За рубежом усилия России установить контроль над Крымом и остальной частью востока Украины вызвали тревогу: впервые с 1945 года европейская граница была изменена силой. Однако в России это было совершенно здравым ходом событий, согласующимся почти с веком украинофобии, пишет журналистка и писательница Энн Эпплбаум в американской газете The Washington Post. "Глубоко в российском национальном сознании запечатлено представление об украинской жажде автономии, осознание непредсказуемости Украины - и старый страх, что украинские запросы могут распространиться на Россию", - отмечает автор.
“Российское беспокойство насчет Украины уходит своими корнями в самое начало Советского Союза в 1917 году, когда украинцы впервые попытались создать свое собственное государство, – говорится в статье. – После Гражданской войны, которая последовала за революциями в Москве и Киеве, украинские крестьяне – одновременно радикальные, левые и выступающие против большевиков – отвергли насаждение советского правления. Они вытеснили Красную армию и на какое-то время взяли верх. Но в анархии, что последовала за отступлением Красной армии, польские формирования, а также царистская Белая армия вновь вошли на Украину”.
Как рассказывает журналистка, впоследствии большевики оправились, но были ошеломлены. “На протяжении многих лет они с одержимостью говорили о “жестоком уроке 1919 года”, – пишет Эпплбаум. – Десятилетием позже, в 1932 году, у Сталина возникла причина вспомнить это урок. В том году в Советском Союзе в очередной раз царил беспорядок после катастрофического решения Сталина о коллективизации сельского хозяйства. С распространением голода он был встревожен сообщениями о том, что члены украинской КПСС отказывались помогать Москве в конфискации зерна у голодающих украинских крестьян”.
Сталин провозгласил, что настало время сделать Украину “настоящей крепостью СССР, подлинно образцовой республикой”. С этой целью требовалась более жесткая тактика, продолжает автор. “Эта более жесткая тактика включала внесение в черный список многих украинских городов и деревень, которым было запрещено получать промышленные товары и еду. Также она запрещала украинским крестьянам покидать республику и выставляла блокпосты между деревнями и городами, препятствуя внутренней миграции. Команды активистов прибыли в украинские деревни и конфисковали все съедобное, не только пшеницу, но и картошку, свеклу, тыкву, бобы, горох, сельскохозяйственных животных и даже домашних питомцев. Они обыскивали амбары и кладовые, разносили стены и печи в поисках еды. Результатом стала гуманитарная катастрофа: по крайней мере 5 млн человек погибли от голода в 1931-1934 годах в Советском Союзе. Среди них было примерно 4 млн из 31 млн украинцев, и они умерли не из-за нерадивости или неурожая, а потому что у них забрали еду”.
“После голода Сталин дал старт новой волне террора, – говорится далее. – Украинские писатели, деятели искусства, историки и интеллектуалы – все, кто имел связь с националистскими правительствами или армиями 1917-1919 годов – были арестованы, отправлены в ГУЛАГ или казнены”.
По словам журналистки, “его цель не была загадкой: он хотел сокрушить украинское национальное движение и убедиться в том, что Украина никогда вновь не взбунтуется против советского государства”. “Сталин опасался, что, если бы Украина отвергла советскую идеологию и советскую систему, это могло бы привести к краху всего Советского Союза. (…) И если бы украинцы смогли создать более открытое, более толерантное государство или могли бы повернуться в сторону европейской культуры и ценностей, как того желали столь многие, то почему бы тогда многим русским не захотеть того же?” – поясняет Эпплбаум.
“Конечно, параллели не точны: Россия Путина – не Советский Союз Сталина, – отмечает автор. – И все же через 80 с лишним лет после голода и более чем через два десятилетия после развала СССР отношения между Россией и Украиной вернулись в исходную точку. Вновь российский лидер с одержимостью говорит о “потере” Украины. Вновь московский режим видит в украинском национальном движении экзистенциальную, внутреннюю угрозу. И вновь Москва приложила невероятные силы, чтобы предотвратить украинский вызов. Как и в 1932 году, постоянные разговоры о “войне” и “врагах” на Украине остаются полезными для российских лидеров, которые не могут объяснить отсутствие роста жизненных стандартов или оправдать свои собственные привилегии, богатство и власть”.