Есть нечто тошнотворное в том, как движение сторонников суверенитета (я и сам отношу себя к числу его активистов) поддерживает Владимира Путина по украинскому кризису.
Европейский Союз, быть может, и правда допустил ошибку, когда не предоставил Москве должной информации и не прислушался к ней во время переговоров по соглашению об ассоциации с Украиной.
Тем не менее, Жан-Пьер Шевенман (Jean-Pierre Chevènement) и Николя Дюпон-Эньян (Nicolas Dupont-Aignan) не ограничиваются одной лишь критикой дипломатического стиля ЕС и говорят об основополагающих, по их мнению, украинских реалиях: разделении страны и ее особых связях с Россией.
Украина, говорят они, состоит из двух разных наций. Одна из них равняется на антинацизм, а вторая — на антикоммунизм, как будто в этой стране каждый человек обязательно должен примкнуть к тому или другому лагерю. Тем не менее, Украина вот уже 23 года является независимой страной с расположенной в Киеве центральной властью и признана как таковая.
Вопрос ее единства вышел на первый план лишь после возникновения проекта ассоциации с Евросоюзом и начала восстания против сатрапа Виктора Януковича, свергнутого бывшего президента Украины. У нас начали говорить о том, что неоднородность страны не является ее внутренним вопросом, а это, по сути, представляет собой оправдание существования (даже после выхода Украины из Содружества независимых государств) некой российской зоны влияния, из которой Киев не может просто так выйти по собственной воле.
Те, кто стремится к сохранению в Европе разделения на суверенные государства, не должны были бы никому позволить нарушать право Украины на существование как полноправной нации. На востоке Европы происходит рождение нации, которая черпает свое самосознание в коллективном неприятии гегемонии с опорой на коррупцию, что представляет собой отражение отмирания на нашем континенте любой, даже децентрализованной формы имперского строя.
Болезненная переориентация
Мы наблюдаем за выходом государства из состава своеобразной империи, который в том числе подразумевает болезненную переориентацию для всех тех, кто занимал доминирующее положение за пределами собственной территории. То же самое было с немцами в Силезии, Померании и Богемии, сербами в Краине… Они лишились всего и оказались в изоляции.
На этот раз речь идет скорее не об этническом и лингвистическом разломе, а политическом противостоянии двух групп. Поэтому вполне вероятно, что конфликт двух народных фракций будет понятнее окружающим, в некотором роде наподобие конфликта «двух Франций» после 1789 года. Как бы то ни было, решать все поднятые неоднородностью вопросы в первую очередь должны сами украинцы.
Потворство в отношении Владимира Путина неоправданно с точки зрения европейских политических принципов и даже не говорит о грамотной оценке ситуации. Миноритарный и территориально ограниченный характер восстания в Донбассе, а также результаты президентских выборов свидетельствуют о том, что раскол в стране не так силен, как все думали. Что касается президента Путина, хотя один излишне политкорректный гражданин ошибочно назвал его лидером группы, которая представляет собой угрозу для демократии по всей Европе, на самом деле он возглавляет не возрожденную Россию, а ослабевшую нацию, которая равняется на то, что считает своим по праву, а не на свои реальные возможности и действия. Практически инстинктивный, но неправильный выбор наших защитников суверенитета говорит, что они не в силах выйти за границы (оправданного) неприятия роковой для наций Европы, которая уже окончательно надоела французам.
Простого провозглашения европейских идеалов на Майдане оказалось достаточно, чтобы пробудить в них недоверие и дать толчок дальнейшему окостенению взглядов. Они не пошли дальше повторения критики и тем самым поставили себя вне игры и не поняли, что кризис дает им возможность стать полезными для Европы, показав, как можно переориентировать ее.
Предвосхищение
Если детально разобраться с принципами, тревогу следовало бы испытывать как раз-таки сторонникам федеральной Европы: события на Украине ознаменовали собой крах системы нации с ограниченным суверенитетом, которую они пытаются установить в Евросоюзе. В том, что касается политической инженерии, майданский кризис пролил свет на фундаментальные огрехи в европейском строительстве. Европу едва ли можно упрекнуть в бездействии, потому что в ЕС право на эти самые действия принадлежит государствам. Тем не менее, Европе действительно можно поставить в упрек отсутствие того, что у нас были все основания ждать: предвосхищения грядущих событий. Это произошло из-за заложенного в самую ее основу изъяна. Евросоюз стал результатом целой череды корректировок и обстоятельственных компромиссов и представляет собой зацикленный на самом себе институт, который поглощен исключительно собственной работой и распространением (путем приобретения навыков или расширения) без четкого взгляда в будущее и окружающее пространство. За неимением стратегической мысли он делится на тех, кто хочет покарать Кремль, и тех, кто нацелен на примирение с ним. При этом ни та ни другая позиция не опирается на хоть сколько-нибудь цельное восприятие того, чем должна быть Европа.
В таких условиях поборникам национального суверенитета следовало бы не насмехаться над Евросоюзом из-за его бессилия и нереальных претензий, а открыто говорить о том, что боятся сказать их противники-федералисты: Европа — это сообщество самостоятельных наций, и хотя суверенная нация — это еще не вся Европа, она служит ее основанием и, следовательно, не может принять имперские притязания в своем культурном ареале.
Такая позиция вовсе не подразумевает враждебного отношения к Москве в том случае, если ее политика является частью национального проекта (в украинском случае это не так). Не означает она и нежелание замечать неоднородность Украины, если, конечно, она не становится предлогом для подрыва основ единства и суверенитета страны, если (пусть и на самом деле особая) ситуация в Крыму не решается в одностороннем порядке и с помощью силы.
В этой связи можно было бы пожелать, чтобы движение сторонников суверенитета воспользовалось случаем и заявило о себе как о позитивной силе в политической жизни ЕС, нашло бы реальное воплощение для продвигаемой им самим политики. Но, увы, пока что, судя по всему, этот случай упущен.
Поль Тибо, публицист, бывший директор журнала Esprit