"Черта на песке, проведенная Джорджем Бушем-младшим в ночь с 11 на 12 августа 2008 года, когда он предостерег Кремль от готовившегося авиаудара по тбилисскому аэропорту, разделила российскую политическую "элиту" на своих "вигов" и "тори".
На тех, кто в свете предупреждения бывшего друга Джорджа по-большому, по-государственному был обеспокоен судьбой своих активов на Западе (сотни миллиардов долларов), и тех, кому на эти зарубежные бабки было глубоко по-человечески наплевать”, – пишет Андрей Пионтковский в колонке для Радио Свобода.
Не собираясь идеализировать ни одну из этих группировок, я назвал их тогда глобо-клептократами и национал-клептократами. Национал-клептократы – это, условно говоря, та часть правящей верхушки, которая полагала, что российскую нефть можно продавать не только через компанию Gunvor, что жить можно не только в Лондоне, а отдыхать – не только в Куршевеле.
Заимствовавший у меня по-русски, по-домашнему эту классификацию евразийский мыслитель Александр Дугин с большой нежностью говорил о них: “Патриотическая коррупция стала выявляться как самостоятельное явление при Путине. Это были люди, пришедшие во власть из спецслужб и не участвовавшие на первых ролях в общенациональной приватизации в 1990-е. Их патриотизм определялся не столько их устоявшимися убеждениями, сколько психологическим типом – по профессиональным мотивам они испытывали недоверие к Западу и США, старались припрятать приобретенное по-русски, по-домашнему… Разумнее дать возможность расчленить наворованные империи атлантистов многим русским патриотам (новым “экономическим опричникам”), разделив их на небольшие опричные паи, чтобы не было проблем с тем, где прятать излишки”.
Тогда победила партия глобо-клептократов. От взятия Тбилиси и внедрения туда “пророссийского правительства” было решено отказаться. С тех пор борьба внутри кремлевской верхушки между глобо-клептократами и национал-клептократами не только продолжается, но – за отсутствием публичных политических институтов – еще и является реальным содержанием российской внутренней и внешней политики. Причем борьба эта непрестанно ведется не только между различными кремлевскими башнями, но зачастую и внутри чисто конкретных “башен” авторитетных членов правящей бригады. И прежде всего в самой главной говорящей “башне”, которая в последнее время как-то слишком навязчиво подчеркивает, что именно она-то и принимала единолично все ключевые решения национал-клептократического духа – от аннексии Крыма до отправки “Кузи” на Ближний Восток.
Эта вечная борьба нанайских кремлевских мальчиков отражает основное неразрешимое метафизическое и нравственное противоречие в корневой системе “понятий” и “скреп” нашей встающей с колен суверенной шпаны. Суверенной от всяких обязательств по отношению к обществу. Две пламенные страсти – Ян и Инь российской уникальной духовности – овладели ею: оголтелая жажда безудержного потребления материальных благ западной цивилизации и исступленная ненависть к тому же Западу. Ненависть нувориша, ощущающего себя парвеню, несмотря на все свои замки, дворцы, гаремы, яхты, газовые сети и ядерные боеголовки. Не принимают его в настоящие буржуины.
“Ты меня уважаешь?” – обращает российская “элита” свой экзистенциальный вопрос к вечно ненавидимому и вечно притягательному для нее Западу. Нет ответа. Недооценивают взрывной потенциал этой гремучей смеси те аналитики, что пытаются дать рациональную интерпретацию поведения российского руководства исключительно в глобо-клептократическом ключе. Власть-де сознательно разжигает антизападную истерию для идеологической мобилизации масс, создания атмосферы осажденной крепости, при наличии которой легко заткнуть рот любым критикам режима, объявив их предателями, шакалящими возле западных посольств. На самом же деле российская верхушка прекрасно взаимодействует со своими западными партнерами и, более того, давно интегрировалась в ненавистный Запад, сохраняя там свои авуары, недвижимость, яхты, футбольные клубы, посылая туда учиться своих отпрысков, проходя лечение и рожая младенцев в западных клиниках. Поэтому реальное противостояние с Западом абсолютно исключено – хотя бы потому, что при первых реальных действиях российского руководства в этом направлении западные партнеры бесцеремонно пощупают его за самые чувствительные и нежные места.
Стройная концепция, отсылающая нас к бессмертной финальной сцене “Скотного двора” Оруэлла. Во многом верная, но неполная. Не объясняет страстной исступленности (отрежем так, что никогда не вырастет!) выяснения отношений с ненавистным Западом. Не объясняет смакования “унижений” и “вытираний об нас ног”, перемежаемого гордыней “вставания с колен”. Колом в горле стоят наворованные миллиарды. Не радуют уже дворцы на Лазурном берегу и в Швейцарских Альпах, сыновья в советах директоров банков и госкорпораций, дочки в Лондоне и Мюнхене. Нет, нет, никто не собирается от всего этого непосильным трудом нажитого отказываться. Только этого мало для русского клептократа на рандеву c Историей.
