Мы в первый раз встречаемся с Петром Порошенко после его избрания.
Он принимает меня в просторной гостиной с лепниной на стенах и почему-то отдающей розовым позолотой. Там уже стоят камеры украинского телевидения, которые снимут первые минуты беседы.
Он говорит о нашей встрече на Майдане в самом начале революции с неизвестными тогда перспективами. Волею случая в то февральское воскресенье наши выступления шли друг за другом, и мы пересеклись на трибуне.
О том, как несколько недель спустя я пригласил его в Париж вместе с Виталием Кличко и лидерами киевской еврейской общины на встречу с президентом Франсуа Олландом в Елисейском дворце.
О том, как во время избирательной кампании я был вместе с ним на митингах в Кривом роге, Днепропетровске, Днепродзержинске и прочих русскоязычных городах востока Украины. Он оказал мне большую честь и позволил обратиться к толпе, в начале собрания и по-французски, с приветствием от Европы.
Наконец, он говорит о моей сегодняшней поездке в Одессу, где я должен зачитать в опере текст пьесы, которую написал для Жака Вебера (осенью его постановка выйдет в Париже). Почему Одесса, спрашивает он. Из-за Исаака Бабеля, господин президент, и его «Конармии». Из-за Эйзенштейна и его знаменитых лестниц в «Броненосце «Потемкине». Но в первую очередь потому что эта пьеса — дань уважения новой Украине, и потому что Одесса — это город, где все говорят по-русски, но были и остаются украинскими патриотами.
Потом камеры быстро убирают, и мы переходим к главному. К войне. Его войне. Войне, которую навязали ему профинансированные Кремлем сепаратистские наемники. Войне, в которой он сейчас побеждает.
Далее о самом главном, нашумевших «Мистралях» (речь идет не о двух, а о четырех кораблях), которые Франция продала России. Их поставка не только по-глупому ставит под сомнение привилегированные отношения двух наших наций, но и будет воспринята Путиным как совершенно неуместный знак одобрения.
Я говорю ему, что многие люди во Франции (начиная, по всей видимости, с самого президента Республики) разделяют его точку зрения и надеются, что у нас получится с достоинством выбраться из этой ловушки.
Я говорю ему, что существует два возможных конкретных выхода, которые, насколько мне известно, рассматриваются в настоящий момент. Первый пришел из Германии, о нем говорили с Франсуа Олландом в Париже по случаю столетней годовщины убийства Жореса: Европейский Союз мог бы выкупить эти четыре контракта для кого-то из своих членов или, еще лучше, для себя самого, положив тем самым начало строительству общей оборонной системы. Второй вариант предложил я сам: Европейский Союз опять-таки выкупает суда, но на этот раз для Украины, которая посредством долгосрочного кредита на привилегированных условиях ощутит, наконец, обещанную ей много месяцев назад «европейскую солидарность».
Петр Порошенко слушает.
Его ближайший соратник Валерий Чалый делает заметки.
Он отвечает мне, что такая идея обладает большой символической силой, и что он, разумеется, приветствует ее.
В то же время он отмечает, что его армии сейчас в первую очередь необходимо высокоточное оружие, и что Франция — одна из немногих стран, которой по силам обеспечить его поставки. Такое вооружение позволило бы:
1. Удержать Путина от дальнейших шагов в этой преступной войне.
2. Успокоить раз и навсегда донецких террористов без ущерба для мирного населения.
3. Без промедления добиться мира по всей стране, которого на самом деле хочет подавляющее большинство украинского населения.
В этот момент Петр Порошенко совершенно не похож на шоколадного короля, с которым я повстречался полгода назад.
Или на того набожного человека, который как-то утром за несколько минут до начала митинга пошел помолиться в расположенную неподалеку православную церквушку.
Сейчас этот человек с массивными плечами, готическим лицом и настороженным ястребиным взглядом напоминает скорее молодого Тито на тех редких его фотографиях в Париже, когда он вербовал людей для испанских интернациональных бригад.
Его простая, но неопровержимая логика, умение показать оправданность и справедливость принятых решений, все это наделяет его чертами бойцов сопротивления, о которых Жорж Кангилем говорил, что в бою они руководствуются логикой, а не темпераментом, и что это наиболее разумный подход.
Он — главнокомандующий против воли, страж Европы, в которую верит почти так же сильно, как в Украину. Он дает отпор Путину, хотя многие его коллеги предпочитают спрятать голову в песок и договариваться с ним. В этот самый момент он возносится в пантеон великих людей, которые всегда вызывали у меня восхищение. Их всех объединяет то, что в определенный момент жизни они оказались в водовороте судьбоносных событий, но смогли найти в себе силы и нащупать путь к величию.
Отвага и достоинство.
Благородство политики, когда та принимает форму истории.
Сила на службе и разума, а не наоборот.
Нам нужно поддержать президента Порошенко. Нужно последовать за ним по выбранному им пути, пути неприятия восточного империализма.
Бернар-Анри Леви (Bernard-Henri Lévy)
