За рубежом усилия России установить контроль над Крымом и остальной частью востока Украины вызвали тревогу: впервые с 1945 года европейская граница была изменена силой. Однако в России это было совершенно здравым ходом событий, согласующимся почти с веком украинофобии, пишет журналистка и писательница Энн Эпплбаум в американской газете The Washington Post. "Глубоко в российском национальном сознании запечатлено представление об украинской жажде автономии, осознание непредсказуемости Украины - и старый страх, что украинские запросы могут распространиться на Россию", - отмечает автор.
«Российское беспокойство насчет Украины уходит своими корнями в самое начало Советского Союза в 1917 году, когда украинцы впервые попытались создать свое собственное государство, — говорится в статье. — После Гражданской войны, которая последовала за революциями в Москве и Киеве, украинские крестьяне — одновременно радикальные, левые и выступающие против большевиков — отвергли насаждение советского правления. Они вытеснили Красную армию и на какое-то время взяли верх. Но в анархии, что последовала за отступлением Красной армии, польские формирования, а также царистская Белая армия вновь вошли на Украину».
Как рассказывает журналистка, впоследствии большевики оправились, но были ошеломлены. «На протяжении многих лет они с одержимостью говорили о «жестоком уроке 1919 года», — пишет Эпплбаум. — Десятилетием позже, в 1932 году, у Сталина возникла причина вспомнить это урок. В том году в Советском Союзе в очередной раз царил беспорядок после катастрофического решения Сталина о коллективизации сельского хозяйства. С распространением голода он был встревожен сообщениями о том, что члены украинской КПСС отказывались помогать Москве в конфискации зерна у голодающих украинских крестьян».
Сталин провозгласил, что настало время сделать Украину «настоящей крепостью СССР, подлинно образцовой республикой». С этой целью требовалась более жесткая тактика, продолжает автор. «Эта более жесткая тактика включала внесение в черный список многих украинских городов и деревень, которым было запрещено получать промышленные товары и еду. Также она запрещала украинским крестьянам покидать республику и выставляла блокпосты между деревнями и городами, препятствуя внутренней миграции. Команды активистов прибыли в украинские деревни и конфисковали все съедобное, не только пшеницу, но и картошку, свеклу, тыкву, бобы, горох, сельскохозяйственных животных и даже домашних питомцев. Они обыскивали амбары и кладовые, разносили стены и печи в поисках еды. Результатом стала гуманитарная катастрофа: по крайней мере 5 млн человек погибли от голода в 1931-1934 годах в Советском Союзе. Среди них было примерно 4 млн из 31 млн украинцев, и они умерли не из-за нерадивости или неурожая, а потому что у них забрали еду».
«После голода Сталин дал старт новой волне террора, — говорится далее. — Украинские писатели, деятели искусства, историки и интеллектуалы — все, кто имел связь с националистскими правительствами или армиями 1917-1919 годов — были арестованы, отправлены в ГУЛАГ или казнены».
По словам журналистки, «его цель не была загадкой: он хотел сокрушить украинское национальное движение и убедиться в том, что Украина никогда вновь не взбунтуется против советского государства». «Сталин опасался, что, если бы Украина отвергла советскую идеологию и советскую систему, это могло бы привести к краху всего Советского Союза. (…) И если бы украинцы смогли создать более открытое, более толерантное государство или могли бы повернуться в сторону европейской культуры и ценностей, как того желали столь многие, то почему бы тогда многим русским не захотеть того же?» — поясняет Эпплбаум.
«Конечно, параллели не точны: Россия Путина — не Советский Союз Сталина, — отмечает автор. — И все же через 80 с лишним лет после голода и более чем через два десятилетия после развала СССР отношения между Россией и Украиной вернулись в исходную точку. Вновь российский лидер с одержимостью говорит о «потере» Украины. Вновь московский режим видит в украинском национальном движении экзистенциальную, внутреннюю угрозу. И вновь Москва приложила невероятные силы, чтобы предотвратить украинский вызов. Как и в 1932 году, постоянные разговоры о «войне» и «врагах» на Украине остаются полезными для российских лидеров, которые не могут объяснить отсутствие роста жизненных стандартов или оправдать свои собственные привилегии, богатство и власть».