Известный музыкант, актер и основатель бит-квартета «Секрет» Максим Леонидов рассказал «i», почему у его персонажа в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой» фамилия Леонидов, из-за чего он вернулся из Израиля в Россию и чем он отличается от Джона Леннона
Вопрос: Имя актера, который сыграл Владимира Высоцкого, держится в секрете, а Ургант даже сказал, что у него в контракте есть пункт, в котором говорится о том, что ему запрещено открывать эту тайну. Вы давали какую-то подписку о неразглашении?
Ответ: Никакой подписки я не давал, но меня просили не болтать на каждом шагу по поводу Высоцкого: как сделан этот образ, насколько он компьютеризирован, кто его играет и так далее.
В: У вашего персонажа фамилия Леонидов. Это совпадение или так было задумано?
О: После того как меня попросили не говорить о том, кто сыграл Высоцкого, я подумал, что и мое имя исключат из титров, и народ так и не узнает, кто исполнил роль директора Владимира Семеновича. Поэтому я настоял на том, чтобы у моего героя была моя фамилия. Шучу, конечно.
В: Вы играете продюсера Высоцкого, хотя в те времена в СССР такого термина не было. А у вас есть продюсер?
О: Мой персонаж — директор, а не продюсер, а это разные вещи. Продюсера у меня нет и никогда не было. Я всегда был сам себе продюсер.
В: Однажды вы признались, что музыканту более-менее глубокому сейчас крайне сложно попасть на телевидение. Как думаете, почему так происходит? Кстати, «Секрета» в свое время в эфире было немало…
О: Мы тоже пели неглубокие песни. Они были очень радостными и светлыми, но в них не было никакого двойного дна или социальной направленности. Конечно, мы были частью массового искусства. Просто очень хорошим образцом, на мой взгляд. Поэтому нас часто показывали по ТВ. Так происходит всегда и происходит сейчас, потому что ТВ всегда было ориентировано на массового зрителя.
В: Как в таком случае вы, занятые массовым искусством, прижились в ленинградском рок-клубе?
О: А мы, собственно, там и не приживались. Да, один раз мы были лауреатами фестиваля ленинградского рок-клуба. Но на этом наши отношения с рок-клубом закончились, потому что мы ушли в профессионалы. А что касается нашего успеха в рок-клубе, то рок-н-ролл — это прежде всего энергия. Откуда она берется и какая она сама по себе, уже дело двадцать пятое. От «Секрета» энергетика просто перла. А против такого лома, как вы понимаете, нет приема.
В: Вернемся к теме ТВ. В свое время вы сами вели несколько телепрограмм. Не собираетесь к этому возвращаться?
О: Все хорошо в свое время. Тогда мне это доставляло удовольствие, было для меня чем-то новым. Сейчас я вообще утратил к этому интерес. Время от времени предложения, правда, поступают, но я сейчас очень переборчив. Вести какую-то телеигру или быть просто говорящей головой мне не хочется. В этом для меня нет ни творческих, ни экономических плюсов.
В: «Секрет» стал популярной группой еще в советские времена. Сейчас рецепт успеха кардинально изменился? Если да, то насколько?
О: Мне кажется, что теперь рецепт совершенно иной — сейчас гораздо сложнее. Если раньше имели значение связи, то сегодня просто связей мало, нужны еще и немалые деньги. Но и с одними деньгами ты ничего не сделаешь. В этом и заключается основная сложность — достать необходимую сумму. Деньги же являются и причиной того, что сейчас появляется масса чепухи. Люди вкладывают деньги в то, что в результате просто замусоривает радио- и телеэфир. Со временем все это, как пена, оседает, и ничего от него не остается. Но эта жвачка, которая постоянно мелькает, очень удручает.
В: Были ли связи, которые помогли «Секрету» пробиться в советские времена?
О: У нас их не было, если не считать дружбы с «Машиной времени», которая в чем-то нам помогла. Например, они взяли нас на разогрев в большой тур. Благодаря этому у нас появилась какая-то работа, а у зрителей — возможность увидеть нас живьем. Правда, были еще какие-то связи у нашего директора.
В: В среде фанов «Секрета» считалось, что вы в группе — это то же, что и Леннон в Beatles. Не было желания, как и он, заняться социальным и политическим протестом?
О: Я думаю, что меня с большой натяжкой можно было сравнивать с Ленноном. Разве что только из-за того, что я тоже играл на гитаре. На самом деле у нас очень мало общего. Если уж проводить какие-то параллели, то я скорее ближе к роли Маккартни. Меня всегда интересовала музыка в чистом виде: гармония, красивая мелодика и т.д. Но мало волновала борьба, баррикады или беганье с флагами. Это совсем не мое.
В: У вас есть какая-нибудь реликвия, связанная с битлами?
О: Когда я впервые побывал в Ливерпуле, то, конечно же, привез кучу всего из многих лавок. Раритетами это не назовешь, все-таки это не лоты с аукциона «Сотбис», это обычные пластики от барабана, сувениры, диски с факсимильными автографами битлов. Я, что называется, отвел душу и давно уже на этот счет успокоился.
В: Пожив какое-то время в Израиле, вы вернулись в Россию. Оглядываясь назад, как вы оцениваете свой шаг?
