Матери осужденных по делу «Сети» объединились, чтобы противостоять государству.
10 февраля в Пензе (РФ) вынесли приговоры семи фигурантам дела «Сети». Ребят, которые занимались страйкболом, признали виновными в создании террористической организации, попытке сорвать выборы Путина-2018 вместе с ЧМ по футболу и приговорили к срокам от шести до 18 лет. Большинство подсудимых по делу говорили, что оно строится на показаниях, полученных сотрудниками ФСБ под жестокими пытками.
Рассказ матерей ребят, осужденных по делу “Сети” приводит издание “Медуза”.
Матери молодых людей, попавших под каток репрессивной системы российского государства, решили не сдаваться, бороться за справедливость и спасти своих детей. Они объединились в общественную организацию “Матери против политических репрессий”.
“Я не могла подумать даже, что его пытали током. Я думала, его избивают там. Про ток я даже представить не могла, но эта боль стояла у него в глазах. После объявления приговора я вытерла слезы, подняла голову, посмотрела в глаза судьям, которые не поднимали своих глаз, сцепила кулаки и поняла, что я сильная и мы обязаны их победить, потому что там наши дети”, – говорит Елена Богатова, мать 23-летнего Ильи Шакурского, приговоренного к 16 годам колонии строгого режима.
“Сейчас нужна максимальная огласка. Я прекрасно понимаю, что пока это не коснется кого-то лично, он не шелохнется. У нас настолько народ запуган, настолько боится лишний шаг сделать. Все сидят и трясутся: «Лишь бы меня не коснулось, лишь бы меня не тронули», — власти добились своего!
Взять нашу Пензу, тут никто и не знает даже об этом деле. За границей больше знают о деле «Сети», чем Пенза. Даже в пикетах мы стояли сколько — люди проходят и в основной массе так зыркнут глазами, и скорее взгляд отводят: «Я ничего не вижу, я ничего не слышу», – говорит Елена Самонина, мать 25-летнего Михаила Кулькова, приговоренного к 10 годам колонии строгого режима.
Рассказывает Светлана Пчелинцева, мать 27-летнего Дмитрия Пчелинцева, приговоренного к 18 годам колонии строгого режима:
Что я почувствовала, когда услышала приговор? Пустота. Это мгновение, когда жизнь останавливается. Остановилась жизнь, и пустота, все, пропасть. Это первоначальное было впечатление, потом я понимаю, что я не одна. У меня есть Дима, которому я должна помогать. Мы все понимаем, что это работа наших властей, что все сфабриковано, все надумано, и сроки эти уже спланированы, просто чтобы жестоко наказать людей. Поэтому реакция у нас должна быть адекватной. Берешь себя в руки, смотришь на светлые разумные глаза своего сына и других ребят, приходишь в себя и не позволяешь себе раскисать. Говоришь себе, что ты обязана жить вопреки всему, бороться, искать силы и помогать своему сыну.
Когда Диму задержали, я думала, это что-то нелепое, разберутся. Это нереальные же вещи: где мой сын, а где терроризм? Это не укладывалось в голове, но видите, оказывается, все можно. Осознание [что никто ни в чем разбираться не будет] пришло в течение месяца-двух. У нас был адвокат, которому сотрудники ФСБ не давали встречаться с Димой наедине. Дима не мог делиться с ним никакой информацией. Адвокат присылал листы допросов, где Дима давал признательные показания. Они противоречили здравому смыслу. У меня шок, я читаю, реву, в голове все это не укладывается, а он каждый день новые пишет, дописывает. Адвокат нам говорит: «У вас такой сын интересный. Я ему говорю, не надо лишнее говорить, а он как из пулемета строчит, все выдает. Я его под столом толкаю, чтобы он себя не оговаривал, а он это делает». Мы раз прочитали это, два, я мужу говорю, что так не бывает. Даже если человек в чем-то виновен, он не будет каждый день это расписывать, будет стараться что-то скрыть. Когда Дима адвокату сказал: «Знаете, вы уходите, а ко мне приходят, выводят меня из камеры», — адвокат не понял, что происходит, и спросил, не склонен ли наш сын к фантазиям.
