Наши жизни ничего не стоят. У других народов — история, а у нас — каждый день с чистого листа.
Об этом написал на своей странице в Facebook российский писатель Дмитрий Глуховский.
“Я родился в июне 1979-го — в тот самый месяц и в тот самый год, когда Советский Союз начал массированный ввод войск в Афганистан, когда, собственно, началась для нашего народа афганская война.
Решение принимало Политбюро. В усилении афганских исламистов его члены увидели угрозу для Советского Союза: исламизм мог распространиться через границу на Таджикистан и другие среднеазиатские республики.
СССР тогда, казалось, находился на пике своего экономического и военного могущества. Запад и не мечтал о том, чтобы развалить его или, тем паче, одержать победу в открытом военном противостоянии. Секретный указ президента США Картера о помощи моджахедам был подписан только 3 июля, после того как началось широкомасштабное советское вмешательство. Но вряд ли Картер смел и мечтать о том, что этот указ приведет к победе США в противостоянии с Союзом. Афганская война измотала экономику СССР и в конечном итоге привела к его распаду, напрямую осуществив тот наихудший сценарий, который Политбюро хотело избежать.
Политбюро уже тогда состояло из впадающего в маразм старичья, которое не знало, что делать с изменяющимся миром, и пыталось запретить миру меняться военной силой. И некому было остановить его или поправить ошибку: советский человек был в трех поколениях обучен согласно молчать, нести в гнилозубую пасть власти на пожирание своих родных детей и восторженно аплодировать ее сытой отрыжке.
Вот мне тридцать шесть. Брежнев умер, Андропов умер, Советский Союз околел. Но не выродился советский человек. И тридцать шесть лет спустя он опять аплодирует, когда в далекую никчемную страну, которой правит очередной подшефный Кремлю диктатор, потомственный военный преступник и вор, едут воевать его сыновья.
Пока власть отвирается лениво, то одним фиговым листком прикрываясь, то другим, соцсети забиты селфи наших солдат в Сирии. Морская пехота, летчики, моряки фотографируются с уличными портретами Асада, с сирийскими сослуживцами, с сирийскими женщинами. Все, мы опять влипли. Чуть позже нам снова снисходительно объяснят про интернациональный долг и снова доверительным шепотком расскажут про жидомасонскую геополитику. И мы снова поверим — да мы и уже поверили.
Воистину благословен советский человек! Он не помнит тысяч и тысяч цинковых гробов, которые возвращались из другой далекой страны всего-то недавно — в моем детстве. Советский человек не помнит, что такая же вот точно авантюра, также предназначенная для того, чтобы удержать его империю от развала, привела именно к развалу его империи. Советский человек не помнит очередей за колбасой, продуктовых карточек, гиперинфляции, нищеты и хаоса. Советский человек — однодневка. Он не помнит вообще ничего.
Не помнит Беслана, не помнит «Норд-Оста», не помнит терактов в метро, не помнит и не хочет вспоминать, как начинались и как заканчивались чеченские войны. Не помнит кремлевского людоедства при Ленине и Сталине. Не помнит лагерей, не помнит, что трупы сотен тысяч расстрелянных и умерших от непосильного труда рабов прямо сейчас лежат в вечной мерзлоте в Восточной Сибири — не тронутые тленом, будто вчера погибшие. Не желает помнить голодных бунтов крестьянских, ядовитыми газами подавленных.
Вместо памяти ему — нескончаемый тифозный бред телеэфира, липкие кошмары с абсурдными выморочными сюжетами. Что сегодняшними «соловьевым» и «толстым» названо правдой и былью, то для него и есть несомненная правда и быль. А новый день будет — будет и новая истина. Советский человек, загипнотизированный, про свое настоящее прошлое не знает, ничего не понимает.
Добрая душа: зла не помнит. Все власти простил и все простит. Снова и снова входит в привычный кроличий транс. Опять готов к тому, чтобы его жрали.
Жри нас, Молох! Забирай наши земли, наши жизни, души наши бери! Мы ничего не почувствуем! Мы ничего не поймем! Во всем обвиним врагов, а вождей восславим! Ничего никогда не запомним! Ничему никогда не научимся!
У нас — склероз, Молох. Наши жизни ничего не стоят. У других народов — история, а у нас — каждый день с чистого листа”.