Сын народного депутата Евгения Щербаня, расстрелянного осенью 1996 года, рассказал в эксклюзивном интервью "Комсомолке" о том, что побудило его обратиться в Генеральную прокуратуру с просьбой возобновить расследовани
Весной этого года Генеральная прокуратура возобновила расследование убийства, которое в 1996-м потрясло своей дерзостью всю Украину. Известный политик и финансист Евгений Щербань, имевший огромное влияние в газовой сфере, был хладнокровно расстрелян в Донецком аэропорту. Убийца был арестован только спустя пять лет, а через два года состоялся суд. Но твердого ответа на вопрос, кто стоял за этим громким делом, нет до сих пор, хотя имя Павла Лазаренко у всех на слуху, а недавно на самых высоких уровнях заговорили о причастности к громкому делу и Юлии Тимошенко. Есть подозрения, предположения, но не решение суда.
Сын убитого народного депутата Руслан Щербань считает, что пришло время получить все ответы.
“У МЕНЯ было МНОГО ВРЕМЕНИ, ЧТОБЫ ДУМАТЬ И АНАЛИЗИРОВАТЬ”
– Руслан Евгеньевич, в 2003 году в суде над убийцами вашего отца вы говорили, что мотивы преступления сугубо политические. Считаете ли вы так и сейчас или ваше мнение изменилось?
– С момента гибели отца прошло 16 лет. У меня было очень много времени, чтобы думать и анализировать: кому это было выгодно, кому было удобно, кто нажился на трагедии нашей семьи, кто что получил. Сегодня я могу делать мотивированные выводы о том, что основная причина убийства была экономическая. Активно занимаясь бизнесом, мой отец развивал Донбасс, он жил этим регионом и защищал его экономику от влияния извне. Но и политические мотивы, безусловно, присутствовали. Отец был невыгоден власти, когда у премьерского руля стоял Павел Лазаренко. Потому что Евгений Щербань был очень влиятельной фигурой, он стремился к власти и уже у власти был. В парламенте у него была самая крупная фракция – либерально-демократическая. Когда в 2003 году я говорил, что убийство было только политическим, я еще не имел такого опыта, который имею сейчас, когда сам стал политиком, депутатом Донецкого областного совета. Тогда я мыслил немного однобоко, а сейчас свои выводы сделал: роковую роль сыграли и деньги, и влияние.
– Отец делился с вами своими планами, целями на будущее? Вы знали, что у него есть недруги?
– Конечно, знал. Я знал людей, с которым отец не мог договориться, с которыми у него возникали скандалы. Знал, что были конфликты с Павлом Лазаренко и Юлией Тимошенко. Они много спорили. С Лазаренко отец очень часто пытался встретиться, и я помню, что эти встречи заканчивались нехорошо.
Юлию Тимошенко я тоже прекрасно знал, видел, как она часто приезжала к отцу. Дискуссии между ними происходили и в офисах, и в областной администрации. Отец был оппонентом Тимошенко в бизнесе. Я имею в виду подконтрольные ей “Единые энергетические системы Украины” и структуры моего отца – “Финансист”, “Индустриальный союз Донбасса”, которые поставляли газ на металлургические заводы нашего региона. У него были многомиллионные контракты на поставки газа, и это не устраивало ЕЭСУ. Я лично присутствовал при разногласиях между Тимошенко и моим отцом. Некоторые политики и журналисты утверждали, что я тогда был ребенком и не мог понимать и знать, что и как происходило. Но это не так. Да, я не вникал в бизнес-схемы, не зарабатывал деньги – это факт. Этим мне пришлось заниматься после того, как погиб отец. Но и юношей я знал и понимал, что происходит. Отец делился всем со своей семьей. Мы беседовали дома за обедом, за ужином. К нам в гости приходили бизнес-партнеры отца, и я был свидетелем их бесед. Всем, чем жил в то время, он делился со своей семьей, в которой находил понимание и поддержку.
“ЭТО БЫЛ КОНФЛИКТ НЕ ОДНОГО ДНЯ”
– Отец говорил при вас, что ему может угрожать опасность?