Все это время мы не получали информацию от сына: нам не приходили его письма, а ему — наши. Только один раз муж его увидел через забор у здания ФСБ, когда его привезли на допрос. Дима был в сопровождении сотрудников ФСБ, он крикнул: «Папа, ты не переживай. У меня все хорошо. Мы обо всем договорились, адвокат мне не нужен». Папа наш пришел домой и говорит, что не понимает: ладно, договорился с кем-то, но что значит не нужен адвокат? Все это сложилось, и мы решили поменять адвоката. Так мы узнали совершенно ужасные вещи.
Новый адвокат рассказал, что Диму пытали. Сказал, что это чудовищно, что он такого не встречал, но деваться нам некуда — мы должны это озвучивать. Он составил адвокатский опрос и нам в том числе передал. Я его не читала очень долго. Я начинала и не могла дочитать, начинала и не могла. Это не просто ужасно. Это уничтожает, обессиливает и обезглавливает. Состояние, когда ты как мать ничего не можешь сделать для своего ребенка и осознаешь эту свою слабость, — это самое ужасное.
Все изменилось с задержанием Димы. Мы стали жить совершенно по-другому. Мы научились жить с этим, потому что нужно бороться, нужно быть здоровыми, иметь силы, улыбаться своему сыну и его поддерживать. У нас еще маленький ребенок — мы должны ее растить и воспитывать. Борьба — это, кстати, тоже занятие, которое помогает жить, честно говоря. Эта жизнь такая серая, несколько депрессивная, что ли. Без улыбок. Совершенно другая, но тоже жизнь. Это жизнь-борьба: ты борешься, упираешься в стены, нереальные отказы, видишь все необъективные вещи, убиваешься, встаешь и идешь дальше.
Увидеть сына в «аквариуме» — это ужасно. Ты понимаешь, что человек жив, но переживания такие, как будто его больше нет. Когда твой ребенок сидит и смотрит на тебя из этого «аквариума», иногда дышать не хочется. Хочется, чтобы все прекратилось. Но, к сожалению, эти желания не решают вопроса. Дышишь и живешь.
Когда мы объединились в родительскую «сеть», наши силы стали расти. Нам стало гораздо легче морально. Проблема-то одна у всех. Кто тебе еще может помочь и посочувствовать, кроме человека, который сам это испытывает? Мы общаемся с родителями большого количества политзаключенных. Мы создали объединение «Матери против политических репрессий» — это условное название, там большое количество мам и жен, у кого мужей или детей преследуют по политически мотивированным делам. Это та сила, которая позволяет нам говорить о делах громче и дает нам больше шансов быть услышанными. Важно и то, что рядом люди, которые помогают нам: журналисты, правозащитники. Мы ощущаем реальную поддержку.
Самый главный мой мотиватор — мой сын. Кроме того, что он сам борец по натуре, он и нас заражает тем же самым, еще дарит тепло и надежду, улыбается, подсказывает, что нужно делать. Я не имею права отчаиваться, у меня не возникает мысли, что я больше не смогу. Устаю, но у меня нет мыслей, что я не могу. Когда ты знаешь, что твой сын не виновен, это только мотивирует. Это огромная движущая сила, когда ты хочешь доказать, разобраться. Когда есть о чем говорить и есть за что бороться.
Нам нужна максимальная огласка. Хорошо, если это будет зарубежная пресса. Правильно, чтобы наши партнеры по внешней политике об этом знали. Чтобы они при встречах задавали вопросы о том, что происходит в России, почему такое количество политических дел и почему Россия пытает людей. Это дело практически первое, где весь суд ребята говорят о пытках. Я думаю, ни у кого уже нет сомнений, что это правда.
Главное — не молчать.