Сейчас практически ни у кого уже не вызывает сомнения, что монументальный труд под названием Налоговый кодекс верстался отнюдь не для того, чтобы "систематизировать и упорядочить налоговые нормы"
Он принимался, чтобы одним махом и переламыванием через колено внести множество существенных правок для наведения порядка в государстве. При этом на публику было заявлено совсем другое — “нормализация” налоговых норм для блага налогоплательщика. Иными словами — сведение всего и вся в единый документ, единственно которым и должны руководствоваться в повседневной деятельности сам налогоплательщик и надзирающая за ним налоговая сторона, пишет «ZN,UA».
И если раньше налоговые законы болтались где-то между Гражданским и Хозяйственным кодексами в качестве дополняющих актов, то теперь получите — единый и завершенный труд. Самостоятельно описывающий все возможные варианты развития событий и кару за прегрешения.
Как оказалось, это был не только “прорыв”, но и в определенной степени — правовая ловушка. Потому что сегодня, как и ранее, существенную часть хозяйственных событий на предприятии налоговая служба не может трактовать, опираясь исключительно на Налоговый кодекс. Особенно, если привлекать к ответственности нужно быстро и невзирая на полноту правовой картины содеянного. В то же время, правовая ситуация изменилась. Вернее, она таковой была и ранее, но после пропаганды “единого и эпохального” документа стала более явной: в области хозяйственного и гражданского права налоговая служба не должна и не может выносить самостоятельные суждения как царь и бог. Пожалуйте в суд.
А вот эта самостоятельная судебная вертикаль не всегда оказывается приверженцем желаемых бюрократических порядков. Или, по крайней мере, не слишком быстро и педантично выполняет свои обязанности. Все это “тормозит налоговый процесс”. Но бюджет требует, и налоговая служба продолжает самостоятельно создавать акты и налоговые решения, опираясь на смежные области права. Самое время разобраться, на каком основании?
Помнится, во время обсуждения Налогового кодекса предлагалось воспользоваться зарубежной практикой и для полноты самостоятельных действий внести в правовую оценку хозяйственных операций понятие “доктрины деловой цели”, на основании которой последствия хозяйственной операции могут трактоваться по-разному для хозяйственного и налогового учета. В этом случае действительно появляется возможность признавать недействительными хозяйственные операции для целей налогового учета без оспаривания хозяйственной операции по сути. Но ввиду тотального недоверия к праведности отечественной налоговой службы такая процедура формализована так и не была. Следует признать это честно и откровенно, а не пытаться найти аналогичную процедуру “между строк”. То есть “налоговые последствия хозяйственной операции” не могут на данный момент
трактоваться отдельно от ее сути и формы.
Таким образом, в налоговом оспаривании сделки остается старый испытанный метод — признание сделок “ничтожными” и “недействительными” по правилам Гражданского кодекса (ГК).
Естественно, что у надзирающей стороны наблюдается постоянное искушение признать сделку “ничтожной”, поскольку это не требует дополнительного судебного доказательства. Однако законодательство предусматривает, что сделка признается “ничтожной” при нарушении строго установленных требований действующего законодательства (гл. 16 “Сделки” ГК): “дееспособность сторон”, “необходимое нотариальное удостоверение”, “нарушение публичного порядка”. Расширительное толкование этих случаев проблематично. Даже вариант “нарушение публичного порядка” достаточно четко оговорен в ст. 228 ГК:
“… сделка не может быть направлена против конституционных прав и свобод человека и гражданина, уничтожение имущества физического и юридического лица, государства или территориальной общины…”. Налоговые прегрешения, как и такие повседневные варианты — “предприятие не находится по месту своей регистрации”, “не сдает отчетность”, “не предоставило сведений по запросу контролирующих органов” — здесь однозначно не просматриваются.
Признание сделки “недействительной” является на порядок более сложным юридическим процессом, поскольку предполагает установление ее обстоятельств в суде в состязательной процедуре сторон. Еще и в большинстве случаев — доказательство преступного умысла хотя бы одной из сторон. То есть никоим образом не может быть самостоятельным умозаключением проверяющей стороны.
Подозревая, что прав на самостоятельное вынесение вердикта остается, в общем-то, немного, налоговая служба то и дело вводит в оборот новые устрашающие понятия: “фиктивное предприятие”, “бестоварная операция”, “выгодоприобретатель”, “транзитер”, которые с точки зрения права являются на сегодня не более чем оценочными суждениями. Они могут присутствовать в пояснительной части документов как некий “профессиональный слэнг”, позволяющий коротко и ясно описать ситуацию, но никак не могут применяться в резолютивной части, где требуются четкие правовые формулировки. А с точки зрения права всем этим формулировкам может быть поставлено в соответствие единственное понятие — “фиктивная сделка”, относительно которой в ст. 234 ГК сказано: “Фиктивная сделка признается судом недействительной”. То есть да, конечно признается, но только судом. А в суде возвращаемся к прежней состязательной процедуре сторон и доказательству преступного умысла. Формальной подменой понятий обойти эту процедуру никак не возможно.
Таким образом, какие-либо налоговые решения можно считать хоть в какой-то мере юридически обоснованными, если в цепочке правовых рассуждений присутствует хотя бы одно звено, хозяйственные решения которого признаны в установленном законом порядке “ничтожными” или “недействительными”. С этого может начинаться в какой-либо мере действительно обоснованная цепочка дальнейших правовых рассуждений.
К сожалению, в последнее время правовые предписания налоговой службы даже в отношении откровенно фиктивных субъектов предпринимательской деятельности пестрят оценочными суждениями вместо конечных правовых решений. То есть во всей цепочке предъявления налоговых претензий отсутствует хотя бы одно звено, хозяйственные операции которого признаны “ничтожными” или “недействительными” в установленном законом порядке. И в этом случае вероятность положительного исхода в судебном оспаривании решения достаточно высока.
Если же выводы о “ничтожности” и “недействительности” в отношении какого-либо звена товарной цепочки достоверно закреплены, праведному налогоплательщику остается настаивать на заключении сделки в обстоятельствах преступного “введения в заблуждение” своим контрагентом (ст. 230 ГК). А в качестве обстоятельства последней надежды уповать на то, что даже при “сознательном преступном сговоре сторон” (ст. 232 ГК) такие сделки признаются недействительными исключительно в судебном порядке.