Известный популяризатор джаза рассказал «i», чем отечественные джазмены уступают западным, а также с какими стереотипами борется его фестиваль Jazz in Kiev
Вопрос: 11 лет назад вы говорили, что джазу в Украине плохо по двум причинам: во-первых, потому что украинские джазмены предпочитают перемывать друг другу кости вместо того, чтобы заниматься музыкой. И во-вторых, вкусы украинцев достаточно консервативны. Что-то изменилось с тех пор?
Ответ: Сразу хочу подчеркнуть, что это субъективная точка зрения, но я не отказываюсь от своих слов.
По первому пункту: играть и сочинять стали значительно интереснее, с мытьем же костей — все по-старому. Что касается второго, то все-таки изменилось. В Украине очень разная и хорошая публика, и если уже идти по-горячему, то фестиваль Jazz in Kiev это показал. Кстати говоря, я невольно несколько раз обижал наших гостей, которые говорили: «У вас просто фантастическая публика!». Я же сомневался и думал, что такие же комплименты они говорят на всех своих концертах. Но музыканты на это искренне обижались, потому что и вправду публика у нас — просто отличная.
В: До сих пор существует миф, что если на Западе джаз — музыка для богатых, то у нас — для бедных интеллектуалов.
О: Понимаете, бывает разная музыка. И в Америке тоже. Бывает очень демократичный джаз, и бывает дорогой джаз. Вряд ли можно сейчас представить себе Уинтона Марсалиса, играющего в маленьком клубе, даже если он играет квартетом, а не биг-бендом. Вряд ли можно увидеть в крошечном зале Дайяну Кролл. Так что однозначно ответить нельзя: с одной стороны, это так, а с другой — нет.
Что касается Украины, то самый большой миф, который я пытался развенчать: что джаз — музыка элиты. Я так абсолютно не считаю. Джаз — это музыка меньшинства. Извините за такое сравнение, но в чем-то джаз похож на представителей панк-культуры. Джаз — это такой же протест, просто он во сто крат интеллигентнее. Джаз — музыка определенной социальной прослойки. А то, что сейчас к джазу тянутся молодые (кстати, этому очень удивляются американские джазмены, когда видят, кто приходит в Киеве на их мастер-классы), наверное, хорошо.
В: По вашим наблюдениям, за последние пять лет появилось ли что-то в украинском музыкальном мире, что действительно можно было бы выделить как явление?
О: Когда-то Аркадий Шилклопер отметил, что в Киеве — универсальная публика, а вот универсальных музыкантов еще нет. Имеется в виду, что украинская музыка находится преимущественно где-то в мейнстриме. Вот умер Саша Нестеров, и проблема украинского музыкального авангарда до сих пор остается открытой. Оказывается, что свято место пусто бывает. Никто пока еще, к сожалению, не приблизился даже на пару шагов к тому, что делал Нестеров.
Однако мы поднялись еще на пару ступенек, чтобы приблизиться к европейским, американским образцам и лучшим представителям этой музыки. Но самое главное, произошедшее за это время,— то, что из 10 последних альбомов, выпущенных в Украине, 90% — авторская музыка. Это не может не радовать. Когда-то лет восемь назад я был в Чикаго на лекции Брэнфорда Марсалиса. И на вопрос, почему он так редко играет джазовые стандарты, он очень здорово ответил: «Их уже 1000 раз играли, это хорошая школа, ее никто не отменял, но, наверное, можно уже сейчас пытаться сочинить музыку, которая в XXI веке станет джазовым стандартом». Поэтому мне приятно, что я как человек, работающий на радио, могу сказать, что есть пьесы Наташи Лебедевой, Игоря Закуса, Валерия Волкова, Сережи Овсяникова, Родиона Иванова, Юры Шепеты, Макса Гладецкого, которые можно считать уже украинскими джазовыми стандартами. Знаете, как приятно, когда мои коллеги из других стран включают в свои трек-листы пьесы украинских джазменов. Когда я узнаю, что пьеса Сережи Овсяникова «Синее платье» попала в десятку лучших баллад на бельгийском радио, вот это, наверное, и есть чувство национальной гордости.
Кроме того, за пять лет в Украину стало ездить больше музыкантов. Мы сломали очень большой стереотип, и обещаю, что в будущем Jazz in Kiev будет продолжать взятую на себя миссию непримиримой борьбы с посещением концертов на шару. Уже первый год борьбы дал реальные плоды: на этом фестивале у нас были полные залы.
В: Как вы относитесь к коммерциализации джаза? Скажем, когда музыканты, чтобы привлечь более широкую аудиторию, двигаются в более доступном и понятном для нее стилистическом направлении?
