Путь до Селигера был тернист. Еще перед тем, как отправиться, так, между делом, водитель автобуса заикнулся о том, что дорогу, по которой мы будем ехать, проложили в XV веке и с тех пор не ремонтировали. Я подумал: преувеличение. Пока не проснулся от страшной тряски. Выглянув в окно, удивился: действительно, средневековый тракт — один песок да выбоины. Дорогой это сложно было назвать. «Символично, — подумал я, — именно так должен выглядеть путь к потемкинской деревне».
Прибыли мы ранним утром: вокруг ничего не видно, дождь. В общей суматохе нас выбрасывают из автобуса, никто не знает, куда идти, персонал определяем по дождевикам. Подбегаем, кричим: «Куда идти?» «Туда!» — показывает волонтер. С огромными тюками бежим «туда». Сначала обыск, дожидаемся своей очереди, стоя в глубокой луже. Шарахаясь и не понимая, что происходит, силимся сообразить, что делать дальше. Надо отметиться на КПП и получить бейдж.
Нас отводят к палаточному лагерю, где мы должны прожить восемь дней. Я начинаю загибать пальцы. Почему-то вспоминаю рассказы Шаламова и что слово «лагерь» в России имеет не самые приятные коннотации. С нами инвалид в коляске, но его никто не замечает. Все что-то делают, и только он кротко сидит и не шевелится. По его смиренно опущенной голове хлещет дождь. Он уже промок до нитки: абсолютная беспомощность. Из рупоров заиграл гимн России.
С первого дня я искал на Селигере если уж не портреты оппозиционеров в фашистской форме, то хотя бы билборды с Путиным. Но билбордов не было, разве что принты на дождевиках. «Где вы взяли такой прекрасный дождевик с Путиным? — Ребят, без вариантов, мне холодно: я хоть с Чебурашкой куплю. — С Чебурашкой так дорого не стоил бы». Но зато в глубине торговой палатки можно наткнуться на футболки со Сталиным. Местной достопримечательностью был и проект «Русские знаки»: в некоторых местах лагеря стояли отпечатанные на картоне то медведь, на котором написано «Русский значит сильный», то «зеленый человечек», сообщающий: «Русские — вежливые люди».
Лекции ежедневно с 10 утра до 7 вечера. На второй день мы приходим в так называемый Большой образовательный шатер и ждем спикеров. Перед самой лекцией, видимо, для того, чтобы настроить публику на нужный лад, запускают ролик «My Duck’s Vision». Его смысл сводится к простому тезису: «Путин пришел и навел порядок». Закадровый голос рассказывает, что вначале в постсоветской России царил хаос. На экране — бандитские разборки, опухшие бомжи, грязные подворотни, длинные очереди, пьяный Ельцин, кругом серость и обездоленность. Внезапно все замирает. Раздается громогласное «НО». «НО!.. приходит Путин». Теперь перед нами цветущая Россия, счастливые люди, Москва-сити, грозненская мечеть «Сердце Чечни». «Вместе с Путиным мы совершили невозможное. Мы снова гордимся страной. Мы воссоединились с Крымом. В России хочется жить». Сосед сзади тыкает меня в плечо: «Ну че, пойдем записываться в «Единую Россию»?»
Тем временем начинаются лекции, выходят спикеры, которые под конец слились для меня в одного огромного Левиафана, изрыгающего деревянные патриотические лозунги агрессивно-славянофильского толка.
Каждый народ адаптирует демократию под свои нужды, и не надо нам ничего указывать, сообщает для начала декан факультета политологии МГУ А.Ю. Шутов. Запад — это зло, Фукуяма, объявивший в конце 80-х о победе либеральной модели, — прямой представитель дьявола, линейное развитие истории — чушь, потому что у каждой цивилизации «свой путь».
Ирина Яровая что-то говорит про нравственность: «Политик — носитель определенного нравственного выбора. Даже в ответных санкциях мы демонстрируем нравственный выбор». Встает аспирант и пылко, будто клянется в верности Яровой и всему государственному аппарату, спрашивает: «Ирина Анатольевна, надо ли возрождать уголовную ответственность за мужеложство?!» Зал взрывается овациями.
Чуров говорит про лучшую избирательную систему, которая движет нашу демократию вперед. Рядом с Чуровым — лидер Трудовой партии России Сергей Вострецов. Чуров заканчивает, встает Вострецов и сообщает: «Действительно, Владимир Евгеньевич — волшебник. У него такой хороший голос, я испытал такое умиротворение и спокойствие». Зал смеется. Чуров пытается отшутиться: «Не волшебник, а Змей Горыныч!» Но слово — не воробей. И вот уже бежит по рядам: «Волшебник, волшебник». Вострецов внимательно смотрит в бумажку, после чего произносит как школьник: «Наша Российская Федерация — самая демократическая страна в мире!» Смех в зале.
Вот Жириновский. В пылу Владимир Вольфович нечаянно кричит: «Вместо того чтобы отдыхать летом, вас сгоняют в эти лагеря и промывают мозги!» Аплодисменты.
Вот единоросс Неверов больше всего улыбается в те моменты, когда заместитель Зюганова Владимир Кашин говорит про коррупцию. Вот он сам твердит о том, что Путин спас Россию. Вот коммунист Кашин утверждает, что в русском народе добро заложено генетически.
Мне кажется, что я попал в телевизор. Передо мной простиралась страна, которая создается федеральными каналами. Правда, по окончании лекций она куда-то улетучивается: дезодорант Zhirinovsky используют в туалетах для освежения воздуха, а футболками с партийной символикой стирают грязь со стола.
