Получив удар по Сирии, российский президент оказался в сложной ситуации: ответить не может, а не ответить – значит, потерять лицо
Визит Тиллерсона в Москву ознаменовал новую фазу отношений между Россией и всем окружающим миром, не только Соединенными Штатами. Закончился период, когда Владимир Путин пользовался преимуществами «плохого мальчика». Совершенно искренне презирая буржуазный, мягкотелый и трусливый Запад, он был абсолютно уверен, что он их напугает, а они поддадутся, пишет на портале НВ российский политолог Дмитрий Орешкин.
Плохой мальчик входит в троллейбус, садится на место для инвалидов, достает бычок, закуривает. А общественность хоть и возмущается, но ничего не может сделать. Что с ним, драться, что ли? Людям нужно ехать, троллейбус общий. Придется потерпеть.
Стоит признать, что эта модель очень долго и эффективно работала. И в случае совершенно диких военных процедур в Чечне, и в случае с Грузией, где Россия также не выполнила 2 из 6 согласованных с Западом пункта. Ведь в плане, подписанном между Медведевым и Саркози, речь шла об отводе войск на довоенные позиции, и об отсутствии односторонних акций со стороны России. Войска не были отведены, а Россия в одностороннем порядке признала независимость Южной Осетии и Абхазии. И ничего, Запад перетерпел этот табачный дым в общем троллейбусе.
Россия предполагала, что так же будет и с Украиной, и с Сирией. Ну, с Украиной наполовину удалось, но у Запада уже, что называется, просто накопилось. Сколько можно терпеть этого плохого мальчика в своем троллейбусе? Его попросили выйти из Большой восьмерки, после того, как сбили MH17 – ввели санкции. Но это для него не так уж и важно.
Однако с приходом Трампа, ситуация поменялась радикально: в троллейбусе оказался еще более крутой пацан. И вот теперь у первого плохого мальчика возникает серьезная проблема: ему надо либо драться с тем, кто заведомо сильнее, или как-то договариваться на разделение сфер влияния в троллейбусе. Новизна ситуации заключается в том, что Путина перестали воспринимать как равноправного партнера. США ни в коей мере не согласовывали с ним удар по Сирии. Они поставили Путина перед фактом, известив его из вежливости, за несколько часов до удара, чтобы минимизировать военные потери России.
Путин оказывается в качественно новой ситуации – ответить симметрично он не может. У него нет ни военных, ни экономических ресурсов. Главный ресурс Путина – трусость и сдержанность Запада, опасения потери бизнеса, мира и т.д. Ну и пропаганда с помощью телевидения внутри страны. Получив этот удар по Сирии, Путин оказался в сложной ситуации: ответить не может, а не ответить – значит, потерять лицо.
Читайте также: Der Standard: Трамп и Путин – лучшие враги
Фактически, он его уже потерял, потому что патриотическая общественность требовала от Путина жестких симметричных мер: нанести удар по чему-нибудь. Нанести удар по чему-нибудь, кроме Воронежа, военная машина Путина сейчас не может, потому что он отлично понимает, насколько его военная машина слабее американской, тем более натовской. Ее сегодня можно использовать лишь как орудие шантажа. А теперь весь мир получил сигнал: если с Путиным говорить с позиции силы – он это проглатывает.
Прекрасно понимая всю эту ситуацию, Тиллерсон демонстрирует дипломатическую обходительность. По правилам дипломатии, такая поездка – это знак равенства сторон и уважение к партнеру. Не Лаврова к себе приглашают на отчет, а сам Тиллерсон едет в Москву. Возвращаясь к американской дипломатической лексике, это «стальной кулак в лайковой перчатке». Тиллерсон – лайковая перчатка. Он приезжает, и как и следовало ожидать, Россия сперва демонстрирует непримиримость, Путин отказывается встречаться, правда устами Пескова.
Но, видимо, у Тиллерсона на руках были какие-то очень важные для Путина козыри, потому что он все же встречается с госсекретарем США и разговаривает два часа. В общем-то, даже понятно, о чем был разговор.
Речь, скорее всего, шла о том, как обеспечить сдачу Асада, при сохранении лица и победной риторики для Владимира Путина. И здесь США будут готовы на любые формулировки, политические демарши со стороны России, они готовы уступать, чтобы оставить Путину пропагандистское пространство, где он себя изображает победителем.
Внешне это будет проявляться в заявлениях России о поддержке Асада и призывам провести независимое расследование использования химического оружия, которое будет спускаться на тормоза самой же Россией. США такая риторика вполне устраивает, пока идет разделение сфер ответственности: Вашингтон проводит реальную политику и наносит удары, если необходимо, а Москва может говорить, что это происходит с ее разрешения. И Америка подыграет России, потому что понимает, насколько важна для Путина внешняя составляющая.
На том, вероятно, и порешили. Виртуальное поле Запад оставляет Путину, а поле реальной политики забирает себе.
Естественно, Путин будет искать симметричный ответ. Теоретически можно представить, что он попытается вернуть себе образ победителя, обострив ситуацию на Донбассе. И, наверное, это даже произойдет. Но в ограниченном масштабе. Прямой военной конфронтации он не может допустить, потому что это уже будет ссора с Европой, что для него сейчас также нежелательно. Конечно, будут какие-то провокации на территории Украины, какие-то убийства или пропагандистские акции.
Но вряд ли у России сейчас есть реальные политические, дипломатические, военные, человеческие и финансовые ресурсы, чтобы вступать в прямую конфронтацию. Это будет совершенное безумие. Проблема в том, что безумие играет все большую роль в определении российских приоритетов.