О: Начнем с того, что я никогда в жизни не скажу слово «попса». Популярная музыка должна существовать, тем более, если уж быть совсем честным, она очень хорошо и сытно кормит джазовых музыкантов. Если посмотреть на музыкантов, играющих с отечественными или зарубежными поп-звездами (это касается в первую очередь «живых» выступлений), кого вы там увидите? Там очень много наших, из джаза, поверьте…
К конъюнктурному джазу я отношусь абсолютно нормально, главное, чтобы этому музыканту в одно прекрасное утро, посмотревшись в зеркало, не захотелось плюнуть в это лицо. На самом деле проблемы здесь нет. Когда человек создает, по его мнению, новую музыку и считает себя непонятым гением, а его диск, в который он вложил деньги, не продается, возникает банальная человеческая зависть: «Почему у того продается, а у меня нет? Я же — лучше». Это абсолютно ущербная точка зрения. Если человек говорит, что ему наплевать, слушают его в зале или нет,— это огромная ошибка.
Когда мы были в Штатах в офисе компании Universal music, Глория Эмбуш сказала, что весь Universal и все молодые музыканты существуют за счет продажи трех исполнителей: Кенни Джи, Дайяны Кролл и переизданий Джона Колтрейна. Многие музыканты с поджатыми губками говорят о Кенни Джи или той же Дайяне Кролл, но они не понимают, что деньги на их собственные диски, которые Universal пытается продвинуть, появляются исключительно благодаря тем исполнителям, которых реально покупают. Для чего издается CD? Чтобы подарить поклоннице? Я так не думаю. Для того, чтобы он продавался. Так что коммерческий успех в джазе — это безумно здорово.
Нас сейчас многие обвиняют в коммерциализации второго дня фестиваля. Ну, и на здоровье! Да, я знал, что будет полный зал, и мне было все равно, будут ли там почитательницы Славы Вакарчука или же солидные любители джаза. Мы не предлагали кота в мешке, тем более что фестиваль — демократичное мероприятие, не нравится — можно уйти, или вообще не покупать билет. А может, кто-то из поклонников «ОЭ» услышал что-то новое для себя и захотел послушать больше? Или же впечатленная красивыми чертами Дениса Дудко девушка вышла из зала и купила диск с его проектом?
В: Посещая разные джазовые концерты, можно заметить колоссальную разницу в том, как смотрятся на сцене западные музыканты и наши. В то время как западные коллеги органично взаимодействуют между собой и с публикой, большинство украинских джазменов выглядят так, будто сдают сложный экзамен. Почему так происходит?
О: Хорошее наблюдение, я бы сказал, что у них на лице — печать большого труда. Я не знаю, с чем это связано. Возможно, с 70 годами тоталитарного режима, а может — с неуверенностью и отсутствием опыта. Я никогда не забуду, когда в Киев приехал Эрни Уоттс. Он за час до концерта закрывался в гримерке и играл гаммы. А многие наши музыканты относятся к выступлению на серьезных джазовых форумах как к халтуре в крошечном клубе. Это настораживает и пугает. Один американский джазмен после общения с киевскими музыкантами из консерватории сказал мне: «Алекс, не обижайся, я видел, как ваши студенты в последнюю ночь готовятся к экзамену. Так вот: у нас так учатся каждый день». Вот отсюда и вытекает все остальное: человек, который больше знает, лучше и увереннее выглядит на сцене. И если он отдает в зал все, что может, то вправе рассчитывать на такую же реакцию оттуда.
Когда я слушаю концерты, для меня важно, и как звучит интро, и как звучит кода, присутствует ли главный музыкальный принцип «тихо-громко». Если это есть — значит все отрепетировано. Если же музыканты ловят друг друга глазами, не знают, кто где заканчивает, становится сразу все очевидно. Я могу с раздражением сказать известному музыканту: «Вот стоит квинтет на сцене, вы же артисты — давайте, переодевайтесь!». А они одинаково лупят в каждой пьесе соло по очереди. Я же часто советую: придумывайте, сыграйте одну вещь дуэтом или останьтесь в трио, оставьте одного саксофониста, фантазируйте!
В: Чем, помимо организации концертов и фестиваля, занимается ваш продюсерский центр Jazz in Kiev? Продюсируете ли вы украинских джазовых музыкантов?
О: Мы пытаемся это делать, но пока желаемых результатов нет. К сожалению, не по нашей вине. У нас есть задача-максимум: свой продакшн, студия, радиостанция и джазовый клуб. Сейчас мы ждем окончания выборов. Те, кто проиграет, будут продавать СМИ. И есть люди, которые готовы нам помочь, чтобы в Киеве было джазовое радио, без политики, без новостей. Посмотрим, как все будет развиваться дальше.
