«Когда-нибудь мы отпразднуем окончательную победу: останки Сталина вынесут с Красной площади, а памятники палачам заменят на памятники жертвам», - пишет российский финансист Андрей Мовчан.
Обсуждая Войну и Победу, все время упираешься в очевидную подлинность предмета – в отличие от огромного количества предлагаемых нам сегодня идеологических и социальных кадавров. Действительно – была Война, был Подвиг. И была Победа, и был уничтожен страшный враг. Тем не менее, переносить сегодняшний пафос, видеть лица тех, кто сегодня зовет Россию праздновать, повязать черно-оранжевую ленту на зеркало своей машины – не так-то просто. Это не парадокс – это стандартная история: о настоящей победе и о последующем мародерстве.
(…) Так вышло, что я потерял в войне меньше членов своей семьи, чем в «мирное» время. Мои деды вернулись с войны. Вернулся брат отца моей матери, который всю войну прокомандовал артдивизионом и даже как-то чуть не попал в плен – притворился убитым, пролежал на снегу шесть часов, навсегда потерял слух на одном ухе. Вернулся младший брат моей бабушки, который всю войну тянул железные дороги и восстанавливал пути, а домой пришел в чине подполковника железнодорожных войск. Но двух моих прадедов пожрало наше родное чудище. И деда моей жены – тоже. И у меня нет уверенности, что всех остальных оно не пожрало бы – если бы не 5 марта 1953-го.
Мало кому повезло, как мне. На полях войны остались миллионы таких же, как мои деды. Война многократно усилила эффект репрессий – на ней гибли в первую очередь более смелые, честные, достойные (в то время как репрессии пожирали и палачей). Вернулись немногие – на момент завершения боевых действий в строю и госпиталях оставалось менее 8 млн человек. Но возвращались они с надеждой, что победа над Германией обернется и победой над сталинской Россией, что после войны мир будет другим. Об этом я слышал в своей семье, об этом писали Алексей Толстой и Виктор Некрасов – об «обрушении Китайской стены», о «народе, который понял свою силу и который больше нельзя обманывать».
Не случилось. Фронтовики вернулись в страну, жители которой написали миллионы доносов на своих соседей и коллег; к пяти миллионам, уклонившимся в 1941-42 годах от призыва на фронт; к репрессивному аппарату НКВД, который только усилился во время войны. Мечты о распущенных колхозах, новом НЭПе, новом типе чиновника оказались пустыми. Сталинизм, сломавший себе хребет и медленно умирающий, успел после войны ликвидировать почти весь боевой генералитет, казнить и отправить на 25 лет в лагеря десятки тысяч фронтовиков, организовать «Ленинградское дело» и расстрел Еврейского антифашистского комитета, положивший начало совершенно гитлеровской по сути программе уничтожения евреев. Или желтая полоса на паспорте кошернее желтой звезды на рубашке?
(…) Любой власти требуются исторические «победы» для сплочения нации и повышения ее самооценки. В этом смысле победа 9 мая вернулась вовремя (в обществе ненадолго сложился какой-никакой консенсус, Чехословакия была еще впереди) и уже ничем не отличалась от «великих побед» других стран: все крупные страны имеют свой индивидуальный «день победы» – над кем, почему и какой ценой, не помнит никто. Народу нужна позитивная память – и он получил ее в лучшем возможном виде. По молчаливому соглашению были оставлены историкам 5 млн уклонистов, полтора миллиона перешедших на сторону фашистов, катастрофа 1941-го, заградотряды, чудовищные потери из-за некомпетентности командования, репрессии – праздник очистили и превратили в памятник героям, отстоявшим мир. День Победы был днем «со слезами на глазах», поводом не только вспомнить, но и напомнить: «памяти павших будьте достойны». Победа не была индульгенцией на будущее, никто не говорил о «правах победителей». Лейтмотивом праздника было «это не должно повториться». Война вспоминалась и приводилась в пример именно как Отечественная, как опыт слабости диктаторской власти (ошибки Сталина перед войной, поражения 1941-го) и силы народного духа (а война действительно в 1942 году стала народной). Неудивительно, что период 1939-40 годов «выпал» из войны – тогда воевал как бы не народ, а Сталин, тот самый, без последующей победы над которым победа в войне была неполной. Война вспоминалась и как ценный опыт союзничества с капиталистическими странами – у нас много различного, но враги у нас общие, и мы должны дружить.
