Майдан в Украине стал для Москвы поводом перейти к модели подавления общества и начать военно-патриотическую мобилизацию населения, необходимую режиму для выживания.
Пишет Лилия Шевцова, российский политолог, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Brookings Institution.
Шок и замешательство стали лейтмотивом реакции Запада на действия Владимира Путина в Сирии. И это уже не первый раз, когда Запад оказывается в замешательстве. Западный политический анализ России в последние два десятилетия представляет собой кавалькаду несбывшихся прогнозов и неудачных попыток анализа. Наиболее позорной ошибкой было то, что Запад не сумел предвидеть развала СССР; западные лидеры даже пытались помешать этому развалу.
Американский социолог и политолог Сеймур Мартин Липсет в своей работе «Размышления о падении коммунизма» проанализировал, почему экспертное сообщество было так уверено в стойкости Советского Союза и почему советологи ожидали прямо противоположного тому, что произошло в реальности. По его мнению: «Ученые пытались объяснить, как работает система. Поэтому они искали институции и ценности, которые стабилизировали политику и общество». В то же время «идеологически критичные журналисты и политики подчеркивали неработающие аспекты, структуры и поведение, которое могли привести к кризису».
Вслед за этим последовал еще ряд ошибок. В 1990 западные транзитологи заявили, что российская система будет двигаться в определенном направлении, но вскоре обнаружилось, что двигается она в прямо противоположном. В начале 2000-х Россия опровергла предположение, что станет партнером США в борьбе с терроризмом. Западные обозреватели утверждали, что Ельцин – демократ, а Путин – модернизатор. Западные страны потратили миллиарды на поддержку реформ в России, пока не поняли, что деньги идут на укрепление авторитарного режима. Затем Запад призвал к перезагрузке, несмотря на настроения в РФ, а затем был шокирован войной в Грузии и парализован вторжением в Украину и аннексией Крыма. Сложно представить более серьезный список поражений.
Российская система персонализированной власти всячески издевалась над внешним миром, испытывая его на умение не только видеть, но и учиться на своих ошибках. В начале 1990-х российская система возродилась, отказавшись от СССР, изобразив готовность следовать либеральным стандартам и стремление стать партнером Запада. Либеральные демократии решили поверить в эту выдумку.
Но сегодня переодевание в либералов в Кремле осталось в прошлом. Путинская Россия стремится стать главным противником Запада. Что поражает в этой перемене, так это то, что происходила она на глазах всего остального мира, который видел только то, что хотел видеть. Это вызывает ряд вопросов относительно способности Запада воспринимать политические реалии, а также собственные ошибки. Что, если он повторяет те же ошибки, которые уже совершил в отношении Китая и Ближнего Востока?
Я хочу поделиться парой наблюдений об этом этапе проекта выживания российской системы. Во-первых, давайте рассмотрим, насколько жизнеспособна борьба Кремля за выживание. Москва начала искать повод, чтобы перейти к военно-патриотической легитимации власти, перед украинским Майданом.
Падение режима Януковича позволило Кремлю использовать Украину в качестве испытательного полигона для этой конфронтационной модели. Если бы Майдана не случилось, Кремлю пришлось бы искать другой повод, чтобы оправдать переход России в режим «осажденной крепости». Аннексия Крыма и война против Украины позволили власти достичь нескольких тактических целей: режим восстановил начавшую снижаться популярность, разбудив в россиянах имперские амбиции и дав им образ великой победы, пусть и временной; нанес упредительный удар по идее российского Майдана; испытал границы конфликта с Западом и, наконец, нанес вред украинской государственности, а также помешал другим постсоветским странам вырваться из сферы влияния России. Поэтому Украина для РФ является не только целью, но и средством выполнения ряда других задач.
Кремль действительно не хочет изолировать Россию; он хочет вернуться к формуле, описанной английским философом Исайей Берлином в 1946 году: «Она (Россия) готова участвовать в международных отношениях, но при этом хочет, чтобы другие страны ее делами не интересовались. Иными словами, стремится отделить себя от остального мира, при этом не изолируясь от него». Так что мы вернулись в СССР, который в свое время и жил по этой формуле.
Последние события (российско-украинская война и вторжение РФ в Сирию) должны были бы уничтожить все иллюзии относительно природы российской системы и ее продолжительности жизни. Во времена СССР и после российская государственная система десятилетиями демонстрировала все признаки упадка, как по учебнику: она была жесткой, лишенной умения адаптироваться; она двигалась к упрощению властной вертикали, не допуская и мысли об автономии отдельных ее компонентов и превращая политический процесс в ничто и, наконец, демонстрировала неопатримониализм в крайней форме. К 2013-2014 годам можно было видеть, что предыдущее политическое равновесие больше не удерживалось, а нового равновесия политические игроки в РФ создать не смогли.
Российская власть была вынуждена перейти к модели подавления и военно-патриотической мобилизации, которая уже показала свою неспособность к удержанию на плаву СССР. Мы видим достаточно признаков, которые позволяют заключить, что российская система перешла к стадии агонии.
Невозможно предсказать, сколько продлится агония системы в этот раз. Пять, десять, двадцать лет – кто знает. Точно так же никто не знает, каким будет ее конец. Но конец ей должен прийти.