Десять лет назад "Газпром" перекрыл газ Украине. Тем самым концерн сильно навредил своей репутации надежного партнера. Это неудачное стратегическое решение руководства сыграло решающую роль в том, что сегодня позиции газового гиганта ослабли.
Редактор восточноевропейского отдела газеты Financial Times Нил Бакли анализирует эволюцию компании “Газпром” в последние десять лет. По его мнению, позиции газового гиганта ослабли, и решающую роль в этом сыграло неудачное стратегическое решение руководства.
Журналист пишет: “Десять лет назад дела у российской компании “Газпром” шли хорошо. У нее были крупнейшие в мире запасы природного газа, а Москва вот-вот должна была на полгода возглавить “большую восьмерку”. Лейтмотивом [своего председательства] она избрала “энергетическую безопасность”. Казалось, “Газпром” находится в идеальном положении для того, чтобы представить себя надежной альтернативой ближневосточным поставщикам. А потом он перекрыл газ Украине”.
“Спустя десять лет те события выглядят выдающейся диверсией против самих себя, – продолжает Бакли. – Тем более после того, как “Газпром” в 2009 году вновь прибегнул к такому шагу, что сказалось на поставках газа дальше в ЕС. Концерн сильно навредил своей репутации надежного партнера, которую пестовали с советских времен, и заставил Европу осознать, что энергоресурсы Россия использует как “оружие”.
По словам сотрудника московской консалтинговой фирмы Macro-Advisory Криса Уифера, “люди увидели, что “Газпром” ведет себя как продолжение внешней политики, а не как независимая компания. Они были этим уязвлены и уязвлены до сих пор”.
“Похоже, в Москве были уверены, что Запад станет винить в случившемся Киев, который отказывался соглашаться на значительное повышение цен. А Европа и США расценили это как месть за демократическую “оранжевую революцию”, которая произошла в Украине в 2004 году. Впервые со времен холодной войны Россия поставила геополитику выше экономических интересов”, – говорится в статье.
Приостановка поставок газа в Украину привела к тому, что власти ЕС озаботились созданием единого энергетического рынка, диверсификацией поставок и сокращением зависимости от России. Недавно перестала напрямую покупать газ у России Украина, и это лишь отчасти объясняется промышленным спадом после событий 2014 года, пишет Бакли. Евросоюз занялся налаживанием альтернативных поставок топлива “с большим энтузиазмом, чем если бы “Газпром” повел себя иначе”, пересказывает журналист мысль Уифера.
Сотрудник Оксфордского института энергетических исследований Джонатан Стерн считает 2006 год поворотным в другом смысле: “Газпром” тогда “начал отменять малопонятные скидки бывшим соседям по СССР и переходить к новому подходу, в большей степени ориентированному на рынок. Из-за конкуренции, арбитражных исков европейских заказчиков и начатого против него в ЕС антимонопольного разбирательства у него стало меньше возможностей завышать цены. Компанию, “как она ни брыкалась, затолкали” в ситуацию, когда “совершенно ясно, что ей делать – то же, что и всем остальным: конкурировать”. Модель, по которой “Газпром” работает сегодня, более реалистична с коммерческой точки зрения, говорит Стерн”.
“Но вместе с тем “Газпром” сталкивается и со все более решительными требованиями ограничить его монополию на экспорт газа со стороны российских конкурентов, – отмечает Бакли. – Некоторые министры и чиновники заговорили о разделе компании. Спустя десять лет газовый гигант выглядит куда более уязвимым перед такими требованиями, чем в былые времена”.