Это было время, когда были живы победившие фашизм и пережившие сталинизм. Они могли ютиться по коммуналкам, выстаивать очереди в собесах, жить на гроши, но им не приходило в голову зарабатывать на своей победе или делать вокруг нее пропагандистские акции. А потом реальные герои ушли со сцены. И, как всегда бывает в истории, на их место пришли мародеры.
История – это актив, как заводы, золотые слитки или бочки с нефтью. С помощью истории можно управлять, зарабатывать, бороться с конкурентами. Неудивительно, что в процессе всеобщей приватизации, а затем концентрации активов, настала и очередь истории быть приватизированной и использованной «с прибылью».
У «приватизации», устроенной мародерами, всегда есть общие черты. Это неправомерная ассоциация себя с победителями для присвоения себе их заслуг и объявления претензий на мифические «права победителя». Это выхолащивание сути победы или замена ее на свою противоположность. Немудрено, что в новой идеологеме виновник войны, поражений, убийца победителей, тиран Сталин становится автором Победы.
Мародеры всегда боятся, что вот-вот вернутся настоящие победители. Их крепость всегда осаждена, у них нет друзей. Одно из важнейших достижений войны – союзничество с Западом, показавшее, что разность не мешает быть партнерами, особенно в борьбе со злом, – полностью игнорируется сегодня.
Мародеры меркантильны: память о реальной победе, завоеванной в прошлом, служит для начальников прикрытием экономического провала, а для рядовых – возможностью показать преданность и распилить очередной бюджет.
Мародеры ни воевать, ни строить, ни совершать подвиги, ни жертвовать собой не умеют и не собираются. Мародеры не умеют даже подобрать фотографии и не спутать наш танк с израильским, наш самолет – с немецким. И хотя главный урок войны (любой ценой надо сохранить мир) мародеры превращают в агрессивно-бравурное «можем повторить», удел мародеров – бесконечный карго-культ, имитация, для победы нужны настоящие победители, а победителей они боятся больше, чем врагов. Поэтому (и это хорошая новость) слова их пусты: максимум, на что они рассчитывают, это грабительский набег на соседа в момент, когда он не в состоянии защищаться. Надеюсь, таких соседей у нас не осталось.
И все же история – не завод, ее приватизация существенно сложнее, если вообще возможна. Бутафорские празднества и патетическая истерика не только порождают нигилизм и безразличие, не только показывают лицо «приватизаторов» – они возрождают и истинный смысл победы – реальность пробивается сквозь пропаганду. Кто-то злобный и безумный понимает под «можем повторить» возможность снова сжечь десятки миллионов в котле войны и превратить в руины полмира. Но мы ведь и правда можем повторить, только в другом смысле: если сломали хребет такому дракону, как фашизм, разве не сможем справиться с нынешними мелкими бесами? Черно-оранжевая «георгиевская» лента в этом смысле идеальный символ настоящей, а не мародерской Победы: черный цвет траура по погибшим и оранжевый цвет, ставший еще со времен Фландрии цветом свободы, а не так давно – цветом «оранжевой революции» – бескровного (в отличие от того, что внушают россиянам государственные СМИ) перехода власти к национальному демократическому правительству.
Мародеры не могут ни отменить Победу, ни изменить ее. В этом смысле не стоит поддаваться и отказываться от праздника только потому, что они пытаются в нем участвовать. В конце концов, что было бы, если бы христиане отказались от своей веры после крестовых походов и инквизиции?
А когда-нибудь мы отпразднуем окончательную победу. Это будет после того, как останки Сталина вынесут с Красной площади, сожгут и пепел развеют над Бутовским полигоном. После того, как на месте мавзолея будет построен музей жертв тоталитаризма – и по всей стране памятники палачам заменят на памятники жертвам. Это будет после открытия архивов КГБ-НКВД и суда, пусть посмертного, над убийцами. После того, как в стране появятся независимый суд и эффективные институты власти. Тогда в Россию станут возвращаться бизнесмены и ученые, пойдут инвестиции, отменят визы развитые страны, а на нас станут смотреть как на умных, сильных друзей, которым можно доверять, а не как на озлобленных идиотов.
Я не удивлюсь, если в сознании людей со временем сольются два праздника – победы над войной и нацизмом и – победы над внутренним тоталитаризмом, средневековостью сознания и феодальностью государства. Символом этой победы может по праву остаться георгиевская лента – черный, как память о жертвах, которых в будущем нельзя допустить; оранжевый – как символ обретенной свободы, которую больше нельзя терять.
По материалам: НВ