А вообще одна из наших главных задач — сделать существование украинских джазовых музыкантов более достойным: продавать хороших музыкантов за границу, чтобы они получали там хорошие деньги, а мы на общих основаниях, как все агентства, получали бы свои проценты. Это мировая практика. Сейчас у нас уже есть некий перечень музыкантов, с которыми мы работаем. Мы представляем за границей интересы двух белорусских коллективов — «Камераты» и Apple Tea. Они прекрасные музыканты, ими многие интересуются.
В: Почему — в таком случае — вы не работаете с нашими музыкантами?
О: Почему же? Работаем. Но многие на меня обижаются. Некоторые молодые музыканты приносят мне на радио свои болванки, но при этом не считают нужным на них указать, кто играет, кто автор композиций, как называются пьесы, и т. п. Почему я должен тратить свое время на звонки и выяснения таких вещей? Или же назначают встречу и начинают рассказывать, что хотят записать такой-то проект. Я говорю: «Вот когда запишете, тогда и поговорим».
Или хотя бы взять ситуацию с саундчеками: почему некоторые наши музыканты позволяют себе опоздать на него на 15 мин., в то время как, например, такой музыкант, как Эл Джерро, появляется за кулисами на 10 мин. раньше назначенного времени?
В: Вы лично знакомы с нашими джазовыми музыкантами, один из первых слышите их новые работы. Насколько психологически сложно высказывать свое мнение, особенно если вам что-то не нравится в их работе?
О: Если вы обратили внимание, я уже давно не принимаю никакого участия в жюри каких-либо конкурсов. Это моя позиция. Когда-то я был в жюри детского джазового фестиваля, и получилось так, что ребенок, который играл лучше всех, не получил первое место. Когда я увидел плачущих детей, понял, как говорил Достоевский: ни одна революция не стоит единой слезы ребенка, так и ни один конкурс, ни один голос жюри не стоит расстроенного ребенка.
Иногда, когда я слушаю некоторые работы, мне хочется сказать: «Юноша, вам еще очень долго нужно играть на бас-гитаре, чтобы понять, что играть на бас-гитаре вам не нужно». Или как говорил Ференц Лист: «В ваших сочинениях много нового и хорошего. Жаль только, что хорошее — не новое, а новое — не хорошее». Бывает такое. Но в целом, когда люди, которые ближе мне, дают что-то послушать, а потом спрашивают: «Леха, ну как тебе?» — а мне не понравилось, я говорю: «А можно я не буду отвечать на этот вопрос?» Людям, которые ближе, могу прямо сказать: «Извините, в джазе есть моменты, которые я не понимаю; если я плохо разбираюсь в авангардном джазе, я не могу сказать, почему мне не понравилось». И, в конце концов, если мне что-то не понравилось, это еще не значит, что это плохо.
Бывает и так, что я иногда теряюсь, что сказать музыканту, который дает мне диск и говорит, что ему очень важно мое мнение. Тогда я спрашиваю: «А если я скажу, что это плохо, вы перестанете этим заниматься?» Если он отвечает: «Нет» — в таком случае, зачем ему вообще мое мнение, мнение ущербного человека, который слушает музыку 25 часов в сутки?
В: У вас огромный музыкальный архив, множество раритетных пластинок и дисков. Расскажите, какие наиболее вам дороги и какие истории с ними связаны?
О: И первый поцелуй, и первый танец с будущей женой, и первое разочарование, потеря близких людей, рождение сына и внучки — все неразрывно связано с музыкой. На многих дисках есть надписи, которые меня очень трогают. Например, такие как «Алексей, пригласи нас опять!» или «Спасибо за поддержку моей музыки на украинском радио, на таком далеком расстоянии от того места, где эта музыка родилась». Есть вещи, которые дорогого стоят. Так, Майк Стерн в этом году написал: «Ты мой чувак, чувак!» Это дорого. Как правило, привязки есть, музыка — ассоциативна. Но иногда бывает, смотришь на 18 тыс. дисков на полках и думаешь: «Твою дивизию, и послушать нечего».
_________________
Алексей Вадимович Коган родился в 1957 г.
Радиоведущий, музыкальный продюсер, журналист, джазовый популяризатор, один из организаторов продюсерского центра Jazz in Kiev. Обладатель польского правительственного ордена «За заслуги перед польской культурой» (Zasluzony dla Kultury Polskiej). Впервые на радио попал в 1988 г. В разные годы вел авторские программы на радио — «Промiнь», «Континент», «Ностальжи», «Супернова», «Мьюзик радио» и «Радио Эра FM». Родился в семье советских интеллигентов. Пришел к джазу благодаря брату матери, который фанатично переписывал с «Голоса Америки» передачи «Джазовый час» джазового журналиста Уиллиса Коновера, проработавшего на «Голосе» 47 лет. Закончил музыкальную школу по классу скрипки, позже увлекся игрой на бас-гитаре. Однако из-за несчастного случая, который произошел с Алексеем Коганом во время служения в армии в танковых войсках, от карьеры музыканта пришлось отказаться.