Экономисты, по крайней мере, стремятся аргументировать. Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов и ректор РАНХиГС Владимир Мау говорят и про коррупцию, и про высокую инфляцию, и про сложные условия для малого бизнеса. Только кому это надо? Градус национальной гордости и ее обратной стороны, ксенофобии, с каждой речью только возрастает.
В априорной уверенности большинства спикеров, что тебя поддержат, чувствовалось что-то оскорбительное: спикерам явно не хотелось, чтобы мы мыслили. Потому что как только люди начинали мыслить, тут же возникали проблемы.
Вот депутат-единоросс Вячеслав Никонов начинает лекцию с типичных украинофобских высказываний, ожидая, что его поддержат. Один из присутствующих в зале замечает, что оскорбление «братского народа» официальным лицом государства неприемлемо. На Селигере, где все привыкли решать все единогласно, такое замечание — настоящая дерзость.
Заместитель министра образования Наталья Третьяк вместо того, чтобы по существу объяснить, почему у ученых низкая зарплата, только и делает, что огрызается. Ее освистывают вместе с Никоновым. От Фурсенко пытаются добиться вразумительных ответов все по той же теме — о зарплатах и о ЕГЭ, но он непробиваем.
Тем временем нас запугивают снова. Александр Проханов целый час талдычит о своей теории «пятой империи», сыплет поэтическими проклятиями в адрес либеральной Европы и Соединенных Штатов, признается в любви к Путину и предостерегает, что враг на Западе стремится взорвать глубинные коды России, а русский народ чает абсолютной божественной справедливости.
А вот глава LifeNews Арам Габрелянов сообщает: «Идет медийная ядерная война». И в этой войне, увы, мы проигрываем. Правда, проигрываем мы ее там, за рубежом, а у себя в стране — безоговорочная победа. Но все равно — надо обороняться! Холодная война повышает спрос на пропаганду! Всеобщая мобилизация!
Вот Наталия Нарочницкая, глава Европейского Института демократии и сотрудничества, кричит: «Мистрали» наши!» А потом просит, чтобы на большом экране показали карту. На экране появляется знаменитый демотиватор «Подарки Украине», на котором отмечены территориальные подарки «русских царей», а истинная украинская земля — якобы маленькая клякса в центре современной страны.
Но все это прелюдия к одному из главных событий Селигера — приезду Дмитрия Киселева. В этот день чувствуется особая нервозность. За день до этого каждой двадцатке на форуме выдают огромный лист белой бумаги и говорят: «Надо поддержать Андрея Стенина». Все бросаются рисовать плакаты. Я интересуюсь у рисующих, знают ли они, кто такой Стенин. Немногие могут ответить. «Не знаю, фотограф вроде какой-то». — «А зачем рисуешь, раз не знаешь?» Явное замешательство.
В день приезда Киселева все с плакатами. В придачу к этому раздают флаеры. В какой-то момент один из присутствующих в зале подскакивает и зачем-то начинает петь гимн России. За ним подскакивают все остальные и тоже начинают петь. Картина была страшная. Вот-вот должен появиться Киселев, а селигерцы в честь него гимн поют.
Наконец и сам Киселев. Публика стоит. У всех в руках плакаты. Киселев говорит: «Честное слово, не ожидал такой поддержки». В этот момент видно, что он чувствует свою значимость: без него не может существовать эта Россия. Он тоже ее архитектор. Он — человек, который знает, что такие методы работают. И вот он встречает свое детище, молодых людей, которые сначала пели гимн, а теперь подняли транспаранты.
Когда публика села, можно было заметить, как эти плакаты люди небрежно побросали под ноги — ну прямо как на митинге с бюджетниками. И завертелись поршни с еще большей силой, со страшной, невиданной силой. «Путин нас спас». «Ведется информационная война». «Симпатии большей части мира на стороне России». «Объективной журналистики не существует». «Слово «пропаганда» я использую в самом положительном смысле». И в самом конце, повторяя свой знаменитый номер, Киселев произносит: «У нас не такой большой военный бюджет, но мы можем их превратить в радиоактивный пепел». Про пепел он повторяет несколько раз.
Киселев улетает, остается финишная прямая — Путин.
За день до визита рядом с местом, где должен выступать президент, перекрашивают флагштоки. Кто-то в лагере замечает, что, должно быть, Путина по всей России преследует запах краски и что из-за этого он ведет себя неадекватно.
В небе возникает вертолетный гул — густой и угрожающий. Он покрывает собой весь лагерь. Нас прогоняют через металлоискатели. Если раньше в шатре, где читались лекции, было серо и холодно, то теперь он наполнен светом и жаром от громадных софитов. Кое-как пробравшись в середину зала, мы занимаем свободные места. Через несколько минут голос объявляет: «Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин». Люди встают, силясь разглядеть президента. Он быстренько проходит к своему месту и усаживается в кресле. Я чуть привстаю и смотрю прямо на него: на сцене маленький человечек, тихий и невзрачный. А рядом с ним огромный экран, на котором тот же Путин, но огромный. Многим проще смотреть на гигантское изображение, чем пытаться разглядеть точечного президента. Все так и делают: присутствующие смотрят не вперед, а чуть вбок, как бы мимо самого Путина.
Кстати, в палатках сложно выспаться, поэтому участники форума клевали носом на разных лекциях, а потом уверяли себя: «Ну уж на Путине явно спать не будем!» Но стоило повнимательнее оглядеться вокруг, чтобы увидеть блаженные лица: люди безмятежно спали. Спали, пока Путин о чем-то говорил. А в конце встречи многие попытались прикоснуться к нему или увидеть его вблизи. И я попытался это сделать, но увидел только маленькую лысину, стремительно исчезающую вдали.
Антон Широких