Трактористы и шахтеры так не стреляют из минометов.
18 февраля 2015 года подразделения ВСУ и Нацгвардии покинули Дебальцево.
Во время выхода противник наносил огневые удары по украинским подразделениям и транспорту с раненными и погибшими.
О том, что происходило в эти дни “Апострофу”рассказал младший сержант Игорь Лукьянов. На этой войне он успел побывать и разведчиком, и партизаном, и командиром подразделения ВСУ, которому удалось вывести свою группу без потерь из Дебальцевского котла. Из колонны в 100 человек, которая прорывалась из окружения, уцелели только 14.
Шпион и доброволец
Игорь Лукьянов, позывной Маклауд, ушел воевать весной 2014 года. Хотя он не был сторонником событий на Майдане, к сепаратизму, которое начало расползаться по востоку, отношение было однозначное – Лукьянов в Славянске, уже оккупированном группировкой Стрелкова-Гиркина, помогал украинским военным и спецподразделениям, корректировал огонь, участвовал в подрыве подстанции телевышки в Краматорске, когда в городе отключили украинские каналы и начали вещать российские. А потом решился на более отчаянный шаг – проник в группировку Гиркина, познакомился с такими одиозными персонажами как Моторола, выяснял для штаба АТО информацию о численности воюющих сепаратистов и их передвижениях. Затем пешком выбирался из подконтрольного сепаратистам Славянска в Краматорск, в штаб АТО. Решил идти добровольцем в ВСУ, попал в состав 25 батальона территориальной обороны.
На вопрос, что сегодня, два года спустя после выхода из Дебальцево, ему тяжелее всего вспоминать, отвечает: “Самое худшее – это осознание, что мы оставили добровольно девять населенных пунктов и два города, отдали их террористам, вместе с населением, кошечками-собачками, имуществом. Когда первый раз Дебальцево отбили, мы людям обещали, что не бросим их. А потом бросили”.
Россия на марше
12 февраля начался очередной штурм Логвиново, но украинские войска позиции удержать не смогли. Чернухино также оказалось под контролем сил противника. По словам Лукьянова, из радиоперехвата был слышен отчетливый российский говор, — на той стороне в бой вступили свежие подразделения регулярной российской армии. Благодаря удару сил ВСУ по птицефабрике в Чернухино, где располагались россияне, подготовка штурма Дебальцево в тот день была сорвана.
Следы обстрелов: По этим двум фотографиям (слева – от 12.02, справа – от 18.02) можно увидеть разницу и плотность артогня, а также основное направление артподготовки, которая проводилась в течение шести дней в районе Логвиново.
“Позже в интернете я нашел фото кладбища в этом районе, судя по всему по замыслу командования противника, эта птицефабрика была плацдармом и районом сосредоточения, который мы успешно просчитали”, — вспоминает Игорь Лукьянов. Уже тогда поддерживать связь с другими подразделениями было сложно из-за постоянных обстрелов.
Лукьянов называет началом конца Дебальцевского плацдарма 13 февраля. Тогда в поселок Октябрьский выдвинулась группа Нацгвардии, их поддержал сводный отряд 40 ОМПБ (отдельный мотопехотный батальон) и 17 ОТБр (отдельная танковая бригада). Украинские военные потеряли семь бойцов, столько же было ранено. Север Дебальцево был атакован со стороны поселка “8 марта” и со стороны железной дороги на северо-востоке.
Сам Лукьянов находился вместе с артразведкой, связистами и корректировщиками на КНП (командно-наблюдательный пункт) “1-й, Маклауд” юго-западней ОП (опорный пункт) “Кацо”. “Средние потери составляли по одному трехсотому каждые полчаса, восполнять личный состав было нечем”, — вспоминает он.
“Уже тогда было понятно, что в результате образовавшейся бреши в обороне между Чернухино проходит инфильтрация противника в тыл этих позиций”, — говорит Лукьянов. 40 ОМПБ уже попала в окружение, они остались без связи со штабом. И хотя время от времени с ними удавалось связываться самому Лукьянову, он не решился взять на себя ответственность и отдать приказ об отходе. “Сейчас уже, спустя два года понимаю, что ошибся, на общую картину они уже не влияли, а спасти от плена и прикрыть при отходе еще можно было”, — с сожалением констатирует он.
“Разведка донесла, что в поселке “8 марта” уже сконцентрировано до роты пехоты противника при поддержке танка, как позже выяснилось эта численность была приуменьшена, там было 300 человек и два танка, но и они боялись штурмовать мое КНП, т.к. думали, что нас там рота, а не 25 человек без единого противотанкового средства за исключением “мух”.Если бы танки выехали и начали разбирать мое здание, то и ответить было бы нечем, КНП прекратил бы существовать в лучшем случае через полчаса”, — говорит Лукьянов.
Не трактористы и не шахтеры
Тогда было принято решение выдвигаться в район Троицкого. 14 февраля, ночью, Лукьянов разделил личный состав на две группы. В районе поселка Новогригоровка та группа, с которой пошел он, попала под обстрел.
“Рассредоточились, хотя и укрываться было негде, в посадке оставаться нельзя, если снаряд попадет в ветки — накроет всех сверху, а впереди чистое поле и до Новогригоровки еще метров 500 до крайних домов. Залегли в поле. Лежим. А на улице минус 17”, — вспоминает Лукьянов.
