И вот оно опять, причем в пятнадцатый раз. 15 июня, наконец, состоялась «Прямая линия с Владимиром Путиным» – разговор президента с избранным для разговора народом, получившим возможность изложить лидеру свои тщательно отрепетированные жалобы и просьбы.
Окружающий мир получил возможность понаблюдать, как работает важнейший механизм управления Россией (фашистское государство, признанное 27.01.15 Верховной Радой страной-агрессором) – посредством психологического сеанса, в ходе которого лидер должен успокоить народ, снять с себя ответственность за все нерешенное и создать надежду, что оно как-то решится. Хотя бы для тех, кто был избран на роль доказательства путинского внимания к нуждам народа.
Об этом пишет российский политолог Лилия Шевцова для Радио. Свобода.
Трудно удержаться от впечатления, что лидеру этот формат давно осточертел: скучно ему и неинтересно. И он ведь знает, что участвует в подготовленном представлении. Приходится вызывать в себе драйв, изображать уверенность в своих действиях. Одновременно нужно удивляться безобразиям, о которых докладывает ему «линия» – это должно стать поводом для демонстрации заботы президента о своих гражданах. В который раз одно и то же. Да, несомненно, должно надоесть.
К президенту обратились около 2 миллионов человек, радуются кремлевские пропагандисты. Но чему радоваться? Это ведь национальная трагедия! Сотни тысяч звонков и писем в Кремль с просьбами и мольбами россиян подтверждают: выстроенная в стране конструкция управления беспомощна. Если звонят Путину, значит под Путиным – пустота. Дума, правительство, губернаторы, местная власть – все это вместе и составляет пустоту. Превращение «линии» в единственный способ для счастливчиков решить свой наболевший вопрос – это приговор и системе, и ее лидеру. Впрочем, видимо, и народ ощущает бессилие всесилия: ведь в 2015 году было 3,25 миллиона звонков. Теперь звонить стали меньше…
Есть, впрочем, одно обстоятельство, которое придает общению президента с населением особое звучание. Путинский выход к России состоялся после 12 июня, когда протестная аудитория Алексея Навального предложила власти свой «разговор». Когда президент начал играть всероссийского «Кашпировского», он уже фактически получил своего оппонента, пусть и без электоральных (пока!) шансов. Кажется, Путин должен ощущать, что теперь он станет объектом сравнения, и сравнение это будет не в его пользу. Своим возрастом, стилем общения, невнятными ответами, трудно скрываемым равнодушием в глазах Путин начал работать на создание альтернативы самому себе. Вот ведь какая ирония: что бы ни предпринимал отныне Кремль, само существование Навального даже в глазах тех, кто не является его сторонником, будет девальвировать образ действующего президента – через простой факт сравнения!
Впрочем, все, что делал Кремль до сих пор, утюжа политическую сцену и ликвидируя политику как борьбу за власть легитимными мирными средствами, бетонируя легальные каналы представления общественных интересов, должно было привести к тому, что страсти вырвутся через «улицу». Было очевидно, что при разрушении партийно-политической структуры выразителем общественных эмоций станет не партия, не парламент, даже не группа единомышленников, а личность с драйвом и харизмой, не опасающаяся идти на риски, плюющая на компромиссы. Именно власть породила Навального и продолжает работать на его популярность – своей недальновидностью, своими страхами и паникой, своим отсутствием ответов и тем, что она – власть – просто надоела всем, в том числе и своим сторонникам. Наконец, своей «линией с В. Путиным».
Возможно, президент Путин в своем диалоге с Россией и хотел дать ответ своему молодому и энергичному выскочке-оппоненту и тем, кто 12 июня вышел со своими антикремлевскими «кричалками». Но не смог и только подтвердил, насколько он сегодня становится уходящей натурой. И опять-таки в силу сравнения! Да, можно понять опасения многих в отношении Навального и даже его отторжение, в том числе в либеральном лагере. Ведь борьба с коррупцией – не программа и не стратегия. Это популистский лозунг объединения самых широких масс недовольных. Причем во имя борьбы за власть. Но для чего конкретно нужна эта власть тому, кто поднял антикоррупционное знамя?
Да, революционаристская модель лидерства Навального не предполагает наличие коалиции и союзников. Она предполагает подчинение политического поля единому Лидеру. И это страшно, ибо, ох, как знакомо! Да, то, как организовывались протесты 26 марта и 12 июня, говорит о том, что Навальный не боится провоцировать конфронтацию с властью и лезть на рожон. При этом, видимо, не задумываясь о судьбе тех, кто попадет под дубинки полиции: я рискую сам, значит, будут рисковать и остальные. Но это свойство революционного лидерства и есть единственно возможное средство борьбы за власть при отсутствии партий, институтов и легальных средств противодействия режиму. А также при отсутствии моральных критериев в политике – другая России не знакома.
Судя по всему, российское самодержавие в его путинской персонализации вряд ли найдет ответ на вызов Навального. Если Навальный «потеряет волну», возникнет другой кандидат на роль тарана, который будет долбить одряхлевшую конструкцию. Такова логика единовластия, которая ликвидирует цивилизованные пути выживания и сама порождает своих гробовщиков. Причем, чем безжалостнее единовластие, чем отчаяннее оно борется за жизнь, тем безжалостнее и отчаяннее оппонирующая ему сила. Особенно, если ликвидировать легитимные цивилизованные каналы для ее самовыражения. Об этом предупреждает история, которая, видимо, российскую власть ничему не научила. Не было, видно, времени исторические книги почитать…
Проблема, однако, еще и в другом. Лидерство Навального является антирежимным, то есть ориентированным на то, чтобы сбросить нынешнюю власть и ее персонификатора. Но это лидерство (пока, во всяком случае) не является антисистемным, направленным на трансформацию самодержавия. Речь идет о смене власти, но не ее основ и принципов. Следовательно, проблема в том, сможет ли в случае успеха подобная формула лидерства перевести свою антирежимность в антисистемность? Если нет, то Навальный либо его преемник, работающий в том же ключе, повторит путь Ельцина, но в более неблагоприятной для России ситуации и уже не имея возможности допустить ельцинского плюрализма. Повторит со всеми вытекающими для страны последствиями, включая угрозу нового замкнутого круга, когда борьба с режимом оказывается средством спасения системы самодержавия.