Практика последних лет показывает, что в случае постепенного наступления на базовые права граждан их отсутствие становится той «новой нормой», с которой большинство готово смириться
По мере приближения выборов риторика российских руководителей оставляет все меньше сомнений относительно направления дальнейшего движения страны: ко все большей изоляции от мира и конфронтации с ним. Однако все эти тренды кажутся гражданам достаточно абстрактными, пока они не воплощаются в мерах, непосредственно ограничивающих их свободы. После фактической отмены начиная с 2012 года свободы собраний и манифестаций в числе наиболее значимых остались свобода получения информации (во многом идентичная пользованию интернетом) и свобода передвижения (так же ясно ассоциируемая с простотой пересечения границ).
Не катастрофа
Именно поэтому заявление советника президента Германа Клименко о «технической готовности отключения [Российской Федерации] от мирового интернета» вызвало очень резкую реакцию. Клименко, конечно, не предлагал отключать страну от Сети, а говорил о защите от Запада — вдруг тот распространит санкции и на информационное пространство. Но в России в последние годы гайки часто закручивали «вынужденно», как бы в ответ на «сложную международную обстановку». Так что сигнал стоит услышать. Тут же появилась информация о том, что 92% населения пользуются интернетом ежедневно, 65% россиян посчитали бы исчезновение интернета «катастрофой», а многие даже готовы ради его сохранения пожертвовать другими своими привязанностями и привычками. Граждан успокоили тем, что, даже если их скатывающиеся в авторитаризм власти и посмеют «порезать» всемирную Сеть, спутники Илона Маска «уже к середине 2020-х годов» обеспечат прием интернет-сигнала на всей территории планеты.
Однако, на мой взгляд, все не так безобидно и нельзя исключать ужесточения уже в ближайшие годы правил пользования Сетью — чтобы через нее не проскальзывали никакие «рыбки», мешающие важным людям спокойно спать. И никакая массовая поддержка свободного пользования интернета этому не помешает. Потому что любой «китайский файрвол» не предполагает полного запрета — речь будет идти о закрытии российского информационного пространства только от «нежелательных» сайтов. И те почти 100 млн россиян, которые обращаются к Сети за рецептом нового блюда, заказом билета в кино или новостями о знаменитостях, продолжат делать это, как и прежде. Социальные сети популярны, но число авторов Facebook отстает от показателя «ВКонтакте» в 13 раз: 1,9 млн против 25,7 млн человек, а, например, число подписчиков канала Алексея Навального на YouTube составляет 1,8 млн человек. Таким образом, общее число недовольных составляет несколько миллионов человек — и при этом большинство из них сосредоточено в крупных городах (в одной только Москве находятся 48,8% российских авторов Facebook), где и так поддержка власти невысока. Ограничения свободы интернета не нанесут удара по путинскому электорату, да и «заграница не поможет»: для приема сигнала от Маска потребуется специальное оборудование, поставки которого в Россию несложно будет запретить. Таким образом, ограничение доступа к отдельным сайтам и сегментам Сети практически идеально вписывается в общий тренд на маргинализацию недовольных, который выглядит в российском обществе доминирующим по крайней мере последние пять лет.
Лучше не уезжать
Очень показателен отсыл Клименко к чиновничеству: он совершенно резонно напомнил, что в стране несколько лет работает специальный сегмент Сети, созданный исключительно для госслужащих — и «пока все живы». Это, разумеется, «перекидывает мостик» к другой теме — к свободе выезда за границу. Сегодня в России она не такая уж и всеобщая, как это может показаться. С 2014 года к традиционным ограничениям, которые существовали для лиц, имевшим доступ к гостайне, добавились новые: был запрещен выезд за рубеж полицейским (в текущем году выезд разрешен, но исключительно в «ряд республик бывшего СССР», Вьетнам, Китай и на Кубу). Практически такие же ограничения (формально они носят «рекомендательный» характер) относятся к основному персоналу Министерства обороны, ФСБ, ФСО, ФСИН и МЧС, а в совокупности данные меры охватывают уже как минимум 2–3 млн человек. Кроме того, растет контингент тех, кому запрещен выезд в связи с судебными решениями по финансовой задолженности или иными действиями правоохранителей, — их число составляет не менее 1,5 млн человек. Сейчас лишь около 30% россиян имеют загранпаспорт, причем достаточно регулярно путешествуют (а значит, могут быть заинтересованы в свободе передвижения), по данным Левада-центра, не более 10% граждан.
При этом совершенно очевидно, что никто не собирается ни полностью запрещать интернет, ни «бетонировать» границу. За много лет современный российский режим выстроил систему идеологической аргументации, которая оказалась намного сильнее советской и позволяет сохранять существенную настороженность в отношении открытого физически и информационно внешнего мира. В такой ситуации сам факт взаимодействия российских подданных с этим миром не несет тех рисков, которые он предполагал в Советском Союзе или в близкой Владимиру Путину ГДР. Думаю, что система требует разве что тонкой наладки: введения чего-то типа выездных разрешений, в которых можно будет отказывать столь же произвольно (но это не значит — массово), как и блокировать нежелательные сайты. Возможно, будет предпринята и попытка усложнить возвращение в страну тех, кто подозревается властью в оппозиционной деятельности.
Новая норма
Россия при Путине удивительным образом сочетает в себе современность и архаику, открытость в будущее и фанатичное мракобесие. Однако основной частью общества являются не те, кто воплощает в себе эти экстремальные позиции, а люди, которые за долгие советские и постсоветские годы хорошо научились приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам, убеждая самих себя в том, что «все не слишком плохо». Это большинство и является реальной опорой режима, которая позволяет — и будет позволять — ему сохраняться. Разве большинству россиян нравилось, как в 2011 году прошли выборы в Госдуму? Наверное, нет — но голосовали на тех выборах 64 млн человек, а вышли с протестами на площади российских городов не более 150 тыс. И даже если учесть, что половина отдала свои голоса правящей партии, окажется, что к протесту оказались готовы в среднем 0,5% тех, кого сама тема выборов так или иначе касалась. В случае с интернетом или свободой выезда число заинтересованных граждан меньше, чем в случае с выборами, то есть количество готовых протестовать тем более невелико и вряд ли может стать для власти серьезным аргументом.
Долгое время я склонен был считать, что существует предел, за которым готовность россиян соглашаться с властями начнет резко идти вниз. Однако практика показывает, что при весьма постепенном наступлении на базовые права их отсутствие становится той «новой нормой», с которой люди готовы смиряться. Особенно если особо недовольным физическим «закрытием» страны позволить заблаговременно уехать, а недовольным информационной политикой позволить в будущем полулегально купить оборудование для спутникового интернета «от Маска», которое, как сейчас ожидается, будет стоить около $300, ну, например, за $1,5 тыс. И тогда обе потенциальные протестные группы сузятся настолько, что власти не о чем будет особо волноваться. Так что я никак не могу солидаризоваться с теми, кто отнесся к откровениям кремлевских чиновников с завидной долей иронии. «Закрытие» России уже идет, и я пока не вижу сил, способных ему помешать.