Оставаться долго на месте было опасно – рано или поздно противник бы пристрелялся, поэтому группа Лукьянова выдвинулась в промзону местного хлебокомбината. “Миномет нас по пяткам сопроводил до самой промзоны, как только скрылись за забором, обстрел тут же прекратился. По качеству работы миномета я сразу понял, что за ним стоит не “тракторист” и не “шахтер”, наши только кадровые артиллеристы так умеют, мобилизованные стреляют по-другому”, — считает он.
По дороге группа повстречала десантников ВСУ, которые пытались связаться со штабом и уточнить задачу, что им делать. Местность и обстановку они не знали, говорит Лукьянов. “Мы к этому моменту уже практически все не спали и не ели больше двух суток, не потому что не было что, а потому что некогда было ввиду активных боевых действий и постоянных штурмов; десантники поделились едой, у них в пятилитровых бутылках были холодные вареники, наверно самые вкусные из всех, что я ел в жизни, на тот момент мне так показалось”, — говорит Лукьянов. Опять пришлось решать – оставаться на месте или двигаться дальше. Решение об уходе спасло бойцов от окружения.
Тогда город буквально засыпало снарядами, вспоминает Лукьянов, но ровно в полночь 15 февраля должно было вступить в силу соглашение о прекращении огня. Украинские подразделения получили приказ не стрелять, если только противник не вел огонь прицельно по их позициям. Лукьянов со своей группой нашел заброшенное бомбоубежище возле городского железнодорожного депо и решил переждать какое-то время там.
Накрыли “Поляну”
“Бомбоубежище было сырым и мерзким, но там не было минусовой температуры, ребята нашли паяльную лампу, слили бензин из какой-то машины в боксах, удалось и погреться, и разогреть сухпай. Выставил боевое охранение наверху и отрубился не помню на сколько, — вспоминает Лукьянов. — С рассветом мы выдвинулись на “Поляну” (базовый лагерь 128 бригады). Перед этим я сообщил маршрут своим, чтобы они не открыли огонь на подходе. “Поляну” такой я еще не видел: все было перепахано артиллерией, горящая или догорающая техника повсюду, рядом догорает БТР, в котором постоянно рвется БК (боекомплект), на позициях практически никого нет, — все прячутся по блиндажам”.
Каналы связи прослушивали россияне, говорит Лукьянов, как позже выяснилось, почти вся связь сектора была дискредитирована, т.к. в Логвиново попали в плен и были убиты бойцы разных украинских подразделений со своими радиостанциями. “Я это знал и по станции общался на никому непонятном языке, понимали только те, с кем постоянно работал”, — говорит он. В штаб постоянно прибывали командиры подразделений за информацией, сообщали свои новые позиции, на которые приходилось отойти, а связь поддерживали через посыльных.
По словам Лукьянова, командование сектора тогда отдало приказ 128 бригаде укрепляться в городе с указанием линии обороны и улиц, не зная реального положения дел и расстановки сил. К примеру, был приказ занять оборону под железнодорожным мостом, хотя там уже находились подразделения противника. “Захарченко в Дебальцево дал интервью LifeNews, в том месте, где мы ночевали несколькими часами ранее”, — вспоминает Лукьянов.
На большую землю
“Решение о выходе принималось командирами среднего и младшего командного звена. Вопрос не стоял – выходить или нет, в штабе 128 бригады мы обсуждали только техническую сторону, как это делать, — говорит Лукьянов. — Было осознание того, что мы оставляем город и шанс выйти у нас – 50 на 50. Думали о том, что надо выходить и нельзя попадать в плен. Наверное, 15 февраля был самый тяжелый день за две последние недели перед тем, как мы окончательно оставили Дебальцево”.
Он вспоминает, что в эти дни удержать от паники своих подчиненных, а это были ребята после Майдана, не военные, всего – 27 человек, было непросто, ведь у каждого было свое мнение. “Но я это пресекал, — признается Лукьянов. — Все ведь зависит от командира конечного подразделения. Да, были панические настроения. Но если имеешь дело не с военным личным составом, то этими настроениями можно управлять благодаря личному авторитету”.
Тем временем, раненых и убитых украинских бойцов, которых доставляли на “Поляну”, уже негде было размещать, — в блиндажах просто не было места. Тогда было принято решение вывозить людей. “Первая группа (в составе которой были бойцы и из группы Лукьянова) проскочила более или менее нормально. Потом была группа 3-го полка спецназа. Их разбили полностью, тогда погиб командир Юрий Бутусов”, — рассказывает Лукьянов.
Он сам выходил со второй частью своей группы в составе следующего конвоя. Колонна, в которой было около 100 человек, пустой бензовоз, два БТРа, два “Урала”, в кузов которого положили раненых и убитых, отправилась через поселок Новогригорьевка в сторону Нижнего Лозового, которое было занято противником. Этот маршрут выбрали, чтобы не идти через минные поля.
“Но мы попали в засаду, — вспоминает Игорь Лукьянов. – Я был на первой броне, мы наехали на фугас, не взорвались, но колеса отлетели, я был ранен и получил контузию. БТР, который ехал следом, разорвало полностью. Те, кто был 300-м, стали 200-ми”. Остальная техника тоже была уничтожена.
“Стало понятно, что окружение оформлено, и конвоев больше не будет, и попыток деблокады окруженной группировки тоже не будет, — констатирует Лукьянов. — Моим ребятам повезло — они вышли все. Но из тех 100, выходивших вместе с нами, вышло только 14, а один попал в плен. Мы не то, что прорвались, а скорее перевалились, по сути, на большую землю. После нашей колонны эта дорога уже захлопнулась, остальным пришлось выбираться по своим же минным полям”.
Яна Седова