70 лет назад, в 1941 году, во время обороны Киева жители украинской столицы пережили как подъем патриотизма, так и разочарование от трусости советской партэлиты
В уходящем году Киев отметил один печальный юбилей – ровно 70 лет назад, в сентябре 1941 года, советские войска сдали украинскую столицу наступающим немецким частям.
Этому предшествовали более трех месяцев боев, которые закончились окружением едва ли не всего Юго-Западного фронта (ЮЗФ) численностью более 700 тыс. человек.
Задолго до трагедии киевляне поняли, что оккупации им не миновать. “Примерно через месяц [после начала войны] уже была не то чтобы паника, но многие киевляне уходили в деревни”, – рассказывает Юрий Тимченко, который в 1941-м учился в старших классах 13-й артиллерийской спецшколы в Киеве.
Но большинство жителей оставались на своих местах, работали, строили укрепления. Власть своеобразно отблагодарила их – партноменклатура первой удрала из города, прикрыв побег заградотрядами НКВД.
А как только немцы вошли в Киев, советские части подорвали все мосты через Днепр, хотя по ним шли беженцы, разрушили водопровод и электростанцию и сбросили в днепровские воды большие запасы продовольствия. Тем самым почти 400 тыс. киевлян, оставшихся в городе, были обречены на полудикое существование в период трехлетней оккупации.
Начало конца
На рассвете 22 июня 1941 года немецкая авиация совершила налет на Киев. Бомбы полетели на ж/д вокзал, завод Большевик, авиазавод, электростанции, военные аэродромы и другие стратегические объекты. Некоторые из них попали в жилые дома.
В тот момент город спал. Но и бодрствующие не сразу поняли, в чем дело. Киевский преподаватель Федор Пигидо, после войны уехавший на Запад, в своей книге Великая отечественная война вспоминал эпизод, как 22 июня в шесть утра он поехал на работу в институт. Возле Бессарабки Пигидо увидел людей, наблюдавших за группой самолетов. Те летели на запад и попали под обстрел с земли. Зеваки вслух удивлялись, зачем так убедительно обстреливать самолеты во время учений. Они не подозревали, что над их головами бомбардировщики Люфтваффе пытались выйти из-под огня советских зениток.
“Все мы до такой степени привыкли ко всякого рода военным учениям за последний год, к почти каждодневным “воздушным тревогам”, – отмечал Пигидо, – что ни у кого не появилось даже мысли, что это уже и есть та давно ожидаемая война”.
Город начали готовить к обороне. Прежде всего власти взялись за Киевский укрепрайон – опоясывавшую город линию из более чем 200 дотов, построенную в 1929-1935 годах. Перед ними строили противотанковые и противопехотные рвы. Ближе к городу создавали еще одну линию из дзотов и рвов. В самом Киеве возводили баррикады из мешков с песком и устанавливали противотанковые ежи. Каждый день на этих работах трудились 160 тыс. киевлян и жителей прилегающих сел.
Киевские заводы за две недели переориентировались на выпуск военной продукции. Даже школьники собирали пустые бутылки, чтобы сделать из них “коктейли Молотова”.
Но первые несколько дней войны украинская столица жила по-мирному. Власти лишь отменили открытие стадиона, которое должно было состояться в воскресение, 22 июня. К слову, на главной арене города, строившейся пять лет (сейчас на этом месте НСК Олимпийский), в честь открытия планировали провести матч Динамо (Киев) – ЦСКА (Москва).
23 июня, в понедельник, люди вышли на работу. В тот же день в городе открылись мобилизационные пункты. На службу были призваны 200 тыс. человек – пятая часть 930-тысячного населения Киева.
Благодарить за столь высокую сознательность власти могли самих киевлян, среди которых был высок градус патриотизма. Особенно этим отличалась молодежь. “В юношеские годы так хотелось повоевать, подраться с немцами, – рассказывает Илья Ребоштан, который в 1941 году оканчивал 13-ю артиллерийскую спецшколу в Киеве. – Уже позже, когда был на фронте и видел, как мои друзья падали убитые, я осознал, что это не игрушка”.
Патриотизм и сомнения
О всплеске патриотизма говорит тот факт, что даже люди, натерпевшиеся от репрессий, стремились на фронт. В своем донесении от 25 июня о настроениях киевлян нарком госбезопасности УССР Павел Мешик привел среди прочего и фразу некоего преподавателя пединститута по фамилии Гришко: “Я хочу подать заявление об отправке меня добровольцем на фронт, но не знаю, как это расценят, ведь я же был репрессирован”.
