Олег Кильницкий, обозреватель отдела «Рынки»
Ничто лучше не помогает понять характер твоих современников, как обращение в тысячелетнюю глубину истории. Вот как описывает процессы противоборства в христианской церкви Византийской империи в I тысячелетии нашей эры греческий схимонах Паисий Святогорец: «Часто некоторые начинают с благоговения и до чего только не доходят потом! Как, например, иконобожники и иконоборцы. И одно — крайность, и другое — крайность. Одни дошли до того, что скребли икону Христа, и для того, чтобы «улучшить» божественное причащение, сыпали эту пыль в Святую чашу! Другие жгли иконы, топтали их… Поэтому церковь и была вынуждена поместить иконы высоко, а когда раздор утих, она опустила их вниз, чтобы мы поклонялись им и воздавали честь тем, кто на них изображен».
Как известно, идеология и устои Византии зиждились на христианстве, древнеримских традициях и восточной ментальности. С падением рухнувшей под нашествием турков-сельджуков империи византийское мессианское мировосприятие перенеслось в Русь в виде идеи Третьего Рима. А еще чуть позже русское стремление к Абсолюту завершилось созданием Советского Союза и построением коммунизма как некоего атеистического царства Божьего на Земле.
Отголоски тысячелетнего имперского прошлого сохраняются и в нашей сегодняшней Украине, интеллектуальная элита которой воспитана преимущественно на классовых и националистических идеологиях, зачастую несовместимых с западноевропейским гуманизмом, в основе которого стоит человек.
Точно так же, как иконобожники и иконоборцы или западники и славянофилы, нынешние украинские приверженцы европейского пути и их визави, выступающие за максимальную интеграцию с Россией, представляют собой крайние противоположные точки зрения. Одни устремлены в советское прошлое. Другие — в европейское будущее. В настоящем не живет никто. И те, и другие озабочены памятниками историческим деятелям прошлого или поиском «национальной идеи» будущего. Никто не думает о человеке, ныне живущем, без которого это будущее создать нельзя.
Как отмечал философ Николай Бердяев, русская интеллигенция была преимущественно идеологической, а не профессиональной, как интеллектуалы на Западе. Оказавшись оторванной от реального социального дела, интеллигенция приняла раскольническую позицию к действительности, что и породило впоследствии тип революционера.
«То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или истиной относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения. Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический критицизм западных людей… Русские вообще плохо понимают значение относительного… С этим связан русский максимализм»,— писал философ.
Иногда вспоминаю Бердяева, когда слышу по телевизору речи отечественных политиков без политики, моралистов без морали, писателей, которые ничего не пишут, экспертов, которые ничего не исследуют, а также правдоискателей, которые, кроме денег, ничего другого не ищут. Становится жаль, что все эти эрудированные и красноречивые люди не заняты полезным социальным делом.