– Говорил. За четыре-пять месяцев до своей смерти он практически не находился в Украине, не хотел сюда приезжать. Он говорил, что если мы продержимся до конца года, это будет хорошо. Такие разговоры происходили постоянно. Ведь до этого был взрыв, который Лазаренко сам себе подстроил и в котором пытался потом обвинить моего отца и приближенных к нему людей. (Речь идет о знаменитом “взрыве на обочине” летом 1996 года. На дороге, по которой следовал кортеж Лазаренко, грохнуло нечто. Бронированный БМВ премьера выдержал, но лопнувшее стекло порезало Павлу Ивановичу руки. Официально это сразу же представили как покушение на жизнь Лазаренко, неофициально говорили о пиар-акции. – Ред.). Это был конфликт не одного дня и не одного месяца. Он накапливался долго.
– Свидетелем гибели отца вы стали в 19 лет. Что придало силы пережить этот страшный стресс и как потом складывалась ваша жизнь?
– Жизнь складывалась в борьбе. Именно то, что произошло на моих глазах, дало мне силы жить дальше. Я хочу правды, я не могу успокоиться, пока не узнаю, кто убил моего отца, кто сумел повлиять на дальнейшую жизнь моей семьи, кто подверг нас гонениям, кто покушался на моего брата. Я жил этим все 16 лет.
– Известно, что в 1997 году машину, где находился ваш брат Евгений, обстреляли. Вы связываете это с событиями 1996 года?
– Я думаю, что они связаны напрямую. Одним из тех, кто ехал с моим братом, был его партнер по бизнесу Юрий Дедух. Летом 1996-го, когда возле машины Лазаренко прозвучал взрыв, Дедух был одним из тех, кого обвинял Павел Иванович.
– Помнится, это преступление не было раскрыто.
– Да никто его не раскрывал. Оно так до сих пор и висит, насколько я знаю. Хотя тогда погиб человек – один из охранников.
“КИЛЛЕР НЕ ТАК ПРОСТ, КАК ПЫТАЛСЯ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЯ НА СУДЕ”
– В Донецком аэропорту вы видели киллеров. Один из них был арестован. Вы опознали этого человека на очных ставках?
– Я видел убийц отца так же близко, как сейчас вижу вас – и Вадима Болотских, и Геннадия Зангелиди, который исполнял роль прикрытия. На следствии я сразу опознал Болотских (Зангелиди убили, когда возникла опасность его ареста. Тело обнаружили под Киевом. – Ред.).
– Во время суда в 2003-м Болотских не назвал заказчиков. Как вы думаете, он мог их знать или действительно был таким себе простачком, исполняющим чужую волю?
– Я думаю, что он знает заказчиков и будет говорить об этом. На самом деле этот человек далеко не так прост, как пытался представить себя на суде. Вероятно, тогда ему что-то за это обещали.
– Киллер осужден, посредники и организаторы расстрела мертвы, а дело об убийстве так и не доведено до конца. Когда расследование приостановилось?
– Мне самому это интересно. Я почему обратился в Генеральную прокуратуру со своим заявлением, с письмом к американскому послу Джону Теффу, обратился в Европарламент? Потому что преступление, которое было совершено в 1996 году, не имеет срока давности. Его должны расследовать до того, пока не найдут фактического заказчика. Но когда нашли убийцу, которого я же и опознал, этим делом практически перестали заниматься. Как минимум меня это очень раздражает. Цель моей жизни – разобраться, что же произошло. И моя семья очень хочет этого, мой старший брат и младший. Нас ни за что наказали, лишив отца.
– Вы получили ответы на свои письма?
– Из Европарламента мне ответили, что они никакого отношения не имеют к украинскому правовому полю, а если у меня будут проблемы, то максимум, что могут, – это обратиться в суд по правам человека. Джон Тефф не ответил мне ничего, хотя к нему у меня больше всего вопросов.
Во-первых, мой брат прожил в Америке 12 лет, отец был почетным гражданином этой страны. Во-вторых, после смерти отца мне запретили въезд в США. В-третьих, в Америке сидит Лазаренко, который должен давать показания по делу об убийстве моего отца, но этого не происходит. Тефф пытался прокомментировать мое письмо, но на этом все закончилось. А самое парадоксальное, что тот всплеск, который недавно пошел в прессе по факту убийства Евгения Щербаня, затих. Не совсем понятно, как дальше будут развиваться события.