В то же время органы госбезопасности фиксировали, что киевляне опасаются долгой войны, катастрофичной для СССР, и боятся, что противник применит оружие массового поражения – станет сбрасывать “бомбы с бактериями” или травить воду в Днепре. Кроме того, часть киевлян ожидала, что по городу прокатятся репрессии.
Последние не заставили себя долго ждать. В первые дни войны НКВД издал директивы по поводу заключенных. В итоге большинство людей, сидевших в тюрьмах по политическим статьям, расстреляли. В Киеве подобная участь постигла 473 человека.
Правоохранители стали арестовывать неблагонадежных. Так, 2 июля взяли известного оперного певца, народного артиста УССР Михаила Донца. Еще 22 июня органам госбезопасности доложили о его реакции на начало войны. Он якобы сказал: “Не верю, что Германия выступила и объявила нам войну. Это мы ее спровоцировали, хотя к войне не готовы. Правительство наше вело захватническую политику “освобождения братьев” [из] Западной Украины”. Свою вину артист не признал, и его расстреляли. Жена опознала тело после того, как немцы вошли в Киев и открыли застенки НКВД.
В обществе, где и без того процветало доносительство и недоверие, с первых дней войны возникла массовая подозрительность. Пигидо так описывает ситуацию 22 июня: “На углу улиц Ленина [современная Богдана Хмельницкого] и Крещатика бросилась в глаза большая толпа людей. Расспрашиваю. Говорят, немецкого шпиона поймали. На Львовской улице [сейчас – Артема] шум, крики. “Что?” – “Шпиона поймали”. Эта шпиономания бурлила на улицах полторы-две недели”.
Гибельные решения
СМИ приукрашивали ситуацию, рапортуя о победах Красной армии и масштабных потерях врага. “Газеты в киосках расхватывали вмиг, но в них писали всецело геройское, а фотографии помещались явно постановочные”, – вспоминает Дмитрий Малаков, замдиректора Музея истории Киева, в своей книге Киев. Война. Немцы. Иосиф Сталин, руководитель СССР, выступая 3 июля в радиоэфире, сказал, что лучшие силы врага уже разбиты. Для наглядности успехов на фронтах в Киеве демонстрировали трофеи – немецкие самолеты и пушки.
Тем временем вермахт даже на киевском направлении, где немцы изначально наносили второстепенный удар, уже 11 июля силами Первой танковой группы Эвальда фон Клейста вышел к реке Ирпень в 15 км к западу от столицы Украины. Этот день историки считают началом Киевской оборонительной операции, длившейся 70 суток.
На данном направлении немецкой группе армий Юг противостояли силы Киевского особого военного округа (КОВО), превращенные с началом войны в ЮЗФ. Фронт превосходил противника и по численности солдат, и по количеству техники. Но немцы были опытнее, отлично маневрировали, умело обходили и окружали советские силы. А Красной армии не хватало ни практики, ни инициативных командиров. Однако войска ЮЗФ сопротивлялись отчаянно, удивляя немцев упорством.
Киевляне почувствовали, что ситуация усложняется, и стали понемногу выбираться из города – хотя бы в окружающие села, рассказывает Тимченко. Тем более что с конца июня стали вывозить предприятия и учреждения. В итоге Киев покинули 335 тыс. жителей.
Не всегда эвакуация проходила организованно. Представители партноменклатуры пыталась вывезти свои семьи, подчас с огромным количеством багажа вплоть до пианино и комнатных растений. При этом местные власть имущие смешивались с семьями партийцев из Западной Украины, ехавшими через Киев транзитом на восток.
“На вокзал нельзя было просто так пройти, потому что там были заградотряды НКВД, – говорит Малаков. – На вокзал можно было попасть, только имея удостоверение и пропуск”.
Обычных людей до предела возмущало такое положение дел. “Что это за власть, когда дала машины для своих жен, а Красная армия мучится”, – говорила телефонистка междугородной станции Екатерина Тарасевич, чьи слова попали в донесение управления НКВД по Киевской области от 6 августа.
10 августа, когда к зданию скорой помощи по ул. Рейтарской, 22, подъехали семь грузовиков для эвакуации профессоров и сотрудников Наркомздрава, собравшаяся толпа из 200 человек не дала машинам выехать. В ситуацию вмешались военные и силовики, которые помогли переместить автомашины в соседний двор. Но и там их обнаружили возмущенные горожане, организовавшие дежурство у ворот. Дальнейшая судьба участников инцидента неизвестна.
