Народный депутат Украины, бывший глава Меджлиса крымско-татарского народа Мустафа Джемилев сегодня является единственным представителем украинской власти, который имел официальный контакт с Владимиром Путиным.
Россия отказывается признавать новую власть в Украине. В условиях оккупации Крыма российскими войсками, напряженность на полуострове напрямую зависит от взвешенности позиции лидеров коренного населения полуострова.
К чести Джемилева, он остался верен Украине, отказавшись признать референдум о присоединении Крыма к России.
О своей беседе с Путиным, а также о ситуации на полуострове Джемилев рассказал «Главкому».
Каким образом вы получили приглашение на встречу с Путиным?
У меня была договоренность о встрече с Шаймиевым, экс-президентом Татарстана. Раньше мы с ним старались говорить об экономическом сотрудничестве. А в свете последних событий я хотел с ним посоветоваться по поводу развития ситуации в Крыму. Договорились встретиться в Киеве, но потом сам Шаймиев сказал, что Путин узнал об этой встрече (я думаю, что сам Шаймиев ему сообщил). И Путин сказал, что лучше провести эту встречу в Москве: «Если после встречи с Шаймиевым у Мустафы Джемилева будет такое желание – я бы тоже хотел с ним переговорить».
Одним словом, перенесли эту встречу в Москву. 12 марта мы с Шаймиевым долго обсуждали эту ситуацию, потом поднялись в кабинет, где у него есть прямой телефон с Путиным. И в течение получаса я разговаривал с ним на эту тему.
Изначально речь шла просто о разговоре или именно о личной встрече?
Не уточнялось. Когда мне сообщили о перспективе разговора или встречи с Путиным, я еще был в Киеве, – я сказал, что не знаю предмет разговора. Одно дело, если Путин хочет встречи с представителем коренного народа. Но в любом случае я должен посоветоваться с руководством своей страны. На этом и остановились. Я поговорил с Яценюком и Наливайченко. В целом они одобрили, сказали: ты знаешь, что и как делать.
Получали ли вы какие-нибудь инструкции от них по поводу вопросов, которые следует поднимать в разговоре с Путиным?
Указаний никто не давал, но они знают мою позицию по всем вопросам. Тем более, что давно уже каких-то контактов с российским руководством у Украины не было. Поэтому это была возможность для диалога.
По приезде в Москву я сразу встретился с нашим послом, мы обсудили ситуацию. А на следующий день у меня состоялась встреча с Шаймиевым и этот разговор с Путиным.
Какое у вас сложилось впечатление – на какой исход в этом конфликте рассчитывает Путин?
Собственно, моя задача была изложить свою точку зрения. Я сказал ему: «Я не собираюсь давать какие-то советы, у вас хватает советчиков, вы глава великой державы. Но хотел бы, чтобы вы выслушали точку зрения представителя коренного народа, чтобы найти выход из ситуации, которая сложилась». Я высказал свою точку зрения по основным аспектам, по планам проведения референдума, по планам отторжения Крыма от Украины и присоединения к России. Сказал о том, что этот так называемый референдум мы, крымские татары, не признавали, не признаём и не будем признавать, что мы не будем в нем участвовать, так как он противоречит украинскому законодательству и международному праву. Ну, и абсурдно проводить референдум, когда на твоей территории иностранные войска.
В этом вопросе наши точки зрения не сошлись. Он сказал: «Я другого от вас и не ожидал, я знаю, что вы патриот своей страны, порядочный человек, поэтому не сомневался в ответе».
Он говорил, что в Крыму все будет хорошо. Единственное, что он просил – даже не просил, а предупреждал – что могут быть какие-то провокации. Я ответил, что мы, конечно, будем строго отслеживать, чтобы не было никаких провокаций, хотя их избежать очень трудно. Например, формирования, которые называют себе «самообороной» – позволяют себе не очень-то правовые вещи. Они ситуацию нагнетают, провоцируют, и в любой момент ситуация может выйти из-под контроля. Но Путин сказал, что будут приняты все меры, и только просил, чтобы крымские татары не влезали ни в какие конфликты. Я ответил, что крымские татары будут строго выполнять то, что решит наше правительство.
Может ли этот разговор с вами быть попыткой расколоть крымско-татарский народ?
Я такого не почувствовал. Он говорил: давайте посмотрим на результаты референдума. У меня сложилось такое мнение – может быть, оно ошибочно – что результаты референдума не являются обязательным пунктом для принятия им решения.
Обсуждал ли Меджлис возможность эвакуации крымских татар на время войны?
Нет, такого не было. Но там разные настроения. Есть панические. Например, вчера мне представитель верховного Комиссариата ООН по делам беженцев говорил, что на границе Крыма и Херсонской области было зарегистрировано 379 беженцев, преимущественно женщин и детей. То есть тенденция такая: отправлять за пределы Крыма детей и женщин, а мужчины остаются. В то же время есть и такие, которые говорят: ни шагу назад, мы на своей земле, давайте здесь умирать.
Насколько высока вероятность провокаций или терактов со стороны радикальных исламистов?
Те крымские татары, которые воевали в Сирии, они говорили, что готовы на все, чтобы защитить свою страну от оккупантов, но готовы это делать под командованием инструкторов Меджлиса. Но не исключаются, конечно, провокаторы под видом исламистов, а на самом деле работники определенных спецслужб. Когда я с Путиным говорил о том, что мы, конечно, не заинтересованы в провокациях и кровопролитии, но стали получать информацию, что так называемая «самооборона», где очень много криминальных элементов, – она позволяет себе такие вещи, которые могут вызвать конфликт, кровопролитие. Он сказал, что даст специальное поручение следить, чтобы не было конфликта, и что будут пресечены любые попытки провокаций. «Пусть только попробуют», – сказал он.
Местные жители говорят, что видели в Крыму чеченские подразделения российской армии. Возможно ли то, что российская власть попытается столкнуть чеченцев с крымскими татарами, как два мусульманских народа?
Была информация, что прибыл батальон «Восток», сформированный из чеченцев. Но другие говорят, что это не «Восток», а дагестанские подразделения.