них 2 млрд. пойдет на оплату импортного битума и дорожной техники, зарплаты иностранных рабочих и прибыль иностранных компаний, которая будет выведена из Украины. То есть, мы фактически своими деньгам антикоронавирусного фонда амортизируем кризис в таких странах как Турция и Китай. Или Беларусь и Россия, где покупаем тот же битум. Причем темпы дорожного строительства не были синхронизированы с производственными возможностями внутри страны. И понятно почему. Ведь основной акцент этого «строительства» сделан перед местными выборами и имел исключительно политмаркетинговый ход. Эта несинхронизация привела к тому, что мы даже импортный щебень начали закупать, хотя его всегда хватало. Вот до такого маразма дошло.
А как Вы прокомментируете решение Минфина о выкупе еврооблигаций этим летом?
Еще один “пример эффективности” использования антикоронавирусного фонда. В июле Минфин привлекает 2 млрд долл. долгов. Из которых тут же 800 млн. долл. направляют на досрочный (!) выкуп украинских еврооблигаций с датой погашения в 2021-2022 годах. В то время как многие развивающиеся страны ведут переговоры о реструктуризации своего долга, в частности Аргентина добилась списания 55% своего долга в переговорах с кредиторами, наш Минфин принимает решение о досрочном выкупе долгов будущих периодов с датой погашения через год-два. Причем выкупает на рынке с премией в 5% от номинала. Вместо того, чтобы эти 2 млрд долл., которые привлекли от размещения евродолгов, направить на медицину, на закупку медицинского импортного оборудования, лекарств, средств индивидуальной защиты, почти половина этой суммы отдается на досрочное погашение долгов, которые можно погашать в последующие годы.
А в августе происходит вообще беспрецедентный случай – выкуп 10% т.н. ВВП-варантов (ценные бумаги, выпущенные во время реструктуризации внешнего долга министра финансов Натальи Яресько). Который вообще можно назвать финансовым безумем, потому что по ним в ближайшие годы выплат либо не будет (экономика падает, а эти ценные бумаги – своеобразный налог на рост) либо будут минимальными (значительно ниже суммы выкупа: потратили на выкуп 10% выпуска более 300 млн. дол., а общие платежи в 2021-м по всем этим бумагам составят всего эквивалент около 40 млн. долл.). Кроме того, эти ВВП-варранты не входят в структуру госдолга. То есть, в условиях, когда врачам не доплачивают надбавки за работу в условиях повышенной опасности, когда наша армия летает на металлоломе, что привело к катастрофе под Чугуевым, вдруг выбрасывается такая сумма в интересах внешних кредиторов. Это фактически десять новых военно-транспортных самолета, которые можно было заказать для нужд украинской армии.
При этом государство не делает элементарных действий, которые должна делать в условиях эпидемии и карантинных мероприятий. Государство пакует карманы внешних кредиторов, но при этом не может обеспечить своих людей средствами индивидуальной защиты. В той же Турции 50шт. масок в перерасчете на наши деньги можно купить всего за две гривны. В этом проявляется антисоциальная политика власти. В одной из своих статей я назвал это «жлобономикой».
Могла ли Украина минимизировать рост заболеваемости от коронавируса, если бы власть более ответственно отнеслась к вопросу?
Украина фактически позже всех европейских стран вошла в карантинную зону. Мы могли учесть опыт других стран. Введя локдаун и жестокий карантин наша власть перенесла пик заболевания со средины лета на средину осени. А теперь простой вопрос: когда человеку легче перенести болезнь? Летом, когда иммунитет сильней и заболеваемость ниже? Или осенью, когда иммунитет ослабевает и появляются сложные заболевания ОРВИ и гриппом? Ответ очевиден. То есть, введя жесткий локдаун власть перенесла пик карантина со средины лета на средину осени, чем фактически усложнила процесс прохождения эпидемии для страны. Если у государства были такие огромные деньги, которыми оно паковало карманы внешних кредиторов, то неужели нельзя было несколько сотен миллионов долларов потратить на создание мобильных госпиталей, как в том же Китае, которые можно было бы разворачивать в крупных городах-миллионниках и, таким образом, быстрее реагировать на ситуацию с ростом заболеваемости.
Сейчас мы слышим, что в некоторых больницах есть проблемы даже с обеспечением кислорода. И когда министр Степанов выступает и говорит о том, чтобы люди оставались дома, то так и хочется спросить: а вы создали экономические возможности для этого?
Насколько реален в Украине второй локдаун?
Думаю, что полноценный локдаун вводить уже не будут. Его введут только в том случае, если будет полный коллапс. И то, введут не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы снять с себя ответственность. И показать, что, мол, «мы делали все что могли, но ситуация оказалась менее предсказуемой».
Продолжение интервью с Алексеем Кущом читайте здесь.