Из-за войны Украина впервые за годы независимости оказалась в ситуации, когда имитировать реформы уже недостаточно.
Об этом рассуждает Андрей Окара, российский политолог.
Сейчас с человечеством происходит очень важная новая вещь: чтобы существовало человечество в целом, может работать меньшинство. Раньше для того, чтобы человечество существовало, работать было вынуждено большинство.
В этой ситуации все становятся, я бы сказал, невнятно-толерантными. Особенно это ощутимо в Европе. Разумеется, речь о толерантности не как о терпимости к разным точкам зрения, а как о некоей теплохладности — ни рыба, ни мясо, как говорится. И мы видим, к чему это приводит: вроде бы с нами всё хорошо, всё в «шоколаде». А как быть в критической ситуации? Вот критическая ситуация: война в Донбассе, от нее в конечном итоге зависит жизнь на Земле — без преувеличений. И Европа говорит: «Ну, вы знаете, вот мы как бы за мир. Но мы с Россией слишком много воевали и не хотели бы, чтобы это снова повторилось. Мы выражаем озабоченность, обеспокоенность, чрезмерную обеспокоенность. В результате получается явный политический инфантилизм. Это форма защиты, бегства, самоизоляции от взрослости, от ответственности, от принятия решений. И такой тип сознания, такой дискурс является для нынешней Европы доминирующим, расширяющимся и захватывающим.
И вот оказалось, что в современных условиях страны могут существовать очень долго, не модернизируясь, а имитируя модернизацию. Раньше, в XVIII и XIX веках, вызов был чётким: или ты модернизируешься и соответствуешь вызовам времени, или тебя пожирают — ты умираешь, твою душу, душу твоей страны расчленяют какие-то более эффективные соседи. Так было с Польшей в конце XVIII века, так было, в общем-то, с Украиной, так было с большими имперскими образованиями, которые в ХХ веке не выдержали нового формата существования, обусловленного эпохой.
Российская империя и Петр І, на самом деле, перед такой альтернативой тоже стояли, вернее, Петр І плюс Феофан Прокопович как идеолог этой великой государственности нового типа, плюс Мазепа как один из создателей Российской империи, плюс множество менее известных персон – носителей новой ментальности и запроса на новый общественный уклад. На самом деле главным создателем этого самого имперского дискурса (имперского не в том смысле, как это понимается сейчас в России, а в смысле имперского универсализма, имперского рационализма, который пришел на смену дорациональным, домодерным типам дискурса) был не только Феофан Прокопович, но и гетман Мазепа. И в создании Российской империи заслуги Мазепы, наверное, очень-очень недооценивают — по понятным политическим причинам. И вот именно Московское царство стоит в середине XVII в. перед выбором: или модернизироваться, или умереть.
И царь Алексей Михайлович пытается произвести модернизацию церкви (кстати, по украинским и греческим канонам) — возникают старообрядцы, протопоп Аввакум, гонитель старообрядцев патриарх Никон и др. Потом Петр І, который создает сверхгосударство, модернизирует страну абсолютно варварскими, жестокими методами, и действительно, надо сказать, что в России террор – это одна из главных технологий управления.
Я думаю, в скором времени мы увидим введение в Москву легендарной дивизии внутренних войск имени Дзержинского, которая дислоцируется в районе Реутова и Балашихи. Она, наряду с Таманской и Кантемировской, создана для противодействия государственным переворотам (или наоборот — для их осуществления). Власть боится госпереворота. Похоже, убийство Немцова будет использовано для каких-то глобальных потрясений. Причем, использовать его будет именно власть, а не оппозиция. Так, убийство Кирова в 1934 году стало предтечей 1937 года.
Итак, Московское царство стало перед жесточайшим выбором: или его расчленят и уничтожат, или из него что-то получится. И вот в этих условиях сверхмобилизации происходит какой-то модернизационный прорыв.
Такой тип модернизации — модернизации сверху, авторитарной модернизации — я бы не желал Украине. Да и такое в Украине и не удастся — по разным причинам. В современном мире долгое время существовала ситуация, когда у стран не было необходимости модернизироваться, когда можно было существовать в формате какой-то там «банановой» колонии или сырьевого придатка. Ну или страны, которая как-то вписана в мировую экономику, но при этом существует не за счет модернизации населения, экономики и политической системы, а за счет того, что она встроена в периферию мир-системы. У Украины 20 с лишним лет была именно такая же ситуация. Украина не модернизировалась, более того, в ней не сложился даже внятный дискурс или внятная культура обсуждения этой проблематики. Люди, которые об этом говорят, они, как правило, «странные», непонятные, маргиналы.
Еще раз подчеркиваю, что быть модернизатором, в общем-то, было необязательно. И только страны, которые пытались совершить какой-то скачок, они занимались этим, и это был формат модернизации сверху, авторитарной модернизации, классиком которой стал легендарный Ли Куан Ю в Сингапуре. Вы, наверное, хорошо знаете, каким образом он провел модернизацию: нужно расстрелять или посадить трех своих близких друзей — и они знают, за что, и ты сам знаешь. Это было бы неплохо, но я сомневаюсь, что в Украине такое возможно. И, быть может, главная тому причина — в особенности политической культуры. Но Украина сейчас именно из-за войны попала в очень интересную ситуацию. Примерно в такую же ситуацию, в которой была, скажем, Российская империя при Феофане Прокоповиче, Мазепе и Петре І, а именно, что альтернатива такова: или радикальная модернизация, или же смерть. Ситуации толерантного прохладного существования, европейского дискурса — для Украины больше нет и не будет.
И, конечно же, надо понимать, что революция и ситуация после революции создали уникальное окно возможностей для модернизации, но это окно возможностей, оно закрывается с каждым днем, каждой неделей. И когда остается совсем маленькая щелочка, то, если ты туда пытаешься проскочить, может этими створками чуть-чуть прищемить.