Праздника жаждет душа. Праздника. Унижения ненавистных пиндосов и их прихвостней, окружающих нас со всех сторон. Бегства поверженного врага. Прискакавших умиротворять нас, буйных, сначала дорогого Николя с шестью пунктами мира на все времена, а потом и Ангелы с дорогим Франсуа за пазухой. Кто испытал это сладостное чувство, кто подсел на этот пьянящий геополитический наркотик, тот уже ни на что на свете его не променяет. Теперь только вперед, до конца с майором Прилепиным: на Тифлис, на Жданов, на Киев, на Нарву, до Пятой Империи, до смирительной рубашки.
Секрет выживания во власти самой выдающейся посредственности заключался в удачной до последнего времени балансировке двух порочных страстей его референтной группы – жажды обогащения и жажды геополитического “величия”. После провала безумных проектов “Русского мира” и “Новороссии”, после чуркинских присыпанных пылью детей Алеппо огромные надежды возлагались на спецоперацию “Трампнаш”. Кремлевским мечтателям почему-то грезился новый раздел мира на сферы влияния. Путин и Трамп слушают нас, слушают нас.
“Ломка” в Кремле после “невыполнения Трампом своих предвыборных обязательств” оказалась чрезвычайно болезненной. Последовала серия нелепых, хаотичных, рефлекторных шагов в основном национал-клептократической направленности: облеты американских кораблей, допотопный шпионский корабль у берегов США, крылатые ракеты в нарушение договора РСМД, признание паспортов непризнанных “ДНР” и “ЛНР”. И, наконец, гениальная инициатива клептомаршала Шойгу – штурм игрушечного рейхстага.
Третья годовщина затеянной вожаком Четвертой мировой (гибридной) войны отмечается его окружением в гнетущей атмосфере внешнеполитических провалов, растущей угрозы зарубежным активам, цугцванга на всех инициативно открытых фронтах. Акела трижды промахнулся – в Украине, в Сирии, в Вашингтоне. Глобо-клептократы упрекают вожака в недопустимом авантюризме, национал-клептократы – в трусливой нерешительности. А ему еще тут как назло надо переоформлять – в которой раз! – лицензию на правление. Мы вернемся к этому чуть позже, но сначала несколько общих соображений о природе авторитарной власти.
Власть первого лица – это безусловное подчинение ему нескольких десятков человек: высших гражданских, полицейских, медийных, военных чиновников. Причины, по которым нотабли подчиняются монарху, президенту, вождю племени, свои в различных культурах: конституционное право, обычай, животный страх, корыстный интерес, верность присяге, искреннее уважение к харизматической личности лидера, религиозный фанатизм или комбинация вышеперечисленных факторов. Заговоры, перевороты, мятежи происходят, когда критическая масса этих ключевых персонажей утрачивает мотивы подчинения, и у самых решительных рука тянется у кого к табакерке, у кого к шарфику, а у кого (в более счастливых вегетарианских социумах) к вотуму недоверия в парламенте, который и есть самое подходящее место для подобных дискуссий.
Власть любого диктатора, даже самого жестокого, никогда не бывает абсолютной. Она всегда конвенциональна, то есть остается условным соглашением его окружения. И в этом смысле она более хрупкая, чем власть избранного лидера в устойчивой демократии. Тот же товарищ Сталин последние лет двадцать пять своей жизни непрерывно перетряхивал своих соратников. И судьбу товарища Путина в критической ситуации внешних неудач будет решать не он сам, а сегодняшнее политбюро – 15–20 авторитетнейших мудрецов, которые обопрутся на “мнение народное”, то есть настроение 100 или 200 “смотрящих” из второго эшелона кремлевской клептократии.
В этом контексте любопытен документ, порожденный в кремлевской администрации господами Антоном Вайно и Сергеем Кириенко – видимо, не без помощи их знаменитого нооскопа – и в ночь с 19 на 20 февраля вброшенный в обязательном порядке в некоторые управляемые СМИ, от КП до Дождя. За семнадцать с лишним лет путинского правления доводилось ли вам слышать когда-либо такие жалкие просительные, почти стыдливые интонации, исходящие от его аппарата: “Дайте посидеть на троне еще шесть лет! Он дает честное слово, что это будет в самый последний раз. Поверим ему, люди добрые?!” Что это, “Слово к народу” предвыборного штаба вождя “русского мира” или протокол заседания комиссии по организации его торжественных политических похорон?
И это еще не все. В последующих строках своего послания совсем уже потерявшие берега Вайно и Кириенко зачем-то подчеркнуто обращают внимание города и мира, что:
а) к выборам не будет допущен ни один из серьезных оппонентов вожака;
б) выборы будут превращены в референдум доверия;
с) показатели явки и голосования “за” будут доведены организаторами до утвержденных заранее рекордных параметров.
В феврале мистического 17 года с отставанием на 100 дней от графика прошлого века невольно напрашивается классический милюковский вопрос: что это, глупость или измена? Или мы уже проехали станцию Дно, а Вайно и Кириенко – это аватары Шульгина и Гучкова, пришедших к государю за бумагой с отречением?