Если кто-то и праздновал решение Дональда Трампа убить иранского генерала Кассема Сулеймани, то это был президент Китая Си Цзиньпин.
Решение президента США Дональда Трампа отдать приказ об убийстве Касема Сулеймани, самого влиятельного военного командира Ирана, вызвало призрак, хотя пока еще далекой, но тотальной войны между Соединенными Штатами и Исламской Республикой. В этой ситуации есть только один победитель: Китай.
Когда Джордж Буш начал свое президентство в январе 2001 года, его советники-неоконсерваторы определили Китай как самую большую долгосрочную угрозу для США. Поэтому его администрация назвала Китай «стратегическим конкурентом» и принялась за сдерживание азиатского конкурента Америки.
В апреле 2001 года – в том же месяце, когда самолет-разведчик ВМС США случайно столкнулся с китайским истребителем во время обычной миссии по наблюдению над Южно-Китайским морем – США объявили о продаже пакета оружия Тайваню в связи с китайскими протестами. Двусторонние отношения опустились до самого низкого уровня с момента нормализации дипломатических отношений в 1979 году.
Все изменилось 11 сентября 2001 года, когда США поразил самый смертоносный террористический акт в истории. Администрация Буша настолько занялась ответными действиями против «Аль-Каиды» – цель, которая привела к катастрофическому решению о вторжении в Ирак два года спустя, – что почти забыла о далеком призраке азиатской сверхдержавы.
Спустя всего три месяца после 11 сентября администрация Буша подписала соглашение о вступлении Китая во Всемирную торговую организацию, и экономика Китая перешла на новый уровень. В 2000 году объем производства в Китае составил 1,21 триллиона долларов – менее 12% ВВП США. К концу второго срока Буша, в 2008 году, ВВП Китая достиг 4,6 триллиона долларов – более 31% от американского уровня. Сегодня ВВП Китая составляет около 65% от уровня США.
В этом смысле Китай обязан своим «экономическим чудом» террористическим атакам 11 сентября или, точнее, гибельной реакции администрации Буша. Через два десятилетия мы вполне можем говорить то же самое об убийстве Сулеймани.
Подобно Бушу, когда Трамп вошел в Белый дом, его администрация быстро заклеймила Китай главным геополитическим противником Америки и приняла конфронтационную политику, примером которой является торговая война, которая, несмотря на соглашение «первой фазы», еще не решена. По сути, Трамп возродил конкуренцию великих держав – сосредоточенную в первую очередь на сдерживании Китая – как организующий принцип внешней политики США.
Затем Трамп убил Сулеймани, и все взгляды обратились к Ирану. Если конфликт продолжит обостряться – даже если он прекратит полномасштабную войну – США, скорее всего, перенаправят значительные ресурсы на конфронтацию с Исламской Республикой и, как после 11 сентября, перенесут Китай в отставку по внешней политике.
Для президента Китая Си Цзиньпина использование этой смены потребует тщательно выверенного ответа. События, разворачивающиеся на Ближнем Востоке, представляют собой дразнящую стратегическую возможность для Китая. Но, как Си, вероятно, признает, лучше всего заявить о поддержке Ирана и продолжать тайно импортировать иранскую нефть, вопреки санкциям США, но избегать, к примеру, провокации Трампа, поставляя оружие иранцам.
Но, хотя Китай ограничивает свое участие, он не может остаться незамеченным. Растущая мощь страны – и заинтересованность Америки в ее сдерживании – будут учитываться в стратегических расчетах обеих сторон в американо-иранском конфликте.
Иран уже фактически объявил, что ядерное соглашение 2015 года, Совместный комплексный план действий, мертво, заявив, что его ядерная программа теперь не будет иметь «никаких ограничений в производстве, включая производственные мощности». Если лидеры Ирана считают, что США будут стремиться к избежанию тех же стратегических ошибок, что и Буш, в том числе в отношении Китая, они могут пойти на более смелые действия.
Что касается США, то более трезво мыслящие в Вашингтоне, несомненно, будут выступать за взвешенный ответ на любой иранский ответный удар, не в последнюю очередь, чтобы не упустить из виду вызов Китая. Но собственные расчеты Трампа во многом обусловлены его желанием представить образ «крутого парня» избирателям в преддверии президентских выборов в ноябре (именно в этом он обвинил своего предшественника Барака Обаму в 2011 году). И его окружают гораздо более неопытные подхалимы, чем квалифицированные советники.
Семнадцать лет назад Буш вступил в войну выбора на Ближнем Востоке, которая, помимо того, что стоила огромного количества американской крови и средств, подорвала усилия по сдерживанию Китая. Трамп все еще может избежать той же ошибки. Но с каждым твитом – например, угрозой нападения на иранские культурные объекты в случае ответных мер – шансы на то, что стратегическое здравомыслие восторжествует, уменьшаются, а надежды Си на новый год становятся все ярче.