Иммиграция в Европу - это всего лишь «лакмусовая бумага», выявляющая главный, и пока неразрешенный конфликт континента - противоречие между национальным и общеевропейским суверенитетом.
Пафосная реакция в российских и украинских СМИ и соцсетях по случаю серьезных проблем в Европе с мигрантами – само по себе интересное явление. Только ленивый не упустил возможности поучить наивных европейцев и предречь скорый развал ЕС. И мало кто заметил иронию в ситуации, когда советы исходят из стран, действителъно стоящих на самом краю пропасти, в одном шаге от полной внутренней дезинтеграции.
Но, перефразируя известное высказывание Марка Твена, скажу так: сообщения о погибели Евросоюза весьма преувеличены. Или, как кричал Рабинович из анекдота, – не дождетесь!
Тем не менее, проблемы единой Европы, причем очень серьезные, имеются, но их причиной являются вовсе не мигранты извне, а сами европейцы. Иммиграция в Европу – это всего лишь «лакмусовая бумага», выявляющая главный, и пока неразрешенный конфликт континента – противоречие между национальным и общеевропейским суверенитетом. Причиной тому – неспособность Европейского Союза переступить через психологический барьер этнического национализма, присущего европейским странам и регионам, и переформатировать себя в эквивалент Соединенных Штатов Европы, примерно в том формате, в котором оперируют Соединенные Штаты Америки.
Идея Соединенных Штатов Европы не нова, к ней обращался еще Ленин. Сегодня же она актуальна, как никогда, поскольку в настоящем своем виде Евросоюзу трудно отвечать на политические, экономические и социальные вызовы времени, в последние десятилетия ставшими глобальными. В отличие от сравнимого с ней союза государств Северной Америки (США), Европа организована таким образом, что отвечать на любые вызовы быстро и эффективно ей трудно, а зачастую и невозможно.
Все очень просто – США состоят из 50 государств плюс несколько территорий, но имеет всего лишь один суверенитет – общеамериканский. Штаты и территории имеют широчайшие права и свободы в своих юрисдикциях, но как только дело доходит до национальной важности, федеральное правительство говорит одним голосом. В Америке штат Арканзас не влияет непосредственно на внешнеполитическую стратегию. Недавно несколько, в основном республиканских, губернаторов заявили, что их штаты не станут принимать сирийских беженцев. На что в администрации президента только пожали плечами, поскольку кто, как и где будет жить в прерогативы губернаторов не входит, а их личное мнение никого не интересует. Говорить они могут, что им вздумается.
ЕС, с другой стороны, это 28 стран и 28, если не больше, суверенитетов. Кипр, Мальта, Греция, Люксембург могут прямо влиять на политику Евросоюза, исходя из своих суверенных интересов, которые могут серьезно расходиться с интересами Великобритании или Германии, которые, собственно, и платят за весь этот банкет. Та же ситуация в вопросах европейских финансов и иммиграции. Мы видим на примере Греции и Словакии, что национальные интересы, а точнее идиосинкразии, одной страны превалируют над общими нуждами, а в результате решение чуть ли не любого вопроса в ЕС становится живой иллюстрацией к басне «Лебедь, рак и щука». И что интересно – в реальном измерении та же Греция гораздо менее суверенна в своих внутренних делах, чем тот же Арканзас. Слово «суверенитет», обычно, вытаскивается из чулана только тогда, когда приходится платить долги или помогать нуждающимся в помощи иностранцам, тем же беженцам. Бесконечно занимать у других стран и самому пользоваться свободой передвижения по ним – это, конечно, на «суверенитет» не влияет. Так что – да, Арканзас не имеет слова в определении внешней политики всей страны, но на его внутренние дела федеральное правительство имеет гораздо меньше влияния, чем Меркель в Греции.
Такой раздрай был заложен в основание Союза изначально, еще со времени предтечи ЕС, Европейского Общего Рынка. В отличие от США, где была поставлена задача создания нового общества, основой которого является отдельный индивид, наделенный правами собственности и личной свободой, европейцы смотрели в прошлое. Там германский милитаризм только за первую половину 20 века принимал самое активное участие в развязывании двух мировых войн. Германия, надо упомянуть, до конца 1940-х не считалась и не считала себя частью Западной Европы. Она была особая нация, доминирующая в Европе центральной. Идея была связать эту слишком особую нацию экономически с демократическим западом и таким образом привязать ее к западным интересам и ценностям, навсегда отбив желание в очередной раз воевать за Эльзас и Лотарингию.
Проблемой стало то, что союз заключался между национальными державами, своего рода племенной союз. От европейских наций не ждали, что они ассимилируются в некое общеевропейское сообщество и выступят единым фронтом во имя общих интересов. Их просто просили перестать уничтожать друг друга. Что, собственно, и произошло. Европа, по крайней мере, Западная, впервые с тех пор, как лет 40000 тому назад вид Homo Sapiens явился в Европу и показал виду Homo Neanderthalensis Кузькину мать, прекратила внутренние вооруженные склоки.
