От начала российской операции в Крыму в 2014 году, которая закончилась аннексией полуострова, термин "гибридная война" стал часто использоваться во всех трансатлантических кругах политики безопасности. Для многих на Западе, крымская операция стала неожиданностью, а термин "гибридная война" четко отображал этот шок. Тем не менее, многие эксперты утверждают, что в подобной модели гибридной войны нет ничего нового. Она основана на гибридных войнах, которые уже велись во Вьетнаме, Чечне, Ираке, Афганистане, Ливане и так далее.
На самом деле, понятие “гибридной войны” легче охарактеризовать, чем дать ему определение. Но действительно ли это – как когда-то сказал секретарь министра обороны США Дональд Рамсфелд – известные неизвестные факты?
На примере российской операции в Крыму и Восточной Украине, гибридную войну можно описать как централизованно разработанную, согласованную и контролируемую, использующую различные тайные и прямые тактики, выполняемые военными и невоенными средствами, начиная от использования обычных сил, экономического давлении, разведки и заканчивая кибер-агрессией. Используя гибридную стратегию, нападающий пытается подорвать и дестабилизировать противника, применяя как принудительные, так и подрывные методы. Агрессор может также достигать целей за счет поддержки повстанческих групп или утаивая прямую агрессию государства за мантией “гуманитарной помощи”. Масштабные кампании по дезинформации, предназначенные для управления толпой, остаются важным элементом долгосрочной гибридной кампании.
Российскую модель гибридной войны легко узнать. Ее эффективность основана на военных рычагах влияния. Среди них можно выделить неоправданное сосредоточивание войск на границах, крупномасштабные пограничные учения, основанные на наступательных сценариях, использование провокационных маневров в международном воздушном пространстве и на море, а также использование военнослужащих ВС РФ в военной форме без знаков различия.
Одна из главных особенностей российской модели состоит в отрицании. Как часто вы слышали со стороны России такие заявления, как ” в Украине нет российских войск ” или “Россия не поставляет оружие сепаратистам”? Их цель состоит в том, чтобы создавать чувство двусмысленности как у пострадавшего при агрессии населения, так и у международного сообщества.
Гибкость и ложь – два других ключевых компонента российской модели гибридной войны. В самом деле, мы никогда не увидим двух идентичных кампаний гибридной войны. В случае российско-украинского конфликта было, по крайней мере, пять ключевых предпосылок для успешного результата гибридной войны. Во-первых, очевидное военное превосходство российской стороны. Во-вторых, ослабленная и неэффективная центральная власть. В-третьих, русскоязычное население, которое Россия успешно использовала для своих целей. В-четвертых, широкое присутствие российских средств массовой информации в Украине и России, что позволило провести массовую пропагандистскую кампанию. И, наконец, практическое отсутствие контроля над границей.
К сожалению, пока мы об этом говорим, российская модель гибридной войны продолжает развиваться и применяться на практике. Способность России быстро начать агрессивную политику по всему спектру конфликта делает Запад склонным к “эффекту неожиданности”. Гибридные войны нацелены на ослабление нашей внутренней и международной решимости. Российская модель гибридной войны особенно сосредоточена на способности принимать важные решения. Нерешительность может разделить международное сообщество, что ограничивает скорость и масштаб ответа на агрессию.
Запад не застрахован от гибридных угроз. Поэтому, НАТО играет ведущую роль в борьбе с гибридными угрозами, которые могут легко и быстро превратиться в гибридную войну, и возможно, в открытый конфликт. Предстоящий саммит НАТО в Варшаве поможет продемонстрировать, что Альянс готов ко встрече с потенциальной гибридной войной с любого направления.
Во-первых, для того, чтобы дать отпор, нужно знать, каких действий стоит ожидать от противника. В гибридной войне полная осведомленность является ключевым фактором. Крайне важно иметь возможность распознавать любые тонкие изменения в угрозах, которые впоследствии могут оказаться элементами крупной кампании неприятеля.
Во-вторых, даже самые лучшие средства осведомленности и разведки не смогут эффективно работать, если не будет разработана система своевременного принятия решений. В НАТО должны продемонстрировать, что разработали культуру и привычку оперативного принятия решений в гибридных конфликтах. Девятая статья Вашингтонского договора очень ясно указывает, что Североатлантический альянс “должен быть организован таким образом, чтобы иметь возможность быстро принимать решения в любое время”.
В-третьих, союзные войска на сегодняшний день остаются лучшим способом сдерживания гибридной войны. Таким образом, усиление боевого присутствия будет иметь решающее значение в гибридной среде региона. Боевые группы НАТО, которые в ближайшие месяцы будут развернуты в Польше, Литве, Латвии и Эстонии должны не только быть боеспособными, но и должным образом оснащены и обучены, чтобы быть готовыми столкнуться с потенциальными угрозами.
В-четвертых, только за счет использования надежной долгосрочной коммуникационной стратегии НАТО может эффективно противостоять информационной войне. Большие группы населения могут быть подвергнуты “промыванию мозгов” через манипуляцию СМИ или распространение ложных надежд и слепой ненависти. С момента начала незаконного российского военного вмешательства в Украине, Кремль обвинил НАТО в ряде провокаций, угроз и враждебных действий, которые на самом деле никогда не имели места. Ответом на пропаганду могут стать только факты.
В гибридной войне не на самом деле нет ничего нового. Тем не менее, что делает нынешнюю российскую модель настолько сложной и угрожающей – это уровень ее интеграции и координации, а также скорость, с которой Кремль ее продвигает. Эта модель с течением времени также будет меняться и адаптироваться. Саммит НАТО в Варшаве должен послать четкий сигнал о том, что альянс принимает российскую гибридную модель ведения войны всерьез. А гибридная война требует решительных действий, а не осторожности.