Запоздалое отступление
Бои вплотную приблизились к Киеву. Но 10 августа красноармейцы 37-й армии генерал-майора Андрея Власова перешли в наступление, и в течение нескольких дней освободили Жуляны, Пирогово, Теремки и другие пригороды. Тогда мало кто мог предположить, что геройский генерал примерно через год, в июле 1942-го, уже под Ленинградом попадет в плен, согласится сотрудничать с немцами, станет руководителем армии русских коллаборационистов – РОА. А в 1946 году Власова казнят в Москве.
А летом 1941-го благодаря его действиям ситуация на фронте стабилизировалась. Фюрер Германии Адольф Гитлер, хотевший провести 8 августа на Крещатике парад, впал в бешенство и распорядился сравнять Киев с землей, но позже от этой идеи отказался. 21 августа он подписал директиву, оказавшую решающее влияние на дальнейший ход войны. Согласно ей основной удар сил вермахта переносился с московского направления на юг – Киев, Донбасс и Крым.
Советское командование, боясь перечить Сталину, запретившему сдавать столицу Украины, не обращало внимания на то, что к северу от города немцы зашли очень далеко. В августе Вторая танковая группа Гейнца Гудериана и ряд других частей группы армий Центр, наступавших на московском направлении, выполняя директиву фюрера, повернули на юг. Танки Гудериана быстро дошли до Конотопа – города на Сумщине, в глубоком тылу киевской группировки. Навстречу им из района Кременчуга устремился Клейст.
В итоге войска ЮЗФ оказались на грани окружения, и военный совет фронта готов был оставить Киев, чтобы выйти из кольца. Однако Сталин был непреклонен: 11 сентября он лично связался с командующим ЮЗФ генерал-полковником Михаилом Кирпоносом и приказал удерживать город любой ценой. Уже через четыре дня немцы полностью окружили киевскую группировку, и лишь в ночь с 17 на 18 сентября Москва разрешила Кирпоносу отступление.
Но время было потеряно, и только некоторые подразделения выбрались из кольца. О том отступлении до сих пор с ужасом вспоминает Зинаида Сотникова, счастливо выбравшаяся в те дни из окружения. Тогда ей было 16 лет, и девушку как увлекавшуюся парашютным спортом зачислили в воздушно-десантные войска. Вместе со своей частью Сотникова сумела проскочить между немцев. “Винтовки побросали в болото. Идем полем, а там буряки. Где же спрячешься?” – вспоминает киевлянка.
А вот еще примерно 700 тыс. человек – основным силам фронта – повезло куда меньше, чем Сотниковой и ее товарищам по оружию. Их либо убили, либо пленили в ходе киевской операции. Выбираясь из окружения, погиб и сам Кирпонос, полегли или были захвачены в плен сопровождавшие его 800 офицеров и генералов – руководство фронта.
Оставляя Киев, советские войска, переправившись через Днепр, подорвали все четыре моста, по которым в тот момент шли другие части и беженцы. Также отступающие вывели из строя городскую электростанцию и водопровод, сбросили в Днепр тысячи мешков с продуктами. В тот момент никто не подумал о тех 400 тыс. киевлян, которые оставались в городе.
В Киеве начался короткий период анархии. На улицах и рынках властвовали мародеры, которые разбивали витрины магазинов, проникали в отделения банков и госучреждения.
19 сентября в Киев вошли немцы. Местное население настороженно встретило “гостей”. Жителей города поразили, как вспоминал Малаков, вид победителей, – они излучали надменное превосходство.
В тот же день, в 14:00, возле Бессарабки группа пожилых киевлян вынесла немецким офицерам хлеб и соль, пытаясь таким образом наладить отношения с новой властью. Но горожане напрасно надеялись на мирное сосуществование. Со следующего дня начались расстрелы евреев.
Красная армия вернулась в город через три года. За время оккупации из Киева вывезли десятки тысяч людей на работы в Германию, еще примерно 100 тыс. расстреляны немцами в Бабьем яру. Город был сильно разрушен.
Освобождение Киева вышло таким же кровавым и трагическим, как и его оборона: стремясь войти в столицу Украины к очередной годовщине Октябрьской революции, советское командование не пожалело жизни сотен тысяч солдат.