И все шло как по маслу, пока не рухнула Берлинская стена, а за ней и Советский Союз, пока вслед за Японией не поднялся Китай, и наступила эра глобализации. А вот к ней национальные суверенитеты Европы оказались не готовы.
Выше я упомянул, что ЕС возник как союз национальных государств, понимаемых обычно как моноэтнические общества, ассимиляция в которые довольно проблематична. Как, впрочем, и в Японии, кстати. Но, благодаря прорывам в информатике и массовом транспорте, мир-то замкнулся и стал единым организмом. Он неизбежно, следуя закону сообщающихся сосудов, начинает распределять человеческую массу из зон высокого давления в зоны низкого.
Часто слышны рассуждения: почему те или иные люди не ассимилируются в принимающую их страну? Вопрос очень старый, в Европе его задавали евреям, маврам и цыганам на протяжении веков. Но, помимо такого явного препятствия к ассимиляции в прошлом, как отречение от своей культуры и, что более важно, религии, есть и другое – твое восприятие «титульной» нацией. Стать бразильцем или американцем довольно легко, для этого достаточно там жить, желательно легально, платить налоги и не лезть к другим со своими червяками. Чего не вполне достаточно, чтобы стать немцем или бельгийцем. В Европе стать своим, особенно с «неарийской» внешностью и культурой, довольно проблематично. За некоторым исключением менее националистичной Британии. Хотя ведь не случайной еще группа The Clash посвятила расовым бунтам песни The Guns of Brixton и White Riot. Да, Франция была в экстазе, когда в 1998 ее футбольная сборная, ведомая звездами с совсем не французскими именами Зинаддин и Юрий, завоевала заветный титул чемпионов мира, но это мало отразилось на проблеме сегрегации арабских районов во французских городах.
Европейский мультикультурализм – это, скорее, желание, чем реальность. Термин настолько затасканный, насколько он и неопределенный. Что он значит в каждом конкретном случае, приходится долго и детально разбираться. Как это не неприятно европейцам, там, все-таки, преобладает трайбализм, племенное деление на местные племена и пришлые. Декларации ничего не меняют, поскольку если любое социальное начинание не основывается на правах и свободах отдельной личности, а сводится к групповым правам или ответственности, то контакта и взаимодействия людей не произойдет. Они так останутся членами уникальной группы, с которой идентифицируются.
В этом плане гораздо лучше работают и американский «плавильный котел» и канадский мультикультурализм. Несмотря на то, что подходы у них разные, но в их основе лежит индивид, а не группа. Поэтому интеграция иммигрантов там происходит гораздо успешнее.
Вот, на мой взгляд, удачная иллюстрация в тему. 15 лет назад я работал в канадской компании по разработке, программному обеспечению и производству электронных железок, благодаря которым у вас есть выход во всемирную сеть. Компания была основана венгром, бежавшим в Канаду после советского вторжения в 1956. Президентом компании в тот момент был норвежец. В маркетинге – хорват и немец, родившийся в Мексике, в администрации была тоже пожилая немка, успевшая не только покинуть ГДР до возведения стены, но и пионеркой вручить цветы товарищу Булганину во время его официального визита. Цех изготовления на вид больше напоминал Азию. Вокруг меня сидели инженеры: тамил, родившийся в Шотландии, канадец с германским и итальянским паспортами, тунисец из Парижа, конголезец из Льежа, москвич, поляк, румын, англичанин, иранец, араб, кубинец, удачно сбежавший от Кастро в раннем младенчестве, парень то ли из Тринидада, то ли из Тобаго, франко-канадцы из Квебека, и, конечно, китайцы, которые, надо сказать, меня очень любили. И все они, без исключения, были и, что важно, воспринимались всеми именно как канадцы.
Не всегда по паспорту, тут стоит заметить. Многие мои знакомые, особенно британцы и немцы, прибыв сюда в раннем детстве, так и не удосужились принять канадского гражданства даже после 40 лет жизни в Канаде, потому что, помимо федеральных выборов и работы на правительство, ни на что другое это не влияло. Пока не случились теракты в сентябре 2001 года, и американская таможня не стала требовать канадские паспорта (до этого и простые водительские права могли сойти) и недобро коситься на европейские документы.
Мир уже давно изменился. Он будет выглядеть, а кое-где уже выглядит, как моя компания 15 лет назад. И преимущество в нем будет иметь не тот, кто требует ассимиляции от других, а тот, кто создает возможность интеграции для всех.
