Украинские политики и их международные партнеры нередко говорят о том, что вторжение России 2014 года, отчасти вызванное гневом Москвы, возникшим в ответ на стремление Украины к сближению с Европой и США, объединило страну и сделало поворот к Западу более резким. В каком-то смысле они правы: агрессия Москвы консолидировало многих украинцев, выступающих за членство в Европейском союзе (ЕС) и Организации Североатлантического договора (НАТО).
Но разговоры о единстве, царящем среди 44 миллионов человек, живущих в Украине, создают неправильную картину, в которой не учтено мнение более двух миллионов жителей Крыма, аннексированного Россией, трех миллионов жителей Донбасса и еще нескольких миллионов человек, переехавших из Донбасса в подконтрольные Киеву регионы или в Россию. Сегодня Донбасс разрезает 450-километровая линия фронта, она разделила крупные города – находящихся под властью захватчиков – от их пригородов, а также соседей и семьи.
За словами о единстве скрывается тяжелая проблема, сравнимая с кровоточащей раной. Многие в Киеве говорят, что Украине – по крайней мере, в данный момент – лучше без жителей Донбасса, чьи настроения, по расхожему мнению, были антидемократическими и пророссийскими как минимум с момента падения Советского Союза. Согласно этой логике, исключение жителей Донбасса из политического процесса, начавшегося после начала конфликта, это залог успеха усилий Киева по проведению прогрессивных реформ и приближению к евроатлантической зоне. Но на самом реформы – особенно в области борьбы с коррупцией – практически остановились, а отношение Киева к жителям Донбасса вызывает сомнения в его приверженности демократическим ценностям, которых придерживается ЕС. При таком положении дел реинтеграция раздираемого войной региона – то, что Киев пообещал своим гражданам и международному сообществу – становится значительно более сложной задачей.
Негативное отношение к жителям Донбасса можно увидеть в законодательстве, например, в принятом в декабре 2017 года законе о политике в отношении территорий. Широко известный как “Закон о реинтеграции”, документ не содержит конкретных положений, направленных на то, чтобы вернуть отколовшиеся регионы обратно. Другой законопроект, касающийся “коллаборантов”, потенциально применяет этот термин даже к рядовым “государственным служащим” в “администрациях” захватчиков. Негативные взгляды также проявляются в периодических призывах парламента изолировать отколовшиеся территории, а именно закрыть пять контрольно-пропускных пунктов, через которые люди пересекают линию фронта, чтобы проведать семью, купить товары и получить пенсию, и удерживать изоляцию до тех пор, пока районы, подконтрольные российским оккупантам и коллаборантам, не ослабеют до такой степени, что “либо разрушатся изнутри”, либо украинская армия небольшими усилиями сможет их вернуть.
Сторонники этих мер для выражения своих взглядов зачастую используют гуманистическую терминологию. Однако они изо всех сил пытаются скрыть свою враждебность по отношению к жителям Донбасса. Осенью прошлого года лидер парламентской оппозиции заявил, что отказ Киева от ответственности за сепаратистские территории защитит живущих там людей, поскольку вынудит международное сообщество взять на себя роль защитника в случаях нарушений прав человека, вина за которые будет возложено исключительно на Москву. Но он также назвал озабоченность Запада по поводу необходимости “спасти три миллиона жителей Донбасса” ошибочной: по его мнению, приоритет нужно отдать “европейским украинцам” – таким, как школьники, которых он встречал в центре и на западе страны, в чьих “сияющих” глазах он не увидел никаких следов рабства советского времени. Высокопоставленный чиновник Службы безопасности Украины, один из инициаторов принятия закона о реинтеграции, сказал, что изоляция ОРДЛО ускорит их кончину, после которой их жители быстрее вернутся в украинскую семью. Однако, по словам его ближайшего советника, в высших кругах правоохранительных органов не могут дать точный ответ на вопрос, являются ли жители Донбасса украинцами. “Я все время задаю один и тот же вопрос [своим коллегам], – сказал советник, – вы хотите освободить землю или народ?”