О: Абсолютно правильный шаг. Несмотря на все мое нежное отношение к государству Израиль, где я бываю каждый год и где осталось много друзей, все-таки место, где я могу быть творчески и социально активным,— здесь.
В: Вы признавались, что прижились бы и в Нью-Йорке. Для вас возможна своя персональная вторая волна эмиграции?
О: Мне кажется, что сейчас само слово «эмиграция» носит совсем другой смысл, чем тогда, когда я уезжал в первый раз. Тогда уезжали навсегда, а сегодня можно уехать, потом вернуться. Все зависит от твоей коммуникабельности и экономической независимости. Поэтому, если мне по каким-то причинам нужно будет пожить в Нью-Йорке, то я не вижу никаких видимых причин, по которым я бы не смог этого сделать.
В: Почему не удалось прижиться в Израиле? Ведь многие из живущих там знали вас по «Секрету».
О: Да, в принципе, это как еще одна русскоязычная страна. Конечно, можно быть и там востребованным, но все же не так, как в России. Во-первых, Россия во много раз больше, и, соответственно, количество концертов во много раз увеличивается. Во-вторых, я вырос все-таки здесь. Здесь я свой. А там я был вроде ставшего своим чужого. Надо побывать в эмиграции, чтобы понять эту разницу.
В: В Израиле вы пытались заниматься бизнесом. Почему не сложилось?
О: Потому что я занимался не своим делом и не получал от этого удовольствия. А раз я не получаю от этого удовольствия, то и работаю плохо. Мы с товарищем создали фирму, которая занималась ремонтом зданий. Я решил попробовать, потому что мне показалось, что на этом можно неплохо заработать. Для того чтобы фирма нормально функционировала, нужно хорошо разбираться в стройматериалах, следить за новинками в этом направлении, искать заказчиков, контактировать с рабочими и т.д. Наверное, к этому нужно было отнестись серьезнее. Тогда можно было бы заработать.
В: Когда вы с первой женой уезжали в Израиль, вы были звездой, она — малоизвестной актрисой. Эмигрировали — и все изменилось. Она стала примой еврейского театра, а вы как певец — маловостребованным. Может, вы еще и поэтому вернулись?
О: В определенной мере да, но я бы Ирину к этому делу не приписывал. Можно считать, что мой отъезд из Израиля был связан с тем, что мне особенно негде себя показывать, но успехи моей бывшей жены здесь ни при чем. У нас были чудесные отношения, в том числе глубоко товарищеские. Я клянусь вам, что никакой зависти не было. Это чувство мне вообще не свойственно. Не припомню такого случая, чтобы я кому-нибудь завидовал и в связи с этим совершал какие-то поступки.
В: Почему не попробовали себя там в качестве актера?
О: Мне не хотелось растворяться в театре, потому что и в России я не мог работать в труппе.
В: Когда сейчас работаете в театре, зрители не требуют от вас исполнения любимых песен, как это было в свое время с Боярским?
О: Когда я еще совмещал работу в театре и «Секрет», режиссер говорил мне: «Мне не нужен второй Боярский!» Видимо, ему запомнилось, как Мишу часто просили петь на спектаклях «Пора-пора-порадуемся». Безусловно, если люди привыкли видеть артиста в одном амплуа, то поначалу они идут на спектакль как на эстрадное представление, ожидая, что Леонидов и Кортнев будут петь «Девочка-видение» или «Овощное танго». Но постепенно, благодаря вашему брату журналисту, мы объясняем людям, что это такое, и они понемногу привыкают.
В: Ваши коллеги очень редко появляются на людях, вы же ходите даже в «Макдоналдс»…
О: В места общепита я хожу запросто. За многие годы я настолько привык к публичности, что перестал на это обращать внимание. Я же не Робби Уильямс. На меня никто не кидается и рубашку мне не рвет. При виде меня могут пошептаться, взять автограф, что-то спросить — иногда приятное, иногда глупость, но я привык. И в «Макдоналдсе» я тоже бываю, хотя и крайне редко. Просто я боюсь располнеть. По этой же причине я пива почти не пью.
____________________________
Максим Леонидов родился 13 февраля 1962 г. в Санкт-Петербурге (тогда Ленинград). В 1979 г. закончил Хоровое училище имени М.И. Глинки при Ленинградской государственной академической капелле. В 1979 г. поступил в Театральный институт на курс Аркадия Кацмана и Льва Додина, окончил его в 1984 г., потом недолго поработал в БДТ имени Товстоногова и ушел в армию. В 1983 г. образовалась группа «Секрет». В 1991 г. эмигрировал в Израиль. В 1997 г. перебирается в Ленинград и выпускает альбом «Проплывая над городом». В 2003 г. организует группу Hippoband и выпускает альбом «Hippopotazm».
Первая жена — Ирина Селезнёва (род. 8 сентября 1961 г.). В сентябре 1999 г. женился на актрисе Анне Банщиковой (род. 24 января 1975 г.), с которой разошелся в 2003 г. Женат третьим браком на актрисе Театра Ленсовета Александре Андреевне Камчатовой (род. 6 декабря 1979 г.); дети — дочь Маша (2004) и сын Лёня (2008).