Мир г-на Путина и мир г-на Трампа — это один и тот же мир, в котором на смену международным правилам и нормам приходят узко понимаемые национальные интересы, а слабые страны склоняются перед волей сильных. В Европе это раньше называли «балансом сил».
Не стоит обниматься с Кремлем, а то можно обжечься. Необязательно верить непроверенным сенсационным историям о российских попытках привести к власти и скомпрометировать Дональда Трампа, чтобы признавать опасность заигрывания избранного президента с Владимиром Путиным. Г-н Трамп — магнат-застройщик, а российский президент — бывший глава безжалостной Федеральной службы безопасности (ФСБ). Их силы определенно неравны.
Одну важную победу г-н Путин одержал еще до прихода г-на Трампа в Белый дом. Когда американские спецслужбы в следующий раз заявят об угрозе безопасности — скажем, из-за очередного российского вторжения в Украину или из-за попыток подорвать позиции какого-нибудь демократически избранного правительства в Восточной Европе, — у Кремля будет что на это ответить. Если хозяин Овального кабинета не верит ни ЦРУ, ни Агентству национальной безопасности, ни Федеральному бюро расследований, почему им должны верить все остальные? Конечно, г-н Трамп и так нарушил все политические правила, чтобы попасть на президентский пост, но президент, воюющий с теми, кто обеспечивает безопасность Америки, — это уже слишком.
Разумеется, спецслужбы не всегда бывают правы. ЦРУ еще долго предстоит расплачиваться за ошибочную оценку оружейных программ Саддама Хусейна. Однако в том, что Кремль взломал компьютеры Демократической партии во время президентской кампании, разведчики практически полностью убеждены.
Лидеры республиканцев в Конгрессе им поверили. Рекс Тиллерсон, выдвинутый г-ном Трампом на пост госсекретаря, назвал «справедливым» предположение о том, что подобные кибератаки могли предприниматься только с санкции г-на Путина.
Однако г-н Трамп предпочел казнить вестника: на этой неделе он объявил утечку о предположительно собранном Москвой компромате на него частью развязанной американскими спецслужбами охоты на ведьм, которая направлена против избранного президента. Когда он с пафосом вопрошал, не в нацистской ли Германии он живет, трудно было не задаться вопросом о том, не свихнулся ли он.
В среду г-н Трамп провел удивительно бессвязную и вздорную пресс-конференцию. По ее итогам было трудно понять, собирается ли он перезагружать отношения с Россией. Он по-прежнему утверждает, что хочет найти общий язык с г-ном Путиным, но при этом добавляет, что они могут и не поладить. Он также заявил, что, хотя Кремль был, вероятно, виновен во взломе компьютеров Национального комитета Демократической партии, однако утечки из американских спецслужб — намного хуже этого. В то же время, хотя хорошие отношения с Москвой, наверное, помогли бы США бороться с ИГИЛ, он все равно не собирается отменять санкции, введенные президентом Бараком Обамой против России.
Сама идея о том, что Белому дому имеет смысл продемонстрировать российскому президенту определенное «уважение», чтобы снизить напряженность, не вызывает особых возражений. Г-н Путин жаждет, чтобы за ним признали право на место среди лидеров ведущих держав. При этом он — не менее обидчив, чем г-н Трамп. В сущности, они — настоящие братья по нарциссизму. Если панибратские манеры г-на Трампа помогут уврачевать раненую гордость г-на Путина, этому можно будет только радоваться.
Если США и Россия найдут способ урегулировать свои разногласия, в мире станет безопаснее. У них получалось в определенной степени добиваться этого даже в разгар холодной войны. Нынешнее наращивание военного присутствия в Восточной Европе и на Балтийском море невыгодно ни одной из сторон. У обеих держав слишком много ядерных бомб в арсеналах, чтобы они могли позволить себе сбрасывать со счетов риск случайной конфронтации.
Однако при этом не следует путать сотрудничество с подчинением, а необходимое сдерживание — провокацией. Попытки «говорить с Москвой» не должны подталкивать Америку к той разновидности геополитического реализма, которая предполагает, что Запад всегда должен уступать.
Чего хочет от Кремля г-н Трамп пока не очень понятно, зато задачи г-на Путина кристально ясны. Ему нужно, чтобы Запад смирился с российским реваншизмом в Украине и с безжалостными бомбардировками мирного населения, которые Россия осуществляет в Сирии, поддерживая режим Башара Асада. Далее он хотел бы, чтобы с Москвы были сняты экономические санкции, а окончательная его цель — уход Америки из Европы и создание российской сферы влияния на территории бывшего Советского Союза.
Когда представители Кремля говорят о новой архитектуре европейской безопасности, они имеют в виду прекращение американского присутствия в Европе. Раз холодная война закончилась, американцам пора возвращаться домой. Это также подразумевает, что Грузия, Беларусь, Молдова, Средняя Азия и Украина «принадлежат» Москве. НАТО, в свою очередь, себя изжила, и в бывших странах Варшавского договора ей, безусловно, делать нечего.
Эти амбиции могут показаться неосуществимыми, однако публично проявляемые г-ном Трампом презрение к НАТО и его активное нежелание поддерживать союзников дают г-ну Путину шанс. Г-н Трамп меньше заинтересован в сохранении американского мира, чем в заключении «сделок» с другими великими державами. Ну а европейцы могут сами платить за свою безопасность.
Мир г-на Путина и мир г-на Трампа — это один и тот же мир, в котором на смену международным правилам и нормам приходят узко понимаемые национальные интересы, а слабые страны склоняются перед волей сильных. В Европе это раньше называли «балансом сил».
Г-н Трамп уже сталкивается с определенными препятствиями. Скандал вокруг кибератак ставит под сомнение его мотивы и объективность, а сенатские слушания по вопросу об утверждении кандидатуры г-на Тиллерсона наглядно продемонстрировали, что партия г-на Трампа относится к г-ну Путину совсем иначе, чем он сам. Однако Кремль явно не удовлетворится теми успехами, которых он уже достиг. Вдобавок, очень трудно сказать, как поведет себя г-н Трамп в Белом доме. Если я скажу, что нас ждут опасные времена, это, судя по всему, будет явным преуменьшением.
Филип Стивенс, The Financial Times (Великобритания)