Москва ведет себя так, будто Советский Союз и не распадался – будто он лишь переформатировался, но отношения вассал-суверен сохранились.
Об этом рассуждает журналист Павел Казарин.
Самая большая ошибка – вычищать из френдленты своих оппонентов. Всех тех, кого принято называть троллями и платными ботами. Потому что в результате ты рискуешь остаться в стерильной до потери адекватности каморке единомышленников. И это будет началом конца.
Есть очень хороший тест на адекватность прогноза. Нужно попросить автора прогноза описать реальность. Если его описание более-менее отвечает действительности, то тогда и прогноз будущего имеет смысл принимать во внимание.
Именно поэтому, когда кто-то берется прогнозировать чьи-то поступки – Кремля, Киева, Порошенко или Путина – он должен понимать, какая картинка реальности царит в головах людей, действия которых пытаются предугадать. Можно, конечно, присвоить объекту прогноза свою картинку реальности, но это не сделает прогноз точнее. Более того – совсем наоборот.
А это, в свою очередь, ведет в тупик. Потому что ты присваиваешь оппоненту свою картинку реальности, потом твой прогноз его действий не сбывается, ты злишься и начинаешь говорить, что объект прогноза сошел с ума. А он не сошел с ума. Он все это время оставался в своей реальности. Которую ты не потрудился понять.
Беда в том, что этот тест завалят очень многие из числа тех, кто берется говорить о будущем.
Хорошую иллюстрацию этому тезису недавно предложил российский журналист Александр Баунов. Он говорил, что в сознании многих представителей российской элиты Москва не проиграла «холодную войну». Более того, по их мнению, разделение Союза произошло не столько из-за краха советской модели, не выдержавшей противостояния с западной, сколько из-за того, что Кремль добровольно согласился присоединиться к клубу западных игроков. Снять висевшую над миром угрозу ядерной войны. И в сознании московской элиты Россия не проигрывала противостояние – она добровольно согласилась пойти на компромисс и была предана.
Предана тем, что ее не усадили на равных за общий стол с мировыми игроками. Тем, что ее право на «зону влияния» в виде бывших советских республик не признавалось и оспаривалось. Тем, что ее держали в дипломатических сенях, не позволяя решать судьбы мира в одном ряду вместе с США и Брюсселем.
Повторю – речь сейчас идет лишь об описании той реальности, которую исповедуют российские государственные деятели. А ее важно понимать, потому что это объясняет всю логику их сегодняшнего поведения.
Принадлежность к клубу победителей и к клубу проигравших дает разные полномочия. Проигравший теряет стартовые позиции, опускается в рейтинге и начинает все нарабатывать с нуля. Победитель свою позицию сохраняет и даже усиливает. И российская элита искренне убеждена, что сохранение влияния на окружающие ее бывшие советские республики – это статус-кво, естественное право, дарственная от истории. А для всего остального мира такой подход непонятен и неестественен. Все равно, что призывы потерпевшего поражение боксера вернуть в личную коллекцию чемпионский пояс.
То есть Москва ведет себя так, будто Советский Союз и не распадался – будто он всего лишь переформатировался, но отношения по линии вассал-суверен сохранились в прежнем качестве. А для Запада все происходящее выглядит несусветно именно потому, что Союз распался, Кремль больше не является политической альтернативой Вашингтону, а роль самой России сведена к региональному крупному государству с ограниченной номенклатурой товарного экспорта. Об этом, кстати, искренне сказал Барак Обама – и вызвал шквал возмущения в России. Но опять же – зачем негодовать? Это ведь всего лишь то, как видит реальность американский президент. И если у прокремлевских экспертов картинка происходящего не совпадает с той, что у Обамы, то это проблема индейцев. То есть не Обамы.
И именно по этой же причине российские прокремлевские политологи уверены, что Запад стремится Россию разрушить и разделить. Потому что в своем собственном представлении Кремль является альтернативой, глобальным игроком, цивилизационным предложением, способным конкурировать с западной моделью. А Запад не понимает, о чем идет речь, потому что видит перед собой страну, которая продает нефть и газ, а на вырученные деньги покупает все остальное. Зачем ее разваливать?
Запад за двадцать лет отвык воспринимать Москву как столицу «империи зла». И инерция такого подхода сильна – любые идеи о «победе над Россией» вызывают шквал недоумения у европейских и американских дипломатов. Зачем побеждать? Зачем дробить? Что потом делать с новыми государствами, на территории которых окажутся ядерные заряды? Кому нужен хаос на границах? Сомализация одной седьмой части суши – это пугает всех достаточно, чтобы не хотеть необратимого.
Россия смотрится в зеркало и видит там СССР. Поэтому она думает, что все окружающие тоже видят в ней СССР, пытается вести себя как СССР и рассматривает угрозы, которые рассматривал Союз. А Запад смотрит на Россию, как на Россию, хочет возврата к докрымской модели и пытается понять, где у Москвы красная линия, которую она откажется пересекать.
Самое удивительное случится в тот момент, когда Кремль добьется желаемого. Когда Запад и впрямь разглядит в нем то, чем Кремль так яростно старается притвориться. Когда он поймет, что Москва пытается найти свои новые границы – и этот интуитивный поиск может идти до бесконечности. Потому что в этот самый момент Запад тоже увидит в отражении России – Советский Союз. Дооценит угрозы. Взвесит риски. И может решить сыграть ва-банк.
А беда России в том, что по степени своей устойчивости она ни разу не Советский Союз.
