С высокой долей вероятности в течение ближайшего столетия российское государство само по себе обречено на смерть, а русский язык - на постепенную гибель в связи с вымиранием носителей, пишет главный редактор Newsader Александр Кушнарь.
Путинский режим существенно отличается от ленинского большевизма, сталинского тоталитаризма и гитлеровского третьего рейха. Несмотря на наличие общих черт в этих вождистских структурах, у путинизма есть немало отличий, игнорирование которых может сделать неверным выбор инструментария, предназначенного для его уничтожения.
Дело в том, что государства Ленина, Сталина и Гитлера основывались на социалистической идеологии, возникшей как реакция на чудовищную социальную несправедливость доминировавшего в те времена экономического уклада: никто не станет отрицать, что 15-часовой детский труд и высокая смертность среди 14-летних подростков на производстве – это то, что требовало стратегической коррекции. Все три строя дали неверный ответ на этот вызов и погибли в разное время по разным причинам.
В свою очередь путинизм – это не попытка преодолеть проблему, а, напротив, уход от нее и создание новых проблем для международного сообщества с одной только целью, в достижении которой заинтересована лишь узкая группа потомков имперской охранки, дорвавшихся до власти. Нынешняя кремлевская химера – это лишенная всякой идеологии анархическая клоака, единственной формой существования которой является нескончаемая мимикрия.
Перед нами – не более, чем удачное жонглирование имитациями, которые отсылают к тому или иному историческому кошмару – коллективизации, массовым расстрелам, доносам, черным воронкам у подъезда, делам врачей и, наконец, холодной войне. Российские спецслужбы сконструировали искусственный муляж несуществующего врага в лице Запада и теперь избивают его, словно боксерскую грушу, выдавая чучело за реального противника.
Нельзя всерьез относиться к закону о российской нации, импортозамещению и восстановлению боевой мощи: все эти три столпа современной российской “политкультуры” существуют лишь на телеэкране. Российское руководство перетасовывает эти осколки былых колоссов (глиняных, впрочем), используя для сиюминутных выгод, а население лениво пережевывает это по вечерам, давно перестав улавливать смысл информационно-новостного потока и уходя во внутрисемейную эмиграцию. Декорации заменили идеологию, экономику, политическую систему, культуру и армию.
Нацизм не может существовать без нации как устойчивой общности людей. Те, кто тревожатся о поднимающем голову российском “нацизме”, не учитывают, что российское общество давно атомизировано настолько, что его реинтеграция не представляется возможной – фактор, который вынуждает меня скептически относиться к угрозе того, что называется “фашизацией” российских граждан. Они разъединились настолько, что социальная гравитация не способна вернуть их на орбиту друг друга с тем, чтобы они обрели хотя бы подобие нормального общества, которое есть в той же скандинавской Европе. Самый очевидный в этом смысле пример – это резкий контраст с тем, как относятся к семейному насилию в России и в какой-нибудь Норвегии.
Отсюда недопонимание по поводу драм, связанных с отобранием детей у русских эмигрантов, считающих нормальным рукоприкладство. Для России типична история, когда муж-алкоголик годами безнаказанно избивает жену при полном безразличии соседей и, что гораздо трагичнее, попустительстве со стороны органов правопорядка: они, как и прочие социальные институты, мигрировали в сферу миражей. Территория страны превратилась в мир “дикого Востока” – по аналогии с “диким Западом”. Как и в архаичные времена, забота о безопасности для россиян стала частным делом, а не государственным.
В ситуации с сегодняшней Россией мы имеем дело с довольно типичным конформизмом, характерным для интеллектуально немощных и относительно случайно сформированных групп вроде школьников из отстающих классов. Никто не станет обвинять в нацизме двенадцатилетних хулиганов, унижающих сверстника: ясно, что речь идет о банальной коллективно поощряемой безнравственности, порой граничащей с административными и даже уголовными нарушениями. Но для нацизма требуется нечто большее, чем желание самоутвердиться за счет унижения сограждан, а именно – система идеологических установок в виде серьезных теорий, далеких от незамысловатых выступлений Киселева и закрепленных в многочисленных трудах, а также – что важно – реальное единство общественных элементов.
Однако именно этих факторов я не наблюдаю в поколенческой среде 2000-х годов. Ничего, кроме инфантильных и абсолютно разделенных (зачастую катастрофически необразованных) индивидуумов, не существует, как нет и никакой идеологии “русского мира”: она присутствует лишь в виде набора пустотелых лозунгов, умещающихся на газетной полосе. Достаточно сравнить этот примитивнейший мертворожденный продукт хотя бы с тем количеством литературы, которое посвящено модели правового государства, чтобы понять, насколько далек Кремль от реальных планов по идеологизации социальной жизни.
Именно поэтому в самом крайнем случае он способен создать для Запада лишь периферийные проблемы вроде хакерских атак, геноцида в Алеппо либо интервенции в Украину. Это чудовищные преступления, но отнюдь не самостоятельная экзистенциальная угроза для Запада, о которой беспокоится ряд тамошних экспертов. Если евроатлантическому сообществу и предстоит пережить очередной цикл краха-возрождения, то отнюдь не из-за восточных варваров, а по совершенно иным – внутренним – причинам. Российская угроза здесь если и имеется, то лишь как незначительная, хотя и неотъемлемая часть более глобальной болезни США, ЕС и их союзников.
В зоологии существует понятие порога выживаемости вида: при падении численности популяции ниже определенного уровня вид обречен на вымирание, поскольку количества особей оказывается недостаточным для того, чтобы сообщество было способно воспроизводиться и поддерживать видовое существование. Именно это происходит с россиянами: царизм, сталинизм и, наконец, путинизм уничтожили ту часть населения, которая была в состоянии поддерживать жизнь этой цивилизации.
С высокой долей вероятности в течение ближайшего столетия российское государство само по себе обречено на смерть, а русский язык – на постепенную гибель в связи с вымиранием носителей. Ничего иного при нынешнем раскладе – смерти науки, многовековой негативной социальной селекции и невероятно косном госуправлении – страну ждать не может.