Позиции Путина становятся еще более шаткими после каждого сирийского провала.
С началом 2019 международная политика принесла России незначительный успех – и много разочарования. Отношения с США превращаются из плохих в еще худшие, так как неизбежный крах Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности 1987 означает провал в переговорах по контролю над вооружениями, традиционно крупнейший канал двусторонней коммуникации. Долгожданный прорыв в переговорах с Японией не материализовался, поскольку президент Владимир Путин выступал против заключения соглашения по дискуссионной принадлежности Южных Курил. На самом деле общественное мнение твердо настроено против любого территориального компромисса, поэтому медиашум вокруг переговоров с премьер-министром Синдзо Абэ поставил еще одну вмятину на убывании популярности Путина. В то же время волнения в Венесуэле побудили Москву выдвинуть неоднозначное обоснование поддержки провального режима и высоких рисков потерять $ 17 млрд сомнительных инвестиций. Но, пожалуй, самая известная запись в этом списке неудач, замаскированных под достижения, идет под заголовком «Сирия».
Война в этой опустошенной стране мутировала в смесь флюидов и параллельных военных действий – конфликт, который Москва стремится стабилизировать, но имеет недостаточно контроля для этого. Путин приветствовал президента Турции Реджепа Эрдогана в российской столице на прошлой неделе, но «конструктивные» переговоры не повлекли новых решений старых противоречий. Москва стремилась получить согласие Анкары на наступление на повстанческую провинцию Идлиб в обмен на согласие России на наступление турецких войск на территорию на севере Сирии. Эрдоган предпочитает держать силы сирийского президента Башара Асада вне Идлиба, даже если там уже закреплены отдельные милитаристские группировки, и заявляет, что Турция не нуждается ни в чьем согласии на военную операцию, направленную на создание «зоны безопасности» вдоль южной границы. Оба лидера одновременно радостно и настороженно ожидают вывода американских войск из Сирии, но Эрдоган заодно и склонен ставить под сомнение присутствие России.
Турция имеет и ряд причин беспокоиться относительно третьего члена сирийской военно-управленческой коалиции – Ирана. В то же время Россия все больше волнуется по поводу этого трехстороннего «братства по оружию». Москва обязана противостоять давлению Вашингтона на Тегеран, и демонстративно отказалась участвовать в конференции по Ближнему Востоку на уровне министров, которая вскоре состоится в Варшаве при поддержке США. И в то же время Россия не может ни подтвердить, ни проверить все большую зависимость режима Асада от Ирана, особенно в сфере формирования военных и полувоенных сил. Иранское присутствие является решительно неприемлемым для Израиля, который недавно нанес массивный авиационный удар по сирийским военным объектам вблизи Дамаска, дав России соответствующее предупреждение через свой канал. Тем не менее, Москва осудила нападение, но подавляющая работа сирийской системы противовоздушной обороны, которую Россия закрепила дополнительными зенитными ракетами С-300, проявила безрезультатность ее попыток сдерживать Израиль. Россия не может совместить выполнение своего драгоценного вмешательства с сохранением нейтралитета в историческом конфликте между Израилем и Ираном.
Интервенция в Сирийскую войну имела целью повысить роль России на Ближнем Востоке и помочь заключению договоров с Организацией стран – экспортеров нефти (ОПЭК) о сокращении производства с целью повышения цен на нефть. Этот картель работал почти весь 2018-й, но в конце года цены на нефть установились на более низком уровне, да и их рост в ближайшем будущем не предвидится. Отсюда и авторитетные прогнозы для российской экономики, которой прочат не более 1,5-1,7% роста в этом году. Рынок нефти стал достаточно развитым, и ОПЭК уже просто не может так легко манипулировать ценой в одностороннем порядке. Поэтому на полях Всемирного экономического форума в Давосе не было особого смысла организовывать встречу (которую в конце концов таки отменили) между российским министром энергетики Александром Новаком и его саудовским коллегой Халидом аль-Фалихом.
Сирия – серьезная проблема для нефтяной геополитики России. А индикатором ее расходов стал смертоносный пожар, охвативший два танкера у Керченского пролива в Черном море. Эти суда были втянуты в подпольную операцию по доставке российского сжиженного природного газа в Сирию – без выгоды для России, да еще и в условиях риска получить наказание от санкций США.
Сирия также серьезно давит на российские военные структуры, а аэрокосмические войска (Воздушно-космические силы) проявляют явные признаки этого напряжения. Российские лидеры использовали авиаплатформы как универсальный инструмент для демонстрации силы – от вторжения в шведское воздушное пространство до патрулирования вдоль северной границы Канады. И эта демонстрация далеко идущих планов не всегда успешна, а визит двух стратегических бомбардировщиков Ту-160 в Венесуэлу в декабре прошлого года мало чем помог латиноамериканскому разваливающемуся режиму. Совсем столкновение двух боевиков Су-34 над Японским морем не было уникальным случаем, а высадка 22 января бомбардировщиков Ту-22М3 дальнего действия на базе Оленегорск в Мурманской области показала риски большой наргузки на аэрокосмические силы. Русское командование стремилось использовать Сирию как испытательную площадку для новых оружейных систем, включая крылатые ракеты дальнего радиуса действия СС-Н-27 с базой на море. И сейчас их ценность исчерпана, в то время как потребность физической высадки на земле стала еще более очевидной.
Ключевой политической целью военной интервенции в Сирию было приобщиться к постоянному взаимодействию с США. Впрочем, это глобальное соревнование сейчас свелось к жестким торгам с региональными заинтересованными сторонами и непрерывным соглашениям с местными конфликтными предпринимателями. Режим Асада преуспел, развалив оппозиционные силы, но эти победы, закрепленные российскими бомбами, не могут ни обеспечить долгосрочной стабильности, ни сделать Дамаск надежным союзником Москвы. Единственный путь для России проверить иранское влияние – это увеличить поток денег в Сирию. Но такие меры все более непопулярны среди российской общественности, разочарованной ниспадающими доходами и сокращением социальных выплат. Путин вынес массу уроков из мутной сирийской катастрофы – и, очевидно, не достаточно, чтобы найти оттуда выход. Следующее крушение самолета или террористическое нападение на российскую базу невозможно предсказать. Но каждая неудача еще больше пошатнет нестабильные позиции России.