Опросы общественного мнения показывают, что большинство украинцев не питают враждебного отношения к мирным жителям раздираемого конфликтами региона, которых они в основном воспринимают как жертв. Однако презрение к местным жителям пронизывает военную и гражданскую бюрократию в Киеве и даже атмосферу операций по оказанию помощи подконтрольным Украине частям Донбасса, протянувшимся вдоль линии фронта, где проживает около 200 000 мирных жителей. Согласно широко распространенному мнению, люди на Донбассе – это дети преступников, которых советское правительство вывезло в Украину из России после того, как устроенный Сталиным Голодомор 1932-1933 годов уничтожил украинское крестьянское население. Прошлой осенью несколько высокопоставленных чиновников, а также священник, занимающийся благотворительностью, использовали вариации этого мифа, чтобы объяснить трудности взаимодействия с жителями Донбасса, происхождение которых, по их словам, сделало их наемниками, которые часто враждебно относятся к “коренным” украинцам. Это мнение игнорирует динамику формирования идентичности на востоке страны. Исторически сложилось, что многие местные жители чувствовали родство как со своими соседями в Российской Федерации, так и со своими согражданами на западе. Это также приводит к извращенному признанию обоснования Кремля совершенного им вторжения, заключающегося в том, что ценности людей на востоке Украины несовместимы с ценностями населения остальной части страны.
Хотя некоторые находящиеся на Донбассе представители Киева сочувствуют мирным жителям на линии соприкосновения, они часто интерпретируют мрачные условия жизни там как признаки врожденной безнравственности. Многие жители прифронтовых территорий, большинство из которых –женщины, потеряли источники средств к существованию из-за войны: города, где они раньше работали, находятся на захваченных российскими оккупантами и коллаборантами территориях, поля, на которых они собирали урожай, сейчас усеяны минами.Один из командиров рассказал о печальном факте, который заключается в том, что многие мирные жители предпочитают “сидеть в деревне и получать помощь”, вместо того чтобы уехать. Но он не упомянул о том, что у Киева нет ни механизма перемещения мирных жителей из прифронтовых районов, ни долгосрочной программы для перемещенных лиц, как не упомянул и о том, что эта деревня – и многие поблизости – находится на заминированной территории, закрытой для невоенных транспортных средств. Волонтёр, ранее работавший в администрации президента, описывал людей на линии соприкосновения, как людей “с минимальным уровнем развития человеческих качеств”, многие из них – это одинокие матери, которые зарабатывали проституцией.
Для тех, кто живет недалеко от линии фронта, восстановление связей со своими соседями имеет решающее значение, а понятие “плохой мир” в значительной степени лишено смысла. Большинство людей, независимо от того, каковы были их политические предпочтения до войны, теперь мечтают о нормальной жизни и хотят, чтобы война закончилась “политическим компромиссом” – эта фраза в свете непримиримости Москвы заставляет большую часть украинской интеллигенции содрогнуться.
Российская агрессия, факт которой признают многие жители Донбасса, разделила украинцев физически и ментально. Но самый глубокий раскол проходит не по линии между “проросскийкими” и “проукраинскими”. Он пролегает по границе между теми, кто изображает войну как неотъемлемую часть процесса национального строительства в Украине, – несмотря на застопорившиеся реформы – и тех, для кого нация строится, до тех пор, пока идет война. У первых есть преимущество. Во имя строительства государства европейского стиля, основанного на верховенстве закона и уважении к жизни, Киев, возможно, решил рассматривать потерю миллионов своих граждан приемлемой. Но если Украина и ее западные сторонники серьезно относятся к ценностям, которые они провозглашают, они должны открыто назвать этот бесперспективный подход тем, чем он является на самом деле.
Оригинал – Кэтрин КВИН-ДЖАДЖ, New Eastern Europe
Перевод – Андрей САБАДЫР