"Мы бежим марафон, который в любой момент может превратиться в спринт", - сказал Ходорковский, цитируя Каспарова. "Когда судья даст сигнал к началу забега, общество должно узнать, что существует команда, способная взять на себя роль правительства".
“Михаил Ходорковский, когда-то богатейший человек в России, а затем самый знаменитый российский политзаключенный, теперь устремил взор в будущее – будущее своей страны. Сможет ли он, живя в эмиграции, изобрести новую Россию?” – вопрошает журналистка Маша Гессен в The Vanity Fair.
Непонятно, что должно случиться, чтобы Россия перешла из своего нынешнего состояния к “чему-то получше”, считает автор статьи. “Даже если такое превращение возможно, остается лишь гадать, сколько времени оно займет и у кого хватит терпения на этот труд, который, вероятно, потребует десятилетий и сможет начаться лишь спустя годы”, – пишет она.
“Самый влиятельный россиянин, который задает эти вопросы (и дает ответы – неважно, насколько правдоподобные), – сегодня изгнанник, живущий за пределами родины. Это Михаил Ходорковский”, – пишет автор. Гессен сообщает: “За последние два года я разговаривала с ним несколько раз, в Нью-Йорке, Цюрихе и Лондоне”.
Спустя 9 месяцев после освобождения из российской тюрьмы Ходорковский заново основал фонд “Открытая Россия”, который учредил в 2001 году. “В то время мировоззрение Ходорковского было оптимистичным на грани утопического”, – говорится в статье. По словам автора, у Ходорковского была идея превратить свои компании в транспарентные, заботящиеся об интересах общества, а Россию – в страну, которая черпает богатство из интеллекта и инноваций, а не из нефти и полезных ископаемых.
Новая “Открытая Россия” – “попытка сформировать для российского общества совершенно новое руководство, которое существовало бы и функционировало параллельно с нынешним, пока действующее руководство не потерпит крах, а плод усилий Ходорковского, заранее созданное российское руководство, не займет его место. Как теневой кабинет оттачивает свои умения в период, пока не находится у власти, точно так же, согласно концепции Ходорковского, теневые лидеры, теневые чиновники, теневые журналисты, теневые организаторы и другие теневые граждане должны практиковать свое ремесло, хотя (или потому что) путинский режим узурпировал все институции и деятельность, из которых обычно складывается правильно работающее общество”, пишет Гессен.
“Ходорковский собирает нечто вроде колоссального каталога российских талантов – людей, которые могут перезнакомиться между собой, публиковаться, преподавать и выступать на публике, налаживать связи с единомышленниками, которые все еще находятся в России. Каталог растет”, – говорится в статье.
“Вскоре после освобождения из тюрьмы Ходорковский пришел к выводу, что Россия не созрела для революции с применением оружия, да и в любом случае насильственная революция принесет гораздо больше страданий, чем теоретически умерит их. Когда в ноябре 2014 года Ходорковский изложил мне этот вывод, я почувствовала легкие признаки разочарования. Он и впрямь уверен, что вооруженная борьба – единственная угроза, которая в данный момент могла бы по-настоящему повлиять на режим”, – говорится в статье. Но большинство россиян, настроенных против Путина, не готово идти на такие жертвы. “А я думаю, что люди в нашей стране имеют право на тихую жизнь”, – признал Ходорковский.
Если потенциала для немедленной вооруженной борьбы нет, по его словам, “режим невозможно свергнуть. Он продолжит движение по своей траектории”. Но эта траектория не может быть неопределенно длинной. Как и все закрытые системы, этот режим рано или поздно закончится – хотя бы потому, что Путин когда-нибудь умрет. Вопрос в том, что тогда случится, говорится в статье.
Ходорковский намерен посвятить следующие 10 лет подготовке России к следующему этапу ее истории. “Мы бежим марафон, который в любой момент может превратиться в спринт”, – сказал Ходорковский, цитируя слова Гарри Каспарова. “А когда судья даст сигнал к началу забега (это может случиться в любой момент), общество должно узнать, что существует команда, способная взять на себя роль правительства. Если мы не будем такой командой, то к власти придет другая команда. А если другой команды не существует, мы сползем в кризис госуправления”, – добавил он.
По подсчетам Ходорковского, понадобится “несколько тысяч человек, если не десятки тысяч, способных играть политическую роль, которая не сводится к технической компетентности”. “Нам нужны люди, которые окажутся способны направлять процесс перехода к новому направлению”, – сказал он.
