Путин хочет быть одним из ключевых мировых игроков, но также хочет, чтобы они уважали его право интерпретировать международные нормы, как заблагорассудится
Об этом рассказала российский политолог, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Brookings Institution Лилия Шевцова.
В то время как международный порядок рушится, российская система персонализированной власти – устаревший конструкт, давно потерявший способность к модернизации, каким-то образом умудряется держаться. В своей борьбе за выживание он стремится быть одновременно с Западом, внутри Запада и против Запада. Реинкарнировавшись после развала СССР путем партнерства с либеральными демократиями и имитируя их институции, сегодня Система перешла к режиму сдерживания Запада.
Готова Россия к конфронтации с западной цивилизацией? Едва ли. Но можно ли тогда считать российского лидера камикадзе? Путин не похож на человека со склонностями к суициду. Он должен понимать, что полноценная конфронтация с Западом будет непосильной военной задачей для слабеющей российской экономики. Куда более важен тот факт, что маргинализированная и изолированная от мира Россия больше не будет сверхдержавой; сохранение статуса сверхдержавы – главное, если не единственное достижение Путина в глазах россиян. И с учетом интересов российского класса рантье, чье благосостояние зависит от интеграции с Западом, становится ясно, что новая холодная война в планы РФ не входит.
Российская система, скорее, пытается выжить в глобализированном мире и «внутри» Запада, но на собственных условиях. Кремль хочет получить место рядом с ключевыми мировыми игроками, но также хочет, чтобы они уважали право России интерпретировать международные нормы, как ей заблагорассудится, и признали за ней необходимость поддерживать свою легитимность внутри страны средствами антизападной пропаганды.
Вы можете спросить: «А как же конфронтация из-за Украины?». Я полагаю, что Кремль не планировал длительного конфликта из-за Украины, надеясь, что либеральные демократии проглотят аннексию Крыма и все, что за ней последует.
Отношения Путина с Западом на протяжении последних 14 лет, как и его личное общение с европейскими лидерами, такими как Ширак, Берлускони, Саркози, Блэр, Шредер и, наконец, с президентом США Бараком Обамой, вероятно, убедило его, что Запад немного повозмущается, но в итоге согласится на условия РФ. Именно это сообщение российские элиты постоянно слышали от своих западных коллег, помешанных на мантре «давайте уступим РФ».
В российском политическом лексиконе уступки – синоним слабости. В своей концепции международной политики на 2013 год Кремль заявил, что эпоха Запада подошла к концу: «способность исторического запада доминировать… сужается». Решение Путина захватить Крым, было основано на уверенности, что об украинской авантюре забудут, как и о войне с Грузией, вслед за которой последовала российско-американская «перезагрузка».
Западные санкции в ответ на войну в Украине, должно быть, оказались шоком для Кремля, а сам Путин воспринял случившееся, как удар в спину. Российские элиты, чьи уши были полны мантрами об уступках, промахнулись, рассчитывая, что Запад примет новую реальность. Так что западные умиротворители несут как минимум косвенную ответственность за действия Кремля.
Что же насчет хулиганств Москвы в последние два года, включая обострение отношений с НАТО? Это вполне соответствует традиционному для российской политической культуры принципу «ухаживания через давление» – иными словами, усилению напряжения ради того, чтобы вынудить объект своего желания вступить в диалог. Вторые Минские соглашения – прекрасный пример такого «ухаживания через давление».
Сирийская авантюра Москвы только подчеркивает эту тенденцию. Ее цель – положить конец изоляции России и помочь Кремлю вернуться в мировую мега-лигу: судьба Асада, нефть и расклад сил на Ближнем Востоке – лишь средства для ее достижения. Время – ключевой фактор: то, что Европа поглощена собственными проблемами, а президент США является «хромой уткой», приоткрывает для Москвы окно возможностей.
Бравада Кремля должна убедить западных лидеров принять условия сделки. Соглашения в Минске, достигнутые при участии Меркель и Олланда, в которых Россия является одновременно и агрессором, и модератором, создали у РФ впечатление, что Запад рано или поздно согласится на миропорядок, к которому она стремится. Этот миропорядок предусматривает, что каждый игрок трактует правила, как хочет; в нем нет четких границ между миром и войной, силой и законом, реальностью и имитацией, союзником и врагом.
Этот миропорядок понравился бы многим и на Западе – тем, кто скучает по нормативному догматизму, или тем, кто привык к прагматичному подходу последних десятилетий. Этот неоднозначный порядок – лучшие условия для того, чтобы российский класс рантье мог поддерживать свои связи с «Лондонградом», но в то же время изолировать российское общество от западных ценностей. Он также позволил бы российскому режиму продолжать антизападную риторику, при этом входя в состав западных международных организаций. Он также позволил бы РФ удерживать Запад, не получая ответных мер, и разваливать Запад изнутри. Какое чудное изобретение – минимальные затраты и огромные выгоды! Холодная война, напротив, была глупой стратегией. Куда лучше убедить врага участвовать в вашем цивилизационном проекте.
На пути к реализации этой стратегии Россию поджидают две ловушки. Первая – то, что пригасить пламя милитаризованного патриотизма непросто; необходимость поддерживать образ «осажденной крепости» может помешать Кремлю заключить сделку с Западом. Вторая ловушка, с западной точки зрения, – это знаменитая Уловка-22: любая сделка, которая позволит Кремлю интерпретировать правила по своему желанию, поставит под вопрос ценности Запада. Но отказ от сделки может привести к тому, что российский слон начнет громить западную посудную лавку. Либеральные демократии вряд ли готовы к столкновению с ядерной державой.
Это тупик, и выхода я не вижу – по крайней мере, пока Запад продолжает защищать установленный после Холодной войны статус-кво, которого больше не существует.