Иран – страна с имперскими замашками, стремящаяся к доминированию в регионе. И ограничение ядерной программы вряд ли это изменит.
Такое мнение выразил Ричард Хаас, президент Совета по международным отношениям (США).
«Наперед не загадывай», – гласит старая английская поговорка. Некоторые проблемы вроде бы разрешены, но другие – совсем наоборот. Если аналогичной поговорки на фарси еще нет, скоро она появится.
Причиной этому, разумеется, станет «Всеобъемлющий план действий в отношении ядерной программы Ирана» – рамочное соглашение, недавно принятое Ираном и группой 5+1, в которую входят пять постоянных членов Совета Безопасности ООН – Китай, Великобритания, США, Франция и Россия, – а также Германия. Это соглашение – важная веха для мировой политики и дипломатии. Кроме того, оно оказалось куда более детальным и всеобъемлющим, чем многие ожидали.
При этом текст документа оставляет без ответа столько же вопросов, сколько и решает. В ближайшие недели, месяцы и годы станет очевидно, что на повестке дня остается еще немало весьма серьезных проблем. По правде говоря, настоящие дебаты относительно ядерной программы Ирана только начинаются.
Рамочное соглашение накладывает существенные ограничения на иранскую ядерную программу: определяет количество и тип центрифуг, виды реакторов, а также количество и качество обогащенного урана, которые разрешены стране. Стандарты установлены ради инспекции, достаточно ли добросовестно Иран выполняет свои обязательства. Кроме того, договор подразумевает снятие экономических санкций с Ирана, если тот выполнит условия сделки.
Ключевой момент – благодаря этому договору Ирану потребуется не меньше года на то, чтобы создать ядерную бомбу, если он все же примет такое решение. Авторы договора исходят из предположения, что проверки позволят заранее выявить нарушения со стороны Ирана и отреагировать (в частности, снова ввести санкции) до того, как Тегеран успеет создать ядерное оружие.
Есть не меньше пяти причин считать, что договор не вступит в силу или как минимум не будет настолько эффективным, как от него ожидают. Первая касается ближайших 90 дней. Пока были объявлены лишь переходные условия договора; формальная, полноценная версия предположительно должна быть готова к концу июня. За этот период многое может измениться: стороны могут передумать, переговорщики могут вернуться домой и столкнуться с критикой со стороны властей и общества касательно условий договора. Иран и США уже и так описывают эти условия совершенно по-разному.
Второе мое опасение касается конкретных проблем, с которыми еще предстоит разобраться. Сложнее всего решить, когда именно отменять те или иные санкции – именно в этом Иран заинтересован в первую очередь. С другой стороны, санкции – рычаг влияния на Тегеран, и многие в Америке и Европе не захотят лишиться его, пока Иран не выполнит хотя бы основную часть своих обязательств.
Третий источник сомнений – неуверенность в том, смогут ли стороны прийти к долгосрочному соглашению. Два игрока, которые вызывают у меня наибольшие подозрения в этом вопросе – Иран и США. Сторонники жесткой линии в Иране наверняка будут возражать против договоренностей с «западными дьяволами», которые хотят ограничить ядерный потенциал страны. Но при этом большинство иранцев стремятся освободиться от экономических санкций, и Тегеран одобрит соглашение, если его поддержит великий аятолла Али Хаменеи, а он, по-видимому, настроен его поддержать.
В США все не так однозначно. Бараку Обаме придется привлечь на свою сторону Конгресс, в котором очень многих беспокоит идея, что у Ирана останутся возможности ля создания ядерного оружия. Возникают и другие вопросы: что произойдет через пятнадцать или двадцать лет, когда все ограничения в отношении Ирана окончательно снимут? Убедить Конгресс одобрить соглашение и снять санкции будет непросто.
Этот вопрос получения политического одобрения напрямую связан с четвертым опасением, каким образом соглашение будет внедряться. История контроля над вооружениями дает основания предполагать, что в отношении Ирана, который уже не раз пытался скрывать от США важные данные, будут возникать подозрения. Договор должен четко определить, каким образом будет оцениваться поведение Ирана, и как будет реагировать Запад на возможные нарушения.
Пятое опасение связано с внешней политикой Ирана и его программой обороны. Соглашение касается исключительно ядерной программы. В нем не сказано ни слова о разработке ракет или поддержке террористов, а тем более – о действиях Ирана в Сирии, Ираке, Йемене и других нестабильных регионах Ближнего Востока, а также о ситуации с правами человека внутри страны.
Иран – страна с имперскими замашками, которая стремится к доминированию в регионе. Даже подписанное и внедренное соглашение, ограничивающее ядерную программу, не повлияет на эту ситуацию, даже наоборот – может ухудшить ее, поскольку благодаря сделке с Западом репутация Ирана значительно улучшится, а возможность создания ядерного оружия, пусть и в перспективе, у страны по-прежнему останется.
Обама прав: лучше заключить более-менее стабильное соглашение по ядерной программе Ирана, чем позволить Тегерану завладеть ядерным оружием или ввязаться в войну, чтобы помешать этому. Но такое соглашение должно быть достаточно продуманным, чтобы убедить США и других игроков, что иранская ядерная программа будет существенно ограничена, а любые попытки нарушить договор будут тут же разоблачены и жестко наказаны. Это непросто; чтобы добиться такой уверенности, потребуется, возможно, не меньше усилий, чем во время проведения переговоров.