Гессен пишет: “Цель двуединая: во-первых, собрать армию гражданских лиц, способных выполнять все обязанности, которые нужно выполнять в стране; во-вторых, в стране, где публичная сфера практически уничтожена, а коммуникации сильно ограничены, изыскать способы информирования о том, что такие люди существуют, и создания вокруг них атмосферы доверия и благожелательности, хотя тех из них, которые физически находятся в России, сейчас заставляют замолчать, оттесняют на обочину, дискредитируют и убивают”.
Журналистка спросила у Ходорковского, кто из российских политических активистов кажется ему самым перспективным. Ходорковский ответил: “Прежде чем я скажу о ком-то что-то хорошее, мне вообще-то следует спросить этого человека, хочет ли он предавать огласке тот факт, что я сказал о нем что-то хорошее”. Ходорковский сказал лишь: “Если вы имеете в виду людей, с которыми я сотрудничаю, то 160-страничной тетради не хватит”. “В конце концов он назвал, неофициально, несколько человек, которые могут быть потенциальными ключевыми игроками, а официально – одного: Бориса Немцова, бывшего члена ельцинского правительства, который сделался организатором оппозиции. Спустя три месяца Немцов был расстрелян у стен Кремля накануне организованного им марша протеста. Его убийство никак не было связано с моим разговором с Ходорковским и всецело было связано с состоянием политической жизни в России. Путин объявил сезон охоты на тех, кого называет “пятой колонной”. На всех видных антипутинских активистов и журналистов обрушивается непрерывный град угроз”, – говорится в статье.
В марте несколько сот политэмигрантов собрались в Вильнюсе, чтобы обсудить, что будет после Путина. “Несколько людей Ходорковского находились там, но он сам не играл ведущей роли. Вот одна из причин: в отличие от всех других докладчиков на конференции (в их числе была я), Ходорковский не заявлял недвусмысленно, что в постпутинском будущем Россия должна лишиться Крыма. Его аргумент был такой: какой бы неправильной ни была аннексия, она уже состоялась, и, когда закончится путинская эра, вопрос об отказе от этого региона придется решать демократически избранному правительству, решение которого он предсказать не может. Его оппоненты утверждают, что вопрос о незаконной аннексии земель другой страны не терпит уклончивых заявлений”, – говорится в статье. Спустя несколько неделю Ходорковский принял в свою организацию Евгения Чичваркина, который говорит о Крыме так: “Когда что-то принадлежит кому-то другому, места для дискуссий нет”. Гессен комментирует: “Ходорковский демонстрировал готовность привлекать как можно более широкий спектр людей”.
Возможно, самой острой на конференции политэмигрантов была тема парламентских выборов в России. Одни считают, что участие оппозиции в выборах лишь узаконивает ложь режима. “Другие возражают: все, что мы можем накачать в общественный вакуум, способствует дестабилизации режима. Ходорковский идет третьим путем: выдвигает список из 19 кандидатов, так как его теневое общество должно попробовать себя на выборах. Это испытательный пробег. Но это также рискованная затея по причинам, никак не связанным с фальсифицированным характером самих выборов: многие, пожалуй, считают, что станет видно, насколько ограничены людские ресурсы Ходорковского даже после нескольких лет формирования каталога”, – говорится в статье.
Гессен также пишет: “Когда мы разговаривали, я осознала, что он, возможно, не учитывает произошедшей в России перемены”. По мнению журналистки, за минувшие четыре года Россия превратилась из “пост-идеологического общества” в общество, охваченное новой идеологией “цивилизации традиционных ценностей”, как назвал ее Кремль. Со своей стороны, Ходорковский заявил: “У России все равно нет альтернативы. Мы часть европейской, а точнее, североатлантической цивилизации. Мы можем пытаться пыжиться, сколько захотим, толкуя о нашем отдельном мире. Но факт тот, что нас, россиян, слишком мало для образования отдельного мира”.
“Возможно, он прав, – пишет Гессен: – когда путинский режим исчезнет, а он неизбежно исчезнет, его идеология, возможно, просто рухнет, создав шанс для прагматичной политики Ходорковского – установки на хороших людей и должное госуправление. Но, возможно, Ходорковский кругом ошибается. Если так, то все, чего он достигнет за следующие 10 лет, – или за все те годы, которые продержится путинский режим, – это обеспечит осмысленной платной работой несколько десятков россиян и даст возможность для общественного взаимодействия еще тысячам. Это самая крупная инвестиция, которую сегодня кто-либо делает в будущее России”.