В Америке нет проблемы мусульманских или других иммигрантов (хотя правые политики всегда рады с подвыванием о ней поговорить), поскольку там ты предоставлен сам себе. Там есть, несомненно, застарелый расизм, не это опять-таки, внутренняя проблема. А так, ты можешь поселиться на Брайтон Бич, и до конца жизни говорить по-русски и есть винегрет с биточками. Но это произойдет не в силу независящих от тебя обстоятельств, а по выбору. Там есть так называемый «вэлфер», минимальная помощь тем, у кого нет других средств к существованию, но, в отличие от Европы, его цель не позволить любому жить достойно, а просто не дать умереть с голоду или от заразной болезни. Количество и качество такой помощи не играет ни какого значения. США не социальное государство, и то, что оно поддерживает обездоленных – скорее милостыня, чем его обязанность, даже если милостыня и значительна в размерах. Психологически милостыня унизительна, а социальное пособие – нет, особенно если оно закреплено в Конституции. Тогда это право, а, может, и обязанность.
И статистика показывает разницу в американском и европейском подходе. Оказывается реальный, материальный уровень жизни в таких флагманах европейского национального социализма, как Германия и Швеция, сравним всего лишь с уровнем…. сядьте, вдохните, выдохните… 5 самых бедных американских штатов! При этом, несмотря на неприятие самой идеи социализма, реальная эгалитарность американского общества на порядки выше европейского. Это объясняет количество европейцев в моей бывшей компании.
Возможно, что проблема Европы состоит в том, что она не хочет превращаться в Америку и усиленно сопротивляется всеми доступными способами? Возможно, что это даже не вопрос сохранения культуры и языка, а вопрос отношения к жизни вообще? Как-то мне довелось иметь приятную беседу с маляром-итальянцем, который красил мое жилье. Дедок был общительный, такой живой стереотип итальянца, который до этого я видел только в пародиях и игре «Супер Марио». Трудно было не смеяться, слушая его акцент и постоянные размахивания руками. Но рассказывал он поучительные вещи. Его племянник в Италии работает доктором.
– Ух, ты, – восхитился я, – наверное, деньги лопатой гребет, как доктора у нас?
– Да нет, не особо так.
– Так пусть приезжает в Канаду.
– А он здесь уже был.
– И что?
– Да, не понравилось ему здесь. Тут все время – работа, работа, работа, будь ты доктор или маляр. Тут все много работают, чтобы иметь много денег. А он хочет, чтоб можно было после полудня уже пойти, выпить чашечку кофе или бокал вина с друзьями, чтоб не напрягаться. А деньги, а потом семья, дети, оно ему и не нужно.
Европейцы, одним словом.
Какой урок из этого стоит извлечь украинцам? Европа не гибнет, она всего лишь меняется в соответствии со временем. Тяжким грузом на ней висит наследие Вестфальского мира, идея нации-государства 19 века и идеология социализма. Европа не борется с настоящим, она вырывается из прошлого. Не мигранты мешают ей, а идея некой «титульной» нации, вокруг которой все обязаны водить хороводы. Молится ли эта «титульная» нация пять раз в день, или раз в год святит яйца, совершенно неважно. В глобальном человечестве существуют только налогоплательщики и владельцы собственности, все остальное – личное дело. Вопрос не в том, является ли одна страна, или союз стран, федерацией, конфедерацией или просто клубом по интересам. Главное, чтобы при определении проблемы учитывалось мнение каждого, но в момент ее решения оставалось только один командный голос.
Мы видим, что, когда Германия и Франция пытаются разрулить украинскую дилемму от имени Евросоюза на самом высоком уровне, это имеет гораздо меньший эффект, чем мнение очередного представителя американской администрации. Соединенные Штаты Европы остановили бы путинскую агрессию, скорее всего, простым телефонным звонком.
Моделью для Европы и Украины должны стать и, рано или поздно, станут США. Союз равных партнеров, без городов, районов и автономий с особыми (читай дополнительными правами) статусами, политическая система, представляющая граждан, а не партии или специальные интересы, единство в отношениях с миром, при этом внутреннее разнообразие и конкуренция в духе свободного рынка. Калифорния, откуда идут многие стандарты жизни для современного мира, сама по себе одна из крупнейших экономик мира. Еще и потому, что в отличие от Германии, постоянно вытягивающей Грецию с Украиной из очередной дыры, создавая при этом внутренние кризисы и для себя, не занимается напрямую проблемами Луизианы или Северной Дакоты.
Период, когда прогресс измерялся тоннами стали, баррелями нефти и пудами с квадратной версты, вероятно, закончился в прошлом году, когда Китай исчерпал свои возможности линейного роста. В мире после количественных изменений начались качественные. Что, в принципе, означает время, когда меняются сами люди. Это не обязательно трагедия, согласно китайской же мудрости. Зависит от того, как на все эти вещи реагировать. Лучше всего пока получается у Америки, и у любого желающего есть возможность изучить ее опыт, вместо слепого подражания европейскому.
Впрочем, если верить российскому юмористу Задорнову, они там, ну